Письма из Лондона
Шрифт:
Те из прошедших школу Ллойдз, кто сохранил самообладание и не расквасился окончательно, склонны относиться к этому рынку с юмором, что называется, висельника. Определенно это как раз случай Вдовы из Юго-Западных графств, которой сейчас за семьдесят и которая живет с егозливым, чтобы не сказать в высшей степени нервозным, мопсом. Вокруг ее деревни простирается плоское, несколько чересчур заманикюренное пастбище, утыканное дачными коттеджами; в загоне резвится пони Арабеллы; на заднем борту местного автобуса-даблдекера — призыв записываться на контрактную службу в Британские Вооруженные силы; и каждый второй дом здесь называется Избушка Кучера или Старая Кузница. Что касается Вдовы, то она проживает в неприметном закоулке, в скромном, на две семьи, домишке, из тех, на которых оригинальное название выглядело бы претенциозным. Тем не менее Вдова демонстративно окрестила свой дом, и табличка с именем, коричневого дерева, с вытисненными черным литерами, — первое, что видишь перед крыльцом. Сие обиталище, гласит она, называется SDYOLLKCUF — нечто, пожалуй, кельтское, ну или, чем черт не шутит, корнуоллское; однако ж если вы прочтете надпись задом наперед, то уловите, что в целом оно скорее англо-саксонское.
«А это вы видели?» —
История Вдовы звучит следующим образом. Ее муж умер в середине шестидесятых, во времена, когда налог на наследство супругов был выше, чем сейчас, и дом, в котором они проживали, стало для нее содержать более обременительно. «Мой бухгалтер посоветовал мне стать членом Ллойдз, и это еще только полбеды; у меня был двоюродный брат, работавший в Ллойдз на Энтони Гуда». Она начала участвовать в страховых сделках в 1978-м. Ее исходный лимит суммы ответственности по риску составлял lb100 000; впоследствии он поднялся до lb135 000 и затем до lb188 000, в обоих случаях, сказала она, «мне ничего не объясняли». За первые двенадцать лет членства она получила lb39 000 и заключила из размера своих чеков, что она состояла в «синдикатах с невысокой степенью риска». Бухгалтер подтвердил ее предположения: «Раз они выплачивают такие скромные дивиденды, вы находитесь в безопасном секторе». Затем пошли счета. Первый — на lb120 000; из него она смогла оплатить lb80 000. Затем еще и еще. Как и Фернанда Херфорд, она находилась в плену смутной иллюзии, что любые ллойдзовские договоры должны же подчиняться некой элементарной справедливости и что не может же быть такого — ну просто потому, что этого не может быть никогда, — чтобы ты потерял большую сумму, чем ту, на которую подписался. Но неограниченная ответственность Имени — хоть ты тресни — означает то, что педантично прописано в ее названии: «По их словам, сейчас я должна им lb350 000». И как ей после этого? «Ходила и ходила, будто оглушили и выскребли всю. Джин с арникой — это такое гомеопатическое средство от переживаний, — Бог, множество друзей — только так и выкарабкивалась из всего этого».
Чтобы избежать повестки в суд касательно уплаты долга, она обратилась в Затруднения. «У нас ушло три недели на то, чтобы заполнить анкету». Она жалуется на «высокомерные письма» из Затруднений и продолжительные периоды молчания. Дожидаясь, пока Затруднения предложат свои условия урегулирования, она чувствует себя в подвешенном состоянии: «Они говорят, «мы определим объем финансовых средств, которые будут выделяться вам на жизнь», но при этом так ничего и не определили». Тем не менее процедура ей известна: «Они забирают все задекларированные в Ллойдз средства, им перейдет этот дом, когда я умру, и еще я плачу им все проценты с имеющегося у меня капитала, который потом они тоже заберут». Раньше она возилась по двенадцать часов в день с лошадьми и позволяла Ллойдз потихоньку зарабатывать для нее немножко лишних денег; теперь она по нескольку часов в день просиживает за столом, заполняя анкеты, отвечая на запросы и переписываясь с комитетами активистов. «Самое худшее — это почта. Полчаса кряду все поджилки трясутся, как ее приносят». Раньше она верила, что Ллойдз — «синоним благородства и честности»; теперь она оценивает это учреждение как «клоаку, кишащую мошенниками». Изллойдовского инвестора она стала ллойдовским пенсионером.
Вдова относится именно к тем людям, которым ни в коем случае нельзя было становиться Именем, и она знает об этом: «Они заманили столько маленьких, таких как я, людей, специально, чтобы раскидать риски». Позже в тот же день я разговаривал с одним Именем из другого конца спектра — гораздо более классическим ллойдовским инвестором. Питер Дьюи-Мэтьюз был дипломированным бухгалтером высшей категории в течение десяти лет, затем начал основывать предприятия, связанные со здравоохранением, и перепродавать их. Мы ходим вокруг да около слова «спекулянт» и соглашаемся использовать его только в кавычках. Он начал принимать участие в страховых сделках в 1987 году, обнаружив, что у него скопилось множество акций, которые мертвым грузом лежали в одном открытом акционерном обществе из тех, что он создал. Ему пришло в голову использовать их — чтобы заработать на них больше, чем 3 или около того процента, которые они приносили; вложив их Ллойдз, он надеялся увеличить эти 3 процента хотя бы до 5. «Игра вроде как стоила свеч» — вспоминает он. На самом деле 1987 год после открытия нового здания был, пожалуй, наихудшим моментом для того, чтобы вступить в Ллойдз. Это был последний год вербовочного бума, и в течение этого года в страховые синдикаты влились 2572 новых члена; а затем началась зачистка бумажников.
Дьюи-Мэтьюз в отличие от Вдовы был достаточно сведущ, чтобы защитить себя где только можно. Он турнул первую свою агентскую фирму, потому что те показались ему «шайкой жуликов»; он обзавелся страховкой stop-loss, ограничивающей потери; он самостоятельно вышел из одного синдиката, когда увидел, что они не умеют составлять бухгалтерские балансы, и предположил, что раз они не умеют составлять бухгалтерские балансы, так и страховую сделку они тоже заключить по-человечески не смогут; и он получил верный совет, когда проконсультировался насчет синдикатовLMX, — держаться от них подальше «в течение нескольких лет». Он разбирался в бухгалтерской кухне, мог прочитать финансовые документы так, как большинство «внешних» Имен и мечтать не смели, словом, вошел в этот рынок, по его выражению, «с широко открытыми глазами». Ну и какие суммы ему удалось заработать? Он смеется. «Ни единого гроша». Он понес убытки даже в первый год, а уж дальше… Он называет мне цифру по секрету. Потерял он отнюдь не гроши, а полноценные злотые. Ну так он сматывает удочки? Пока еще нет. «Рынок страхования функционирует восьми-десятигодичными циклами. Таким образом, теоретически в 93, 94 и 95-м должен пролиться золотой дождь. Если уж Ллойдз не может зарабатывать деньги, то о каком будущем вообще может идти речь?»
Один консервативный член парламента, выступая в Палате общин, назвал эпидемию денежных убытков среди ллойдовских Имен «ВИЧ верхушки среднего класса». Бестактно, пожалуй, но сравнение не лишено точности. Во-первых, есть момент — ключевой и обычно связанный с беспечностью, — когда у Имени случается с Ллойдз незащищенное финансовое сношение — причем он или она осознают принцип неограниченной ответственности. Во-вторых, проходит некоторое время, в течение которого дела идут самым блестящим образом — еще бы, вроде как платят тебе деньги ни за что ни про что. В-третьих, вы осознаете, что роковым образом проиграли, что жизнь ваша раз и навсегда изменилась и что отныне все прочие будут указывать на вас пальцем и без всякого сочувствия использовать вас как пример в спорах о нравственности. Ага, вот оно что случается с теми, кто хочет от жизни слишком многого / с жадинами / с теми, кто не задумывается о последствиях своих поступков / с теми, кто заслушивается пением сирен финансового сладострастия.
Обольщение и предательство. Вам начинают строить куры в тот момент, когда вы наиболее расслаблены: на поле для гольфа, в ванной после Уимблдона, за обеденным столом. «Заманивать они умеют потрясающе», — подтверждает Фернанда Херфорд. Клайв Фрэнсис, бывший майор королевской авиации, сказал мне: «Меня они подцепили лестью и наобещали с три короба». Я разговаривал с одной женщиной, которая вступила в Ллойдз потому, что ее брак дал течь, и один друг, банкир, внушил ей, что членство обеспечит ей финансовую независимость. (На сегодняшний день ее разоряли уже «четыре или пять раз» — она дважды минус-миллионерша.) Атавистическая притягательность Ллойдз для новых денег была не менее — если не более — велика, чем для старых. Бастер Моттрем говорит, что его «загипнотизировал ллойдовский миф». Дочь профсоюзного деятеля, женщина сугубо рациональная, призналась мне: «Я росла в муниципальном микрорайоне, а тут ты чувствуешь вкус успеха — когда становишься частью истеблишмента». На нормальном человеческом тщеславии в восьмидесятых играли с абсолютной беспощадностью.
Незащищенное финансовое сношение с Ллойдз случается на их, а не на вашей территории. В первую очередь агент сообщает потенциальному клиенту об условиях, на которых он или она присоединяется к организации. Воспоминания о консультации с агентом варьируются в прямой зависимости от последующего опыта Имени в Ллойдз. Из разговаривавших со мной те Имена, у кого дела шли хорошо — или по крайне мере не катастрофически, — вспоминают, что все разъяснялось им с надлежащей серьезностью; те, кто потерпел крушение, припоминают разве что веселую атмосферу, которая ретроспективно кажется им оскорбительной. Фернанда Херфорд сказала: «Безусловно, я поняла [идею неограниченной ответственности], но все это преподносилось с какими-то хиханьками-хаханьками». Бастеру Моттрему сказали, что неограниченная ответственность принадлежит к вещам допустимым чисто теоретически, «бывают, конечно, форс - мажорные обстоятельства, и на Лондон может метеорит упасть, но смешно ведь говорить об этом всерьез». Известной музыкальной деятельнице сказали: «Если в банке у вас есть Ј20 ООО, больше вам никогда не понадобится. И уж если вы такой человек, что уснуть не можете без своих денег под подушкой, так возьмите полис stop-loss, ограничивающий убытки». (Она и ее муж взяли двадцать девять таких полисов, и сейчас у них долгов Ј4 миллиона на двоих.) Вдова из Юго - Западных графств вспоминает, как ее улещивали в офисе агента Энтони Гуда: «Они сказали: «Вы ведь знаете, что сейчас вас будут про неограниченную ответственность предупреждать?», а я им: «Может, мне тогда дать задний ход, а то ведь мало ли что», так они заржали и говорят: «Эк куда хватили, матушка, этого не может быть, потому что не может быть никогда. Мы тут напоролись на ураган Бетси, но с этим, считай, уже расплатились».
Подготовленное подобным образом Имя предстает перед Верховным Комитетом Ллойдз, где те же вопросы проговариваются еще раз. Верховный Комитет состоит из двух старших членов организации и секретаря-протоколиста — или, если вам больше по душе терминология Вдовы из Юго-Западных графств, троих «остолопов, из которых прямо на глазах песок сыплется». Сэр Питер Миллер, президент Ллойдз с 1984 по 1987-й, вспоминал в 1991-м слова, которые он произносил, когда принимал новых членов: «Для наглядности я использовал такой образ: вы отвечаете всем, вплоть до последнего пенни и фартинга, вплоть до запонок на вашей сорочке, и, если это была дама, я говорил буквально следующее, вплоть до, м-м-м, сережек в вашем ухе, моя дорогая». Эта фраза «вплоть до последней запонки» — известная ллойдовская формула, часть особой магии, особой сексуальности теоретически возможной потери, противопоставленной гораздо большей сексуальности почти несомненной прибыли. Большинство Имен, с которыми я разговаривал, припоминали либо эти слова, либо нечто подобное. Ни один не говорит, что понятие неограниченной ответственности было каким-либо образом утаено от него Верховным Комитетом. С другой стороны, мало кто помнит, чтобы эта церемония воспринималась как нечто большее, чем просто протокольная. Деловая женщина, которой чуть за тридцать и которую приняли в члены в двадцать пять в почетном одиночестве, вспоминала «этот идиотский трюк со застольем»: «Тебя напоили-накормили, и теперь ты сидишь и ждешь вместе со своим агентом, когда тебя пригласят. Все обставлено с большой помпой, как будто это великая честь, затем поднимаешься туда, все разодеты в пух и прах, ну и потом раз-раз — и все закончилось». Других Имен посвящали вложу группами — от двоих-троих до пары десятков и более. Клайв Фрэнсис, бывший майор ВВС, вспоминает момент, когда были произнесены сакральные слова «неограниченная ответственность». Запомнил он его потому, что его агент как раз пихнул его локтем и прошептал: «Им приходится это говорить». Да уж, ничего не попишешь, приходится. Прошло пятнадцать лет, и он должен более lb2 миллионов.