Пламя на воде

Хожевец Ольга Аркадьевна

– Как вы думаете, смог бы я с арраканцами работать?

– Ты - смог бы, пожалуй.
– Рассудил рыцарь.
– Ну, не с обученным жеребцом. Такой признает только того, кто его выездил, хотя... Тоже исключения бывают. Но с молодняком - точно. С арраканцем главное - терпение. Надо добиться от коня доверия, понимаешь? А силы у него и своей хватает. Так что если не уверен, что у тебя ее больше - лучше с силой не лезь.

– А разве может быть у человека больше силы, чем у эдакой махины?

Барс задумчиво посмотрел на парня, сказал серьезно:

– Иногда может.

Кирюн недоверчиво покачал головой.

– Не похоже как-то.

Рыцарь

хмыкнул, пожал плечами - и кивнул, соглашаясь.

Он вывел наружу обрадованного жеребца, оседлал при свете зажженного Кирюном факела. Застоявшийся Шторм резво взял с места, едва Барс оказался в седле. Рыцарь не стал его сдерживать.

Вскоре Умбра осталась позади.

– 2 -

Барс взял направление на Замок Ордена, решив, что после своей безвременной кончины и прочих событий просто обязан объявиться там. Прямой путь лежал снова через Сантию и Золотой мост. Можно было бы, конечно, сделать крюк, объехать, переправиться на пароме или вплавь, но рыцарь даже не подумал об этом. Честно говоря, ему было все равно.

Несколько дней рыцарь ехал, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает. Наверное, он где-то спал, наверное, что-то ел, кормил и чистил коня, даже выбирал дорогу. То ощущение, что пришло к нему во дворце - будто он лишь наблюдатель, отстраненно глядящий на все из неимоверной дали, - все еще было с ним, укутывало обнаженные нервы мягкой ватой, позволяло бездумно поддерживать свое существование.

Барс сорвался неожиданно, как срывается вдруг от тихого шороха годами неподвижная снежная лавина. Просто в какой-то момент сквозь защитный барьер проникла, просочилась мысль: ``А ведь можно было остаться. Наплевать на все и остаться с ней. Быть рядом с ней. Прожить рядом. Разбиться в лепешку, чтобы сделать ее счастливой, и умереть, чтобы не дать ей загрустить''. От того невыносимо-прекрасного, недосягаемого, что дарила эта мысль, стало пусто и холодно в животе. Сжалось, пропустив такт, сердце, а следом уже торопились, стучались другие мысли - что все могло бы быть не так, как он себе навоображал, иначе, лучше, и может, он сумел бы научиться тому, о чем мечтал, что всегда казалось недоступным.

Зря он позволил себе это. Колени вонзились в бока ошарашенного жеребца, едва не сминая ребра, и Шторм поднялся в бешеный галоп, не разбирая дороги, вскидывая голову, роняя пену с губ и дико косясь на ошалевшего всадника. Барс не знал, как долго они скакали, не помнил, как свалился с коня, как оказался на нежном ковре изумрудного мха среди белых стволиков берез.

Скорчившись в три погибели, он царапал ногтями землю, чтобы не выпустить наружу рвущийся из груди вой. Он катался по траве, как раненый волк, отгрызший себе лапу ради спасения - от чего? Из какого капкана он выбрался, оставив там - не лапу, нет, без лапы еще можно жить, что-то неизмеримо более важное? Стоило ли вырываться, в самом деле, если вся жизнь без этого чего-то потеряла смысл? А был ли этот смысл вообще когда-нибудь? Может, он и жил-то ради одной встречи, ради ее легкого дыхания и серых в крапинку глаз? И теперь все кончено? И некого винить, потому что он сам, своими руками сделал это?

За всю свою долгую жизнь Барс не испытывал еще такой боли. Никогда - со времен Башни. И даже там, когда в бесконечной веренице ложных жизней он, еще шестнадцатилетний, умирая и воскресая, раз за разом рвал себе зубами вены, сопротивляясь тому, что не мог признать частью себя, сопротивляясь до самого последнего из концов... Даже

там - казалось ему теперь - было не так больно. Долго еще в березовой роще корчился и глотал рыдания сильный мужчина, Рыцарь Пламени, могущественный маг и хладнокровный боец. И настороженно поглядывал на потерявшего разум хозяина изумленно прядающий ушами арраканский жеребец.

***

Очнулся Барс от робкого вопроса:

– Вам плохо, господин?

Когда и как он смог уснуть, рыцарь не помнил совершенно; скорей, не уснул, просто отключился, выплеснув свое горе, доверив его пустой березовой роще и шепчущему в листве ветерку. Теперь в душе было пусто и гулко, легким звоном отзывалась на каждое движение голова, и кровоточили ободранные и измазанные в земле ногти.

– У вас что-то случилось?
– Прозвучал колокольчиком голосок.
– Ваше лицо все в грязи. Ох, и кровь идет. Вы... Вы меня не узнаете?

– Нет.
– Хрипло выговорил Барс.

– А жеребец ваш признал, глядите, не кидается. Вы мне талисман подарили, помните? Вот он, у меня на шее, в мешочке - все, как вы велели. Может, он вам самому теперь нужен?

– Талисман?

– Камушек голубенький; вот, держите.

Барс задумчиво покатал на ладони правильной формы необработанный адамант.

– Как же, помню. Пирожки, да? С капустой? И зовут тебя как-то так... светло.

– Рада.

– Точно. Ты возьми камушек, Рада; мне он вряд ли поможет. А что, вышла ты замуж за своего старосту?

– Я уж прибавления жду.
– Смущенно сообщила девушка.
– По осени. В аккурат год будет, как мы с вами тогда повстречались.

– Рад за тебя. И что, счастлива ли ты?

Рада закраснелась, запунцовели и без того румяные щеки.

– С вашей легкой руки.
– Проговорила она.
– Уж как я вас вспоминала! А пойдемте к нам в гости, а? Ну, правда? Сами и посмотрите. А я тесто с утра поставила, как чувствовала, верите? Ну, идемте, пожалуйста.

– Ты ж в лес, небось, по делу пришла.
– Заметил Барс.

Рада смутилась еще больше.

– Без дела.
– Призналась она.
– Я сюда частенько наведываюсь. А сегодня прямо как тянуло меня что-то, звало. Так пойдете в гости?

– А ручей тут какой-нибудь есть - умыться?
– Спросил рыцарь.

– Есть.
– Обрадовалась девушка.
– Я покажу.

– Тогда пошли.

В доме у старосты было светло и уютно. Вышитые салфеточки, вышитые занавески, даже на полотенцах - и на тех цвели голубые незабудки и радостно улыбались курносые солнышки. Пахло свежеоструганным деревом - Барс заметил в сенцах недоделанную колыбельку.

– А муж где?
– Поинтересовался рыцарь, присаживаясь за выскобленный добела стол.

– В поле.

– А ну как придет - не осерчает?

– Он добрый.
– Улыбнулась девушка.
– И мне верит. Я ему про вас рассказывала.

– И что он?

– Сказал, что может быть, я встретила волшебника.

– Вот как?
– Поднял брови Барс.

– А разве не так?
– Очень тихо спросила Рада.

Она споро суетилась по дому, лепила пирожки, вся перемазавшись в муке, время от времени оглядываясь и светло улыбаясь рыцарю. Работа просто горела у нее в руках: очень скоро огромный противень пирожков стоял в печи, еще что-то весело булькало в котелке, из погреба появились на свет запотевшие глиняные, ноздреватые крынки, стол покрылся белоснежной скатертью с языкастыми оранжевыми подсолнухами по краям.