Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Необходимость и желание мистера Мэйджора продемонстрировать дистанцию между собой и предыдущим начальством отразились в хореографии его появления. Неброский, но при этом источающий флюиды бодрости, абсолютно натуральные, он закатился в зал через заднюю дверь, пожимая по пути на трибуну руки самым махровым тори. После своей речи — или, если быть более точным, после увенчавшего ее патриотического исполнения «Края надежды и славы» (и 100-децибельной, продлившейся пять минут и четырнадцать секунд овации — которая была вызвана скорее последней частью), он выдвинулся в народ, где и продолжил циркулировать. Что касается самой речи, то о том, что такое Новая Консервативная Интонация, можно было догадаться по отсылкам мистера Мэйджора к Черчиллю. На протяжении десяти лет миссис Тэтчер безраздельно владела авторскими правами на аллюзии к Уинстону, как она его фамильярно называла: только она могла курить сигару и приподнимать серый хомбург [64] , поскольку это она равным образом сражалась с иностранцами на пляжах [65] , призывала граждан отдавать кровь, пот и труд и так далее. Время Ч для мистера Мэйджора настало в тот момент, когда он заговорил о политике правительства

в сфере образования. Черчиллевская фраза, прославляющая действия командования истребительной авиации ВВС Великобритании во время Битвы за Британию («Никогда еще за всю историю человеческих конфликтов столь многие не были обязаны всем столь немногим»), была переиначена Мэйджором в шутку о его собственной тощей преподавательской биографии и том любопытстве, которое она вызывала у журналистов: «Никогда еще столь много не было написано о столь малом». То была озорная загогулина дирижерской палочкой, нериторический, очень человеческий жест.

64

мужская фетровая шляпа с узкими, немного загнутыми полями и продольной вмятиной на мягкой тулье.

65

Здесь и далее отсылка к военной речи Черчилля: «Мы будем сражаться на пляжах, мы будем сражаться в местах высадки…»

Но нериторическое — это и есть сущность мистера Мэйджора, и без задних мыслей следует пожелать ему держаться от всякой риторики подальше. Симпатичная пресность в стиле обеспечит ему привлекательную контрастность не только по отношению к миссис Тэтчер, но также и к своему непосредственному противнику Нилу Кинноку, который, несмотря на то что ему отчасти удалось обуздать свою склонность к высокопарности, всегда охотно впадает в валлийское краснобайство. Единственный почти риторический момент в тексте мистера Мэйджора наступил, когда он подошел к тягостной, но неминуемой части программной речи — «Каким Я Вижу Будущее» (хотя тема «Какой Я Вижу Следующую Неделю» более соответствовала бы его натуре и, надо полагать, была бы более полезной для избирателя). Он намекал на возможное изменение в налоге на наследство: «Я хочу, — провозгласил он, — видеть, как благополучие каскадом низвергается на все поколения». Вот это выглядело решительно неправильно; в мире мистера Мэйджора ничего не может и не должно низвергаться каскадом. Водопады чересчур драматичны; ирригационная или, лучше того, водопроводная метафора представляется более подходящей. И хотя Британия при Тэтчер сделалась толстокожей и более не относится с предубеждением к колоссальным, вульгарным потокам денег, ниагарские брызги низвергающегося каскадом благополучия все еще имеют незаслуженный — американский, понятное дело — привкус.

В течение остальной своей пятидесятисемиминутой речи мистер Мэйджор держался подальше от рискованных тем, прибегая к неуклюжим банальностям и сомнительному оптимизму. «Я хотел бы жить в мире, где перспектива есть у каждого, где мир действительно во всем мире и где свобода гарантирована», — провозгласил он, едва ли отмежевавшись таким образом от кого-либо из политиков западного мира, за исключением непримиримых брежневцев и красных кхмеров. Мистер Мэйджор жаждет сильной Британии, прочной безопасности, уважения к закону, хорошего образования, низкой инфляции, применения суровых мер к преступникам, европейского партнерства (с защищенной британской автономией), бесклассового общества и бесплатного здравоохранения для всех. «Представление» мистера Мэйджора о «свободе и перспективах» звучит — даже если не вполне подразумевает — также, как у любого другого человека; оно плоское, как тротуар, и в этом его привлекательность. Общепринятая мудрость гласит, что те, кто в политике занимает середину проезжей части, рискуют попасть под колеса тех, кто едет справа и слева. Но в Британии перед выборами все участники политического дорожного движения намертво приклеились рылами к разделительной линии; кювет мало кого привлекает, и обочины вновь принадлежат коровьей петрушке, землеройкам и крапивникам.

Ни в частной, ни в публичной сферах жизни у мистера Мэйджора нет ни ярких характерных черт, ни подозреваемых пороков, ни опасных страстей. Он — немезида сатирика. Попытки называть его Major Minor [66] и прочие вариации на темы Джозефа Хеллера в целом потерпели фиаско; Old Major- старик Главарь, призовой хряк средней белой породы в «Скотном дворе», тоже не слишком помогает делу. Однажды какой-то интервьюер, заставший премьер-министра в момент расслабления — у него брюки съехали на пару дюймов, — углядел, что рубашка мистера Мэйджора заправлена в трусы. Является ли эта небрежность в манере одеваться делом привычки или то был кратковременный и извинительный ляпсус занятого политика, проверить так и не удалось, однако этот случай дал самому ершистому карикатуристу страны — Стиву Беллу из Guardian — долгожданный ключ к образу. Он нарисовал мистера Мэйджора в фирменном сером костюме а-ля Тулуз-Лотрек, но при этом трусы — не боксеры, разумеется, а самые прозаические мешковатые уай-франты — были надеты поверх брюк.

66

Отсылка к персонажу Major Major («майор Майор») — в романе «Уловка-22».

На других рисунках комикса премьер-министр убеждает прочих членов своего кабинета носить трусы так же, как он, — чтобы публично продемонстрировать свою лояльность. Забавный укол, но такова уж не склонная к конфронтациям природа Мэйджора, что вся эта голая правда теперь уже не производит впечатления совсем уж беспощадной. Наглядная инверсия верхней одежды и нижнего белья чем дальше, тем больше кажется чуть ли не умилительной: загогулина, никакой тебе риторики, и по-человечески все очень понятно — ну да, да, опять все то же самое.

На руку мистеру Мэйджору играет тот факт, что его почти не пришлось подвергать косметическому ремонту. Миссис Тэтчер ставила себе голос, прическу, одежду; Джордж Буш обратился за ценной тренерской помощью Роджеру Айлзу. («Опять вы ходите с этой долбанной рукой! — задал тот однажды Президенту целую трепку. — Выглядите пидор пидором!») Все, что требуется от мистера Мэйджора, — заправлять свою рубашку туда, куда надо, и пожалуйста — готовый премьер-министр. Когда вы видите его во плоти, единственно экстраординарным кажется то, что он выглядит в точности так, как вы его себе и представляли, ни выше, ни ниже, ни неряшливее, ни щеголеватее, ни жизнерадостнее, ни унылее. Короче говоря, эта заурядность — или непритязательность — скорее идет в зачет мистеру Мэйджору. Здесь, в наших палестинах, нам кажется, что мы живем в заурядные времена. Наш новый архиепископ Кентерберийский, Джордж Кэри, — весьма заурядный человек; вступив в должность, он дал свое первое в национальной прессе интервью не The Times или Daily Telegraph, a Reader's Digest. Симметричным ответом мистера Мэйджора было совершенно феерическое по своей банальности интервью журналу Hello!этим летом. Это издание специализируется на том, чтобы не ставить знаменитостей в неловкие положения, если только у тех не хватит ума сконфузиться от докучливого лебезения. Брат принцессы Ди был пойман со спущенными штанами в скором времени после своей свадьбы — кончилось все это непотребной перебранкой в прессе с сексуальными оскорблениями в адрес своей бывшей девушки; Hello!было тем местом, откуда можно было приступить к реставрации доброго имени виконта. Hello!(восклицательный знак в названии надлежащим образом отражает тон возбужденной невинности, принятый в журнале) предпочитает смотреть в будущее, замечать не грязь, но трагедию и интервьюирует знаменитостей из положения «стрельба с колена». Так вот, Джон и Норма Мэйджоры, угодившие под шквал вопросов о том, чем им нравилось заниматься во время их отпуска в Испании, сподобились ответить весьма в духе журнала. Итак, Джон: «Ну прежде всего я поспал немножечко больше, чем обычно. Я даже смекнул, чего это за штука такая — сиеста! Грех жаловаться — тут испанцы молодцы». На просьбу более развернуто описать национальные характеристики местных жителей, мистер Мэйджор отвечал: «Испанцы очень горячие. Когда я стал премьер-министром, я получил несколько прелестных поздравлений из Канделеды — один раз мне даже сосиску прислали». Hello!избежал потенциально криминального аспекта этого жизнерадостного откровения — вопроса о том, сырой или вареной была преподнесенная в дар сосиска. Если сырая, то ее ввоз, пусть даже и самим премьер-министром, был бы нарушением положений Таможенного и акцизного управления Ее Величества.

Таким образом, мистер Мэйджор выработал себе на период с конференции Тори до будущих выборов такую стратегию игры, для которой он по самой своей природе наиболее подходит: не совершить ничего неосторожного. Лейбористская партия, несмотря на то что она вроде как требует всеобщих выборов осенью, втихомолку может радоваться, что их отложили на весну. Чем дольше мистер Мэйджор остается в должности, тем больше вероятность, что он, на их счастье, угодит в какую-нибудь пиковую ситуацию. Куража лейбористам могут придать судьбы последних британских премьер-министров, сломленных лютой «зимой тревоги нашей» (словосочетание, пережившее редкую лингвистическую инверсию: в шекспировском оригинале метафора, сейчас она обратно превращается в реалистическое описание). И Хит, и Каллаген пали после пришедшейся на холодное время года суматохи. С другой стороны, профсоюзы сейчас в гораздо более слабом положении, чем десять лет назад. И чем дольше продержится мистер Мэйджор, тем меньше он будет казаться паллиативной затычкой и больше — настоящим премьер-министром, которому сосиску в рот не клади.

Все, однако, зависит от того, не случится ли чего-нибудь тревожного. Тревожного с большой «Т», с которой обычно начинается слово «Тэтчер». На своей конференции тори удалось пригасить ее, но в конце ноября снова пошло-поехало — лампадным маслицем да по костерку. Поводом стали дебаты в Палате общин при подготовке к саммиту Европейской комиссии в Маастрихте, где должны были обсуждаться следующие стадии политического и валютного союза. При том, что в мнениях трех главных партий имелось больше общего, чем они, надо полагать, готовы были признать на публике, дискуссия обещала пройти сравнительно мирно, разве что с некоторыми имитациями боевых выпадов. Все вышло ровно наоборот: с этого дня началось возвращение ожесточившейся миссис Тэтчер во внутреннюю политику — сначала в дебаты в Палате общин, а впоследствии и на телевидение.

В ходе полемики она была очень похожа на саму себя старого образца: деспотичную, грозящую пальцем, непримиримую — один раз она даже упомянула «моего министра иностранных дел», будто по-прежнему командовала парадом. Она с пренебрежением высказалась об идее единой европейской валюты и бесцеремонно предложила общенародный референдум по этому вопросу, раз уж все три главные партии согласились быть лакеями Европы. Консервативный кабинет выдерживал это цунами в молчаливом смущении — надо полагать, каждый министр раздумывал о том, как она — по выражению недавно обретенного ею Теннисона — «горгонизировала меня с головы до ног/ледяным британским взором». Однако ее выступление в телевизионном интервью в вечерних новостях два дня спустя было еще более обличительным, и ущерб от него грозил стать еще более значительным. Она выглядела еще свирепее и в то же время всем своим видом источала страдание — как вдовствующая особа, которая передала управление своим имуществом следующему поколению только затем, чтобы увидеть, что ее любимая полоска леса продана на лесопилку, а озеро осушено с целью сделать на его месте арену для скейтбордистов. Ее речь была популистской, душещипательной и апеллировала к патриотическим чаяниям. «Мы должны чуть-чуть больше доверять своим согражданам, — поучала она интервьюера. — Это мы — мы отодвинули границы социализма, мы стали первой страной, которой это удалось». Зрителям напомнили: «Это звон курантов Биг-Бена раздавался над Европой, пока шла война. Мне не хотелось бы, чтобы наша мощь иссякла». Закончила она очередной отсылкой к своему тотемному идолу: «Что такое случилось с британским львом, о котором Уинстон сказал, что подавать рык — это его прерогатива? Тот же Уинстон в 1953-м говорил: "Мы будем с Европой, но не в ней, и когда они спросят нас, почему мы упорствуем, мы скажем — потому что мы обретаемся на нашей собственной земле"».

Все это очень мило, особенно тот факт, что миссис Тэтчер забавным образом заделалась вдруг сторонницей референдума; как напомнил Палате общин Дуглас Хёрд, несомненно, разгневанный тем, что его обозвали «ее» министром иностранных дел, это ведь именно она упиралась руками и ногами, не желая проводить референдум о вступлении в Европу, предложенный Харольдом Уильямсом в 1975-м. Очень, очень мило — ну разве что можно еще поставить под сомнение уместность цитирования фразы тридцативосьмилетней давности («Какова ваша позиция в отношении твердого экю?» — «Пожалуй, я предпочитаю обретаться на своей собственной земле»). Факт тот, что миссис Тэтчер — то ли в силу уязвленного самолюбия, то л и будучи искренне уверенной в собственной правоте, — похоже, страдает от опасного приступа идеализма. Когда профессиональные политики начинают лепетать о том, что «моя страна для меня главнее моей партии», самое время вызывать психовозку.

Поделиться:
Популярные книги

Черный Маг Императора 4

Герда Александр
4. Черный маг императора
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Черный Маг Императора 4

Ярослав Умный. Первый князь Руси

Ланцов Михаил Алексеевич
1. Ярослав Умный
Фантастика:
альтернативная история
6.71
рейтинг книги
Ярослав Умный. Первый князь Руси

Кодекс Крови. Книга IХ

Борзых М.
9. РОС: Кодекс Крови
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Крови. Книга IХ

Предатель. Ты не знаешь о сыне

Безрукова Елена
3. Я тебя присвою
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Предатель. Ты не знаешь о сыне

Вечная Война. Книга V

Винокуров Юрий
5. Вечная Война
Фантастика:
юмористическая фантастика
космическая фантастика
7.29
рейтинг книги
Вечная Война. Книга V

Законы Рода. Том 4

Flow Ascold
4. Граф Берестьев
Фантастика:
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Законы Рода. Том 4

Довлатов. Сонный лекарь

Голд Джон
1. Не вывожу
Фантастика:
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Довлатов. Сонный лекарь

Титан империи 7

Артемов Александр Александрович
7. Титан Империи
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Титан империи 7

Ученик

Губарев Алексей
1. Тай Фун
Фантастика:
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Ученик

Черный Маг Императора 9

Герда Александр
9. Черный маг императора
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Черный Маг Императора 9

Паладин из прошлого тысячелетия

Еслер Андрей
1. Соприкосновение миров
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
6.25
рейтинг книги
Паладин из прошлого тысячелетия

Специалист

Кораблев Родион
17. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Специалист

Чехов. Книга 3

Гоблин (MeXXanik)
3. Адвокат Чехов
Фантастика:
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Чехов. Книга 3

Кодекс Крови. Книга VII

Борзых М.
7. РОС: Кодекс Крови
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Крови. Книга VII