Писатель: Назад в СССР
Шрифт:
Глава 17
Родственница, конечно, на меня обиделась и, хлопнув дверью, ушла в ванную. А я, как ни в чем не бывало, уселся за стол. Надо было записать еще один рассказ из «Откровенных сказок». А вдруг Мизин уже прочел и предложил мои рассказы кому-нибудь из своих коллег, командующих молодежными журналами? Для «Грядущего века» мои опусы слишком уж легкомысленны, как тот, название которого, «КАК ПЕТР ПЕТРОВИЧ К ЧЕРТУ ХОДИЛ», я сейчас вывел на листке бумаги.
Обычный пенсионер ходит по кабинетам, пытаясь получить пустяковое разрешение на разведение цветов
Утром в четверг я отправился на работу. Первым делом подошел к Валентине Антоновне и попросил ее напечатать мой рассказец. Она строго посмотрела на меня поверх очков, однако кивнула, соглашаясь. Я так понял, что с меня, как минимум, шоколадка. Евлампий Мефодьевич спросил меня о том, как прошла встреча с драматургом Сивашовым. В том смысле, что просмотрел ли он корректуру. Я честно ответил, что нет, ибо пребывает в запое, но поручил это сделать мне.
— Ну что ж, вам, как начинающему литературу, это будет полезно, — пробормотал завотделом, — только будьте аккуратны с правками. Марк Эрастович-то, когда протрезвеет, поднимет крик, если обнаружит в тексте своей пьесы изменения, которые ему не понравятся. Это сейчас ему как будто бы всё равно.
— Лучше я ничего менять не буду, — улыбнулся я. — Только приму правки по орфографии.
Начальник кивнул, и я приступил к работе. Первым делом просмотрел пресловутую корректуру. Обычно корректоры правят только орфографию и синтаксис, а если замечают стилистические или смысловые ляпы, то просто подчеркивают их карандашиком, предоставляя разбираться с ними автору или — редактору. В данном случае этим выпало заниматься мне. В каком-то смысле это было повышение, ибо такими вещами должен заниматься ответственный редактор, а не литсотрудник.
Я просмотрел всю правку корректора, не вдаваясь в содержание пьесы. Тем более, что речь в ней шла о повышении то ли отёла, то ли — надоев с отдельно взятой коровы. В общем — это была драма о современной колхозной жизни. Передовая телятница Маруся борется с консервативной бригадиршей Фёклой, которая привыкла к устаревшим формам хозяйствования и тянет молочную ферму назад, ко временам хрущевского волюнтаризма. В общем — скука смертная. Кто это будет читать? А если поставят в театре — как такое смотреть?
Впрочем, не моя это забота. Я хорошо помнил, что процентов восемьдесят литературной продукции, производимой в СССР, было именно такого толка. «Толстые» литературные журналы старались, по возможности, публиковать в своих номерах что-нибудь по-настоящему интересное читателю, наряду с производственной или другой идеологически правильной лабудой, вроде пьесы Марка Сивашова «Марусины рассветы», с которой я сегодня возился. Я же поклялся себе, что не потрачу ни минуты на сочинение подобной ерунды. Пусть даже и неплохо оплачиваемой.
Нет. Мои книжки не будут лежать мертвым грузом на полках магазинов
Популярные произведения выпускались в Союзе невиданными тиражами: сто, двести, триста тысяч экземпляров первого издания, но это было каплей в море для советских читателей. Кратно увеличить тираж не позволяли типографские мощности, да и с бумагой в стране была напряженка, как сказано в одном популярном фильме, который сейчас еще не снят. Поэтому популярные книги буквально зачитывали до дыр, передавая из рук в руки.
Кстати, о фильме. Надо бы отпроситься у начальства сегодня. Ведь начало съемки в 15.00, а до киностудии нужно еще добраться. Я сунулся было с этим к Синельникову, но тот сказал, чтобы я обратился к главреду — но таким голосом, чтобы я, свежий молодняк, не ожидал там ничего хорошего. Впрочем, это меня как раз и не пугало.
Я бодренько зашагал в приемную товарища Мизина. Зиночка перехватила меня у двери в его кабинет. Приложила палец к губам и сделала страшные глаза, из чего я понял, что у Станислава Мелентьевича важный посетитель.
— У тебя срочный вопрос? — поинтересовалась она.
— Да вот отпроситься хочу, — пробурчал я. — У меня съемки в пятнадцать часов…
— Съемки? — оживилась секретарша. — Правда?! Где?
— На Центральной киностудии, — ответил я. — В картине у Мякина.
— Здорово! — восхитилась Зиночка. — Я попрошу Гошу, нашего водителя, он тебя подбросит.
— Ух ты! — обрадовался я. — Правда? Не знаю, как тебя и благодарить…
Но насчёт этого идея у Зиночки уже была.
— Пригласишь на премьеру.
— Всенепременно, — легко пообещал я.
Она кивнула и взяла трубку телефона.
— Гараж?.. Позовите Георгиева… Гоша, привет, это Зина… Отвезешь нашего сотрудника на Центральную киностудию… Да, сейчас… Хорошо, спасибо!
— Спускайся вниз. У подъезда остановится «ЗИМ». Водитель Гоша…
— Никогда не ездил на «ЗИМе», — сказал я и спохватился: — А как же насчет разрешения уйти с работы?
— Считай это командировкой от редакции, — ответила секретарша, махнув наманикюренной ручкой.
Пришлось сгрести ее в охапку и чмокнуть. Метил в щеку, но она юрко и сообразительно подставила губы. Для меня это не стало сюрпризом, но я сделал вид, что немного ошеломлен нашим первым поцелуем. Он и был первым нашим поцелуем в этой второй моей жизни. Правда, в предыдущей мы впервые поцеловались не в приемной главреда, а в Перелыгино — писательском поселке. И не только, конечно же, поцеловались. А вот здесь и сейчас продолжение себе мы не могли позволить. Пришлось оторваться от ее пышных, свежих губ и отправляться на киностудию.