Письма на воде
Шрифт:
А потом умер мой друг, и когда у меня кружилась голова, и я помнила о нем как о живом – сейчас позвоню и услышу голос, и менялись очертания мира, в котором не могло такое произойти, я говорила себе: он умер, твердила – он умер, его нет, он умер. Это было больно, но возвращало меня в настоящее. Я смирилась, приняла его смерть и отпустила.
Саша какое-то время не могла смириться с тем, что жизнь не такая, какой она ее видела целых два года.
Она всегда была реалисткой, а все реалисты рано или поздно превращаются в циников –
Реалистом быть трудно – ты трезв, умен и у тебя хорошее зрение, а это значит, что на любом празднике тебе будет скучно.
Саша испугалась этого и влюбилась в Олега.
– И что, с тобой так часто? – спрашивала она.
– Да постоянно! – фыркала я. – Просто я знаю, что вот сейчас влюблюсь в очередного придурка, будет жарко, будет весело, и потом я начну хныкать и жалеть себя, но я это все понимаю! Я понимаю, что он – придурок. Просто мне хочется пощекотать себе нервы. Запланированный такой риск. А ты втрескалась в Олега, как барышня в гусара, и очнулась в той серии, где под вопли ваших пятерых детей он продает твое тело старому ростовщику.
После разрыва с Олегом Саша долгое время ни с кем не встречалась. Я предлагала ей нанять мальчика, Саша соглашалась, но на деле все позже задерживалась на работе.
Мы вступили в странное время.
Саша хотела секса. Ей не нужны были отношения – она думала только о физической близости. Но мужчины, которые ей нравились, увиливали от интимных контактов.
Они вожделели. Думали об этом. Но говорили, что не хотят торопить события, чтобы знать друг друга получше.
– Что такое?! – то ли смеялась, то ли негодовала Саша. – В наше время женщине придется идти в бордель, чтобы получить немного секса до свадьбы? Что происходит?
Я не знала, что сказать. Моя самая большая любовь на то время, человек, с которым я жила четыре года и которого отпустила в Англию работать на телевидении, не мог ко мне прикоснуться полтора месяца.
Я приобрела тогда все существующие в мире комплексы. Считала его извращенцем. Плакала и пила в одиночестве коньяк каждую ночь.
А он был хорошим парнем, который просто влюбился. До сих пор сомневаюсь, что это его оправдывает, но суть в том, что секс не так доступен, как иногда кажется.
Мужчины без всякого повода стали более романтичными и тонкими, чем девушки девятнадцатого века, грезившие о замужестве.
И вот, пока мы поднимались до пятого этажа (лифт сломался), Саша дергала меня за полу пальто, кивала, подмигивала и зыркала в сторону Никиты, на которого из нашего положения открывался прекрасный вид. Задница у него всегда была роскошной.
– Никит, что ты будешь делать? – спросила я, задыхаясь. Нелегко карабкаться вверх на каблуках.
– Ничего, – пожал тот плечами.
Мы с Сашей держались напряженно.
– Может, угостишь нас чаем?
– С пирожными, – Саша встряхнула коробку с эклерами.
Никита кивнул и открыл дверь.
У него в квартире Саша нахмурилась.
Давно, когда мы обживали наши первые собственные квартиры и даже заработали немного денег на ремонт, у всех стены были бежевые и голубые. Кроме Саши, она все-таки художница.
Остальным не хватало средств, фантазии и кругозора. Потом все принялись потихоньку перестраиваться и в какой-то момент вдруг возненавидели эти пастельные, невыразительные цвета, которые говорили лишь об одном – отсутствии выбора.
У Никиты была голая квартира. Кровать, телевизор, шкаф, стол, компьютер. Ни картин, ни фотографий, ни прочих украшений.
Саша надула губы, и я поняла, что это значит – Никита показался ей заурядным.
Мы всегда любили деньги. Любили огромные дома. Большие дорогие диваны. Камины. Лодки. Каникулы «два дня Париж – десять дней Мальдивы – два дня Мадрид». Спортивные автомобили, цель которых – не ездить, а удивлять. В юности у нас с Сашей было такое развлечение – мы шли в магазин, где продавались драгоценности от именитых домов, рассматривали украшения и говорили: вот это я когда-нибудь куплю. Так мы придумывали себе будущее.
Мы любили возможности, которые предоставляли деньги, и уважали их, но не всегда хорошо относились к людям, у которых эти деньги были.
Мы побывали в безликих особняках, видели безвкусно одетых женщин, видели отчаявшихся людей, которые не знали, как себя удовлетворить.
А еще мы бывали в квартирах наших знакомых, которые могли потратиться только на краску и кисти. И эти квартиры смотрелись так нарядно, что в них хотелось петь и плясать.
Никита был обычным мужчиной. Он работал, знакомился с девушкам в Интернете, смотрел время от времени футбол, признавал только американское кино, музыку почти не слушал, искусством не интересовался.
Саша расправилась с ним довольно быстро. Мы выпили чаю, потом вина, я ушла, а она его соблазнила.
В три часа ночи мне пришло сообщение: «Спишь?»
«Ты где?» – ответила я.
«У тебя под дверью».
Я открыла.
– Можно я у тебя переночую? – спросила она с порога.
– Ну как? – засуетилась я.
– Он монстр! – радовалась Саша. – У меня есть любовник! Ура!
Один из плюсов взросления заключается в том, что ты точно знаешь, чего хочешь. Саша определенно хотела иметь любовника – это слово противоречит вложенному в него смыслу. Того, кого мы любим, мы называем «молодой человек», «мой парень», кто-то предпочитает «милый», «любимый», но «любовник» подразумевает секс.
Саша не хотела любить, ей нужна была близость – она устала от превратностей отношений. Она хотела, чтобы рядом был мужчина, который мог бы ее обнять и на которого ее тело откликнется, пока душа пребывает в покое и благости.
Они никуда не ходили вместе. Иногда смотрели в постели кино. Она не оставалась у него на ночь. Никита ни разу не был у нее в гостях.
– Вы хоть о чем-то разговариваете? – интересовалась я.
– О чем-то, конечно, разговариваем, – кивала Саша. – О ерунде. Не помню.