Письма Непокорного. Том 1

Сатпрем Мишель Данино

И вы, вы, которую я ощущаю как свою плоть; выходит, я снова вас беспокою? Клари, сестра моя, когда уже мы, наконец, будем поглощены Временем, чтобы закончились все разговоры, чтобы больше не о чем было говорить, нечего констатировать?

Последний туз, который я держу у себя в рукаве, словно краплёную карту шулера-неудачника, это моя смерть. Я пока ещё стремлюсь надеяться только на самого себя, именно потому, что ваша уверенность во мне позволяет не угаснуть моему пылу.

Я только что получил ваше письмо, в котором вы делитесь своим Счастьем. Я так рад был узнать, что вы, наконец, счастливы, просто, без историй и лишних слов.

В сущности, Клари, я не способен на радость.

*

* *

18

августа. Клари, всё идёт наперекосяк. Я чувствую себя хуже, чем когда-либо, словно лист, несомый ветром. Я не должен писать вам всё это, но если не с вами, то с кем ещё я мог бы поделиться тем, что со мной происходит? Будто всё во мне рушится ввиду своей неспособности принять жизнь. Понимаете, меня не греет нежность моей матери, а счастливая юность моего брата Франсуа причиняет мне боль, словно это упрёк. Я не в состоянии ОБЩАТЬСЯ. Я заперт в самом себе, связан и не в состоянии полностью открыть все двери, чтобы дышать воздухом просторов.

И потом, я знаю, теперь знаю с уверенностью, что Сен-Пьер, Калькутта, Пондичерри, Бомбей, Карачи или Шанхай не принесут мне ничего, кроме печального образа меня самого.

По нескольку раз в день, когда я остаюсь один с моей матерью, я чувствую, что готов оплакивать самого себя, как ребёнок. Я потерян. Я проклят.

И вообще, знаете ли, я плачу как придурок, когда пишу вам эти строки. Механизм больше не работает.

Я мог бы оплакивать Любовь, или крах, или отказ, но я рыдаю в пустоту. И если вы презираете меня за это, мне всё равно, ибо сломаться может где угодно, нет больше ничего твёрдого и незыблемого.

Впрочем, хватит слов.

Но почему, Клари? почему? почему?...

Б.

18 августа 1950

U

Конец 1950 был для Сатпрема подобен буре. Даже его подруга Клари отвернулась от него. Фактически, никто вокруг него не понимал, в какой глубокой и опустошительной внутренней боли он пребывал после освобождения из лагерей -- "человек" умер, из него вырвали всё человеческое, БОЛЬШЕ НЕВОЗМОЖНО было верить в человека после чёрного вагона, увозящего его в Бухенвальд. Нужно было заново родиться в другом способе жизни или умереть на самом деле.

Затем настал тот день 5 декабря 1950, когда Сатпрем узнал об уходе Шри Ауробиндо... Крах. Он потерял свой последний маяк.

И вот в одно утро, пребывая в отчаянии, Сатпрем случайно проходил мимо бюро Морских Перевозок. За витриной была карта полушарий с тонкой красной нитью, пересекающий Атлантику и соединяющей Францию и Гвиану. Он решил: отправляюсь туда -- либо туда, либо к дьяволу.

Среди фрагментов рукописей Сатпрема находился этот, который мог быть датирован этим периодом:

Фрагмент

Без даты

Я хочу дойти до крайних пределов самого себя; иметь мужество принять себя до конца.

В сущности, я до сих

остаюсь захваченным концлагерями, смертью. Я продолжаю смотреть на мир и на людей тем взглядом, который у меня был в чёрном автозаке, везущем меня во Фресны по улице Суссе, когда я смотрел через щели на ярмарку в Denfert, на других "живых" людей. Я был по другую сторону решётки, словно пойманный в ловушку, как будто у меня уже был взгляд мертвеца... С тех пор во мне остаётся нечто вроде потребности БРОСАТЬ ВЫЗОВ жизни, правилам, порядкам.

Я чувствую, что действительно живу только в этой крайности, на этом гребне, где жизнь утверждает себя над смертью -- на краю пропасти, где либо находишь РАВНОВЕСИЕ, либо падаешь.

U

Четвёртый этап

Гвиана

(1951)

1951

(Сатпрему двадцать семь лет)

Париж, 8 марта 51

Клари

Подруга, вот уже долгие месяцы я живу с болью, которую доставило ваше письмо. Единственный ответ, который я мог бы дать, находится за пределами слов, ибо вы считаете эти слова "пустыми и бессмысленными"; я могу ответить вам только действием -- которое вы можете интерпретировать как вам угодно.

Завтра утром я покидаю Францию, отправляясь в Кайенну в Гвиане. У меня всегда была иллюзия, что "лучшее", что я могу сделать для себя -- если таковое существует -- это оказаться перед стеной. Именно это я и собираюсь сделать. Я отправляюсь туда как за наилучшим, так и за наихудшим, а также за тем, чтобы узнать себе цену. Опыт покажет, что я есть -- пузырь, надутый ветрами и словами, или что-то иное. Если смогу, я буду держать вас в курсе результатов.

У меня нет там друзей и знакомых, нет никакого положения, и я прибуду туда с пятью тысячами франков в кармане. Но по всей видимости, в этих девственных лесах скрыты великие богатства. На этот раз я хочу попробовать схватиться с материальными трудностями.

Несмотря на то, что произошло в последние годы и что может произойти, есть некое чувство, которое не переставало расти и обретать всё большую ценность в моих глазах -- это дружба. Несмотря на своё молчание, я не переставал думать о вас. За пределами всех суждений, вопреки различиям, смею надеяться, что нечто, существовавшее между нами, незаменимо и не может исчезнуть.

Подруга, обнимаю вас и Макса.

Б.

U