Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Шрифт:

Второе, на чем следует остановиться, — это упоминание серого костюма. Когда в ноябре 1990 года мистер Мэйджор приступил к исполнению премьерских обязанностей, он столкнулся с несколькими затруднениями, и одно из них заключалась в том, что почти никто не знал, что у него на уме и вообще что он за фрукт. На протяжении тэтчеровской эпохи много раз возникали молодые претенденты на ту роль, которая неофициально именовалась «вероятный преемник». Должность это была каторжная, чем-то напоминавшая обязанность состоять фаворитом при дворе Екатерине Великой, и те, кто терял расположение миссис Тэтчер, оказывались в неопределенном — чтобы не сказать комическом — положении. Однако мистеру Мэйджору выпала удача оказаться тем самым пострелом, что очутился рядом с единственным оставшимся креслом, когда музыка возьми да и замолкни. Когда он развалился на мягком сиденье, чей пластический рельеф сформировался в результате тесного соприкосновения с обширным афедроном другого человека, и обнаружил, что подлокотники оказались чуть выше, чем он ожидал, у него тотчас же возникла тактическая проблема. Миссис Тэтчер была смещена, потому что достаточно много членов ее партии посчитали, что ее деспотический догматизм потерял свою привлекательность для избирателей. С другой стороны, мистер Мэйджор был кандидатом от уходящего в отставку лидера и непримиримых тэтчеритов. От него требовалось выставить в окошко объявление «Жизнь продолжается» и, сделав косметический ремонт помещения, одновременно обновить ассортимент: вместо колючей проволоки и винтовок семейная лавочка отныне будет торговать шоколадными батончиками и притираниями. Но в том, что касается персонального имиджа — где, надо сказать, было поменьше пространства для

маневра, — мистер Мэйджор тоже столкнулся с дилеммой. Если бы он стал играть роль решительного, бескомпромиссного лидера, все принимали бы его за убогий суррогат его предшественницы; если бы принялся мешкать и вернулся к старинной системе консультаций, будучи при этом готовым изменить свою точку зрения, столкнувшись с убедительным аргументом, его обвинили бы в нерешительности. Как-то раз новый премьер-министр попытался было продемонстрировать замашки грозного лидера — в частности, выступив с проектом создания надежного убежища для курдов, пока все остальные продолжали клевать носом, — но это был не тот стиль, который шел ему. Вместо этого мистер Мэйджор, не стесняясь, следовал почтенному политическому курсу неделания ничего особенного, до тех пор пока это не станет неизбежным, параллельно все-таки заявляя, что еще Много Чего Нужно Сделать. За что оппозиция часто упрекала его в слабохарактерности.

Также его осуждали за то, что он неуклюжий, невыразительный и нехаризматичный. Однако в иные политические эпохи (и в контексте вашего предшественника) эти характеристики не обязательно оказываются негативными. Да еще все стороны быстро сошлись на том, что мистер Мэйджор — славный, честный малый из тех, что обожают смотреть крикетные соревнования, усевшись в полосатом шезлонге с окутанной паром кружкой чая, которая так уютно согревает в паху. В нем не было ничего угрожающего вроде двух высших образований, скрытого увлечения современной скульптурой или склонности использовать в речах длинные слова. Он был из тех премьеров, которые — таким деталям не без пользы для дела позволяется просачиваться в прессу — могут попросить притормозить свой членовоз и с жадностью уписать грошовый обед в грошовой же придорожной забегаловке, известной под решительно нехаризматичным названием «Счастливый Едок». Другими словами, естественный процесс политической презентации и самоподачи шел полным ходом: ограниченные возможности подавались как нормальность, нормальность — как достоинство. Так что когда на своей первой в качестве лидера конференции Тори — которая могла также оказаться и последней, поскольку выборы должны состояться в первые шесть месяцев 1992 года — мистер Мэйджор подтвердил представление о себе как о парне в сером костюме, тем самым он подтверждал неизменность политического курса и свое соответствие тем ожиданиям, которые возлагала на него страна. Да ради бога, можете называть меня простачком, размазней и кем угодно, казалось, говорил он, но ведь ничего не попишешь — это все я: сам всего добившийся, работящий, хвост не задираю, надежный, воплощение английской глубинки, соль, можно сказать, земли. Снобы могут держать мистера Мэйджора за мещанина, ну так за снобов всегда голосуют меньше, чем за мещан. Премьер-министр пока еще не посетил, насколько известно публике, выставку Тулуз-Лотрека в Галерее Хейуарда (у него еще есть шанс успеть до 19 января), но если бы он зашел туда, то наверняка ему пришлась бы по душе одна из самых изящных и дерзких литографий художника, «Англичанин в Мулен-Руж» (1892). Там изображен в высшей степени корректно одетый господин средних лет, пристающий к двум девушкам. Фон ярко-желтый и ярко-голубой: у девушки на переднем плане потрясающие рыжие волосы и нежно-зеленое платье. Вмонтированный в эту декорацию из броских цветов, сам англичанин нарисован целиком серым. Его костюм, шляпа, галстук, перчатки и трость — серые; волосы, усы, лицо и уши — серые. Этот оттенок въелся в него намертво, его ничем не вытравишь.

И последнее, что стоит сказать о шутке мистера Мэйджора, — в ней есть доля правды. Сейчас мы вошли в финальную, изнурительную стадию в преддверии всеобщих выборов, когда соперничающие партии больше всего стараются избегать ошибок, когда имидж становится важнее, чем политика, и когда разрыв между лейбористами и консерваторами в смысле программ и обещаний постепенно сокращается. Отсюда и обвинение в краже костюма. Потому как в этом году мы увидим Битву «людей в сером». Давно прошли времена противостояния хлыщей, щеголяющих в твидовых пиджаках, и голошмыг в матерчатых кепках; сейчас куда ни глянь — всюду лежбище котиков, серое на сером. Две партии наступают друг другу на ноги, как неуклюжие курсанты на параде, у каждого глаза навыкате, мол, это он на меня налезает, а я тут ни при чем. Ориентировочная цель для каждой из них на будущих выборах — представить себя как эффективного, дальновидного организатора рыночной экономики, который, кроме того, проявляет соответствующую степень социальной озабоченности. Тори знают, что их десятилетний натиск под знаменами тэтчеритской идеологии неизбежно должен подойти к концу — пора откопать на чердаке старую пронафталиненную униформу прагматизма и заодно присмотреть, чтобы не слишком много больниц закрылось в ближайшие месяцы. Лейбористская партия, проигравшая выборы три раза подряд и ставшая свидетельницей так называемого крушения социалистического восточного блока, либо (зависит от вашей точки зрения) вышвырнула большинство своих давних принципов на помойку, либо в конце концов приспособилась к реалиям сегодняшнего мира. К примеру, именно в тот момент, когда Горбачев отвел от этого самого мира ядерную угрозу и сделал первые шаги на пути к серьезному разоружению, Британская лейбористская партия отказалась от своей установки на неприменение атомного оружия и объявила, что любит бомбу — ну или, во всяком случае, немножко любит ее, разумеется, намного меньше, чем тори, но в любом случае неправильно было бы садиться за стол переговоров голышом, при том что лейбористы, само собой, были бы более ответственными, более рачительными бомбопользователями, чем консерваторы, в том случае, если события будут разворачиваться неблагоприятным образом… И все потому, что после каждых следующих выборов становилось до боли понятно, что британский избиратель не испытывает особенного восторга от идеи уменьшения потенциала вооружений. Похожим образом обходительная и дружелюбная увлеченность Европой, которую демонстрирует сейчас лейбористская партия, комическим образом идет вразрез с теми вспышками гнева и стремлением к изоляции, которые сопровождали ее деятельность на протяжении многих лет. Ну так Европа — это место, где сейчас сходятся дорого себя ценящие люди в костюмах. У них там в Европе серый — цвет власти.

В Британии нет фиксированных дат выборов — только пятилетний срок, в течение которого правительство должно взглянуть в глаза народу. Так что если вас выбрали незначительным большинством, вы можете не мешкая ринуться обратно к избирателям, надеясь на более щедрое и существенное одобрение, а если дела идут ни шатко ни валко, можете оттягивать процедуру голосования до последнего возможного момента. Эта гибкость дает правительству тактическое преимущество; партии не приурочивают свои усилия к известному месяцу, зато обе стороны могут как следует поломаться касательно того, на когда назначить дату. Это представление часто напоминает школьную драку на перемене, когда оба противника пританцовывают друг вокруг друга, стараясь выглядеть покруче, и один из них орет: «Давай, я готов, сейчас мы посмотрим, чего ты стоишь, трус несчастный!» — тогда как второй занимает более благородную позицию и игнорирует издевки, словно заявляя: «Посмотрим, когда начнется настоящий бой». Ритуальные танцы такого рода регулярно устраиваются во время партийных конференций. Этой осенью из надежных источников стало известно, что премьер - министр наверняка — ну ладно, почти наверняка — распустит парламент и назначит новые выборы до конца текущего года, да уж, разумеется, он так и сделает, и почти наверняка в ноябре — если только, конечно, не передумает.

Все эти разговоры про «распустит не распустит» вспыхнули с удвоенной силой, когда в конце сентября появились новые рекламные ролики обеих партий. Да, Мэйджор против Нила Киннока — главная схватка ближайших месяцев, но не следует пренебрегать и недурственным мордобоем, заявленным в той же афише, только шрифтом помельче: речь о Хью-«Колесницы огня»-Хадсоне, постановщике рекламной телепродукции для лейбористов, и Джоне-«Полуночный ковбое-Шлезингере, импортированном с целью укрепления позиций консерваторов. При том, что отечественная киноиндустрия, которой в течение последнего десятилетия правительство предписало продолжать ездить на своем инвалидном кресле, стоит одной ногой в могиле, зрителю это будет интересно не только политическом, но и в кинематографическом смысле. Если это и не вполне бой на равных — Шлезингера наняли в пожарном порядке, скорее как профессионала, способного спасти ситуацию в последнюю секунду, тогда как Хадсон был задействован с самого начала, — то по крайней мере можно было надеяться на то, что качество продукции будет немножко выше среднего. Нельзя сказать, что первый раунд этого рекламного поединка отпечатывается в памяти на всю оставшуюся жизнь. В шлезингеровском фильме есть рассветы и закаты, грудной ребенок и Двадцать первый Фортепианный концерт Моцарта: Британия при тори, заключаем мы, была мирной и пасторальной, полной сил, но одновременно в этой картине присутствовали некоторым образом и элегические нотки. Ответный лейбористский выпад Хадсона оказался неуклюжей агиткой, в которой пара деятельных родителей (мистер и миссис Избиратель) отправляются в школу, чтобы потребовать отчет о своем мальчике (Консервативной партии) у учителя (Господа Бога, надо думать), — и получают ответ, слишком, увы, предсказуемый: «А тори-то по успеваемости плетутся в хвосте класса» и «По правде сказать, пирожных им не полагается».

В рекламе консерваторов премьер-министр появляется в коротком аудиофрагменте, чтобы сказать о «нации, которая чувствует себя в своей тарелке». Понятное дело, такого рода гипнотическое самоуспокоение — традиционная политика тори: в 1957 году премьер-министр Макмиллан, эхом отразив — а возможно, украв — слоган Демократической партии 1952 года, уверил избирателей, что «у большинства наших людей никогда еще дела не шли так хорошо». Тэтчеровская эпоха во многих отношениях была аномальной, поскольку консерватору сложно переварить идею о том, что британский образ жизни нуждается в хорошей взбучке; предпочтение отдается старомодному имиджу нации как спящего льва с ударением на слове «спящий». Восемнадцать месяцев (время с момента отставки миссис Тэтчер до крайней из возможных даты выборов) — не слишком большой срок для Джона Мэйджора, чтобы избавиться от этого нового, исторически не укорененного имиджа Тори как радикальной партии реформ; и избавление от этого имиджа было в значительной степени связано с избавлением от миссис Тэтчер — но при этом одновременно нужно было убеждать ее держать язык за зубами.

Однако миссис Тэтчер никогда не отличалась по части умения держать язык за зубами — более того, потоки брани в адрес профсоюзных деятелей, безработных, иностранцев и прочих подонков были неотъемлемой частью тех чар, которые она насылала на британскую общественность. После своей отставки с поста премьер-министра ей нужно было заняться обдумыванием своих мемуаров — впрочем, пока речь шла не о написании, а о продаже. Тогда же был основан Тэтчеровский фонд — нечто вроде международного исследовательского центра, официально зарегистрированные цели которого при перечислении вызывают нарколептический эффект в силу своей неопределенной всеобщности, зато безупречно резюмируются самой хозяйкой: задача фонда, сказала она, «увековечить все то, во что я верю». Старт проекта был омрачен отказом Комиссии по делам благотворительности предоставить фонду статус необлагаемой налогом организации на том основании, что распространение благой вести от миссис Тэтчер при любых послаблениях в правилах не может быть признано филантропической деятельностью; фонд в настоящее время зарегистрирован — непатриотически — в Швейцарии, где журналистам гораздо труднее выяснить, какие иностранные миллионеры ужинают девушку. Для начала требовалось собирать Ј 12 миллионов в год, так что значительную часть прошлого года миссис Тэтчер колесила по миру, встречаясь с толстосумами: говорят, недавно султан Брунея пообещал 5 миллионов долларов. Эти вояжи, естественно, включают в себя и такие милые пустяки, как подношения почетных степеней. Одну она получила в ноябре от Университета Кувейта (тогда как несколько лет назад ей отказали в этом в Оксфорде: уникальное пренебрежение к премьер-министру). В своей официальной благодарственной речи она раскрыла имя того, ранее находившегося вне подозрений благодетеля, у которого она позаимствовала свое мировоззрение. «Перелистывая Тенниссона — мне это иногда свойственно в предрассветные часы — и взыскуя вдохновения», она обнаружила строчки, которые стали квинтэссенцией и предвестием философии Тэтчер: «А чудо в том, что ты есть ты и у тебя есть сила управлять и животом своим, и миром».

Тенниссоновское стихотворение «Два поздравления», довольно маловразумительная здравица по поводу рождения ребенка, в действительности лишено какого-либо политического подтекста; но, без сомнения, мы в любом случае должны радоваться, когда какая-либо поэтическая строчка отражается звуковым импульсом на ночном сонаре политика.

Традиционный способ занять экс-премьер-министра — имеется в виду с минимальным ущербом для общества, — это спровадить его в Палату лордов. У парламентских сателлитов миссис Тэтчер всегда вызывало раздражение, что ее предшественник тори Эдвард Хит, отказавшись и от Палаты лордов и от соблазнительной дипломатической должности, предпочел остаться в Палате общин в качестве несговорчивого рудимента прежнего, более либерального консерватизма. Спроваживание миссис Тэтчер, в теории вроде как обговоренное, на практике оказалось не менее мудреным. Идея безоблачного перехода в утопающий в горностаях старческий маразм провалилась, когда выяснилось, что миссис Тэтчер не имела в виду то, что ее ближайшие предшественники понимали под уходом в Палату лордов. За исключением Хита, который остался в Палате общин, даже без посвящения в рыцарское звание, недавние премьеры — Вильсон, Каллаген, Хоум — приняли пожизненное пэрство. Миссис Тэтчер дала понять, что не собирается принимать столь половинчатое признание ее заслуг перед нацией, каким является возведение в дворянский чин ее самой до конца ее дней, и возжелала полных наследственных прав. «ТЭТЧЕР — БЕЗ ПЯТИ МИНУТ ГРАФИНЯ ФИНЧЛИ» — гласил заголовок на первой полосе The Times от 3 октября, и весь этот чреватый множеством неловких моментов вопрос о наследственном пэрстве снова оказался в фокусе общественного внимания. Действительно, Гарольд Макмиллан принял титул графа, но его уламывали двадцать с лишним лет после того, как он сложил с себя обязанности премьера и, как считается, согласился на этот знак уважения в возрасте девяносто одного года исключительно чтобы развеяться. Уинстон Черчилль отклонял даже предложение герцогства. В случае с Тэтчер есть еще одно обстоятельство. Ее сын без забот и хлопот становится из мистера Марка сначала сэром Марком, а затем графом Финчли и таким образом превращается в одного из законодателей нации [63] — перспектива из тех, что приводят в ужас меритократа и в восторг — сатирика. Шариковские повадки младшего Тэтчера уже отпугнули нескольких многообещающих спонсоров Тэтчеровского фонда, в том числе Чарльза Прайса, бывшего посла Соединенных Штатов к Сент-Джеймсскому двору. Деликатность своего делового подхода он в очередной раз продемонстрировал в ходе недавней поездки, посвященной сбору средств, по Дальнему Востоку, оскорбив одного гонконгского миллионера достопамятной директивой: «Пора раскошелиться для мамашки!»

63

то есть автоматически получает место в Палату лордов.

Сам факт, что даже природа благодарственного презента миссис Тэтчер от консерваторов стала предметом бурных дискуссий — один комментатор заметил, что титул графини Финчли был «геральдическим эквивалентом пары пушистых финтифлюшек, болтающихся на заднем сиденье казенного автомобиля», — показывает, насколько спорной фигурой она остается. Даже спустя год после отставки ее талант провоцировать раскол в собственной партии по-прежнему не имеет себе равных. Тори на своей конференции, к примеру, пришли к выводу, что позволить этой леди обратиться к делегатам и нации напрямую было бы чревато непредсказуемыми последствиями. Но поскольку внезапно объявить ее персоной нон-грата выглядело бы слишком бесцеремонным, ей дали добро на короткое появление в конференц-зале — не выступить, так хоть показаться (всего на секундочку, и то молча; если не звуковой, так хотя бы визуальный фрагмент).

Овация, которую ей устроили в роли статиста без единого слова, длилась пять минут и была оценена в 101 децибел. Программная речь Джона Мэйджора удостоилась рукоплесканий, длившихся четыре минуты двадцать восемь секунд и не превысивших уровень 97,5 децибела. (Министры рангом пониже наскребли каждый минуты по три с зарегистрированным уровнем шума где-то в районе 90.) Любопытно, что единственный оратор, вызвавший больший приступ истерии, чем немотствовавшая миссис Тэтчер, был одним из тех, кто низложил ее, — Майкл Хезлтайн; он раскочегарил хлопометр до 102.

Поделиться:
Популярные книги

Светлая ведьма для Темного ректора

Дари Адриана
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Светлая ведьма для Темного ректора

Замуж второй раз, или Ещё посмотрим, кто из нас попал!

Вудворт Франциска
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Замуж второй раз, или Ещё посмотрим, кто из нас попал!

Ученичество. Книга 1

Понарошку Евгений
1. Государственный маг
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Ученичество. Книга 1

Прометей: каменный век

Рави Ивар
1. Прометей
Фантастика:
альтернативная история
6.82
рейтинг книги
Прометей: каменный век

Темный Патриарх Светлого Рода 4

Лисицин Евгений
4. Темный Патриарх Светлого Рода
Фантастика:
фэнтези
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Темный Патриарх Светлого Рода 4

Мимик нового Мира 4

Северный Лис
3. Мимик!
Фантастика:
юмористическая фантастика
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Мимик нового Мира 4

Энфис 6

Кронос Александр
6. Эрра
Фантастика:
героическая фантастика
рпг
аниме
5.00
рейтинг книги
Энфис 6

Дворянская кровь

Седой Василий
1. Дворянская кровь
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
7.00
рейтинг книги
Дворянская кровь

Физрук: назад в СССР

Гуров Валерий Александрович
1. Физрук
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Физрук: назад в СССР

Дракон с подарком

Суббота Светлана
3. Королевская академия Драко
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
6.62
рейтинг книги
Дракон с подарком

Измена. За что ты так со мной

Дали Мила
1. Измены
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Измена. За что ты так со мной

Ратник

Ланцов Михаил Алексеевич
3. Помещик
Фантастика:
альтернативная история
7.11
рейтинг книги
Ратник

Заход. Солнцев. Книга XII

Скабер Артемий
12. Голос Бога
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Заход. Солнцев. Книга XII

Изменить нельзя простить

Томченко Анна
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Изменить нельзя простить