Пламя над тундрой
Шрифт:
— О, да, да! — послышался лакейско-угодливый голос Громова.
— Я не все сказал. Мистер Перепечко будет тут командиром. Он отвечает за порядок, — продолжал Стайн.
— Слушаюсь! — было слышно, как Перепечко вскочил со стула. — Я им, сукиным сынам, покажу большевизм!
— Вы настоящий офицер, — похвалил Сэм.
— Рад стараться! — гаркнул Перепечко.
— Кто будет бунтовать — расстрел! Кто плохо слушается — тюрьма! — приказал Стайн.
— Будьте спокойны, мистер Стайн, — заверил Громов. — Я помню ваши советы!
— Я беру с собой мистера Бирича, — сказал Стайн. — Мне надо еще одного офицера.
— Я
— Начальника милиции?
— Да, именно его, — подчеркнул Громов. — Вы Удивлены? Господин Струков должен познакомиться с уездом и проверить, как соблюдается порядок.
— Я согласен. — Стайн но-своему понял рекомендацию Громова. — Здесь уже спокойно. Струков может ехать со мной…
Никто в кабинете не знал, как их решение обрадовало Берзина.
Поговорив еще десяток минут, колчаковцы стали собираться уходить. Берзин быстро прикрыл дверцу печки и выскользнул в коридор. Когда Громов и его спутники проходили мимо него, Берзин старательно щепал лучину.
…Глубокой ночью, когда Ново-Мариинск спал и только ледяной ветер с океана летел над ним да редкие звезды холодно смотрели в разрывы туч, к радиостанции осторожно подошли два человека. Это были Фесенко и Титов. Игнат ловко открыл внутренний замок и приоткрыл дверь. Радисты проскользнули в темную щель и, не зажигая света, быстро прошли к двери аппаратной. На ней висел новый большой замок, который навесил Учватов.
Нащупав его рукой, Игнат похлопал по нему ладонью.
— Открой, дружок, свой роток.
— Тише, — остановил его Титов. Он не мог унять охватившую нервную дрожь. Нервы были напряжены как никогда, и, хотя Василий Никитович знал, что они на радиостанции одни и их никто не видит и не слышит за толстыми бетонными стенами, каждый шорох казался ему шагами приближающихся колчаковцев, а голос Фесенко звучал слишком громко. Послышались два металлических щелчка.
— Прошу вас, — Игнат за своей веселостью скрывал волнение.
Они оказались в аппаратной. Титов привычными движениями быстро включил рычажки, повернул лимбы, надел наушники.
Ему стало жарко. Как-то сразу взмокла рубашка, пот градом катился по лбу. Титов, ожидая, когда аппаратура нагреется, несколько раз рукавом вытер лоб. Рядом шумно дышал Фесенко. Он нетерпеливо спрашивал:
— Ну как? Слышно что-нибудь?
Титов медленно поворачивал ручки настройки. В наушниках стоял привычный фон — слышался треск, посвистывание, позывные какого-то японского корабля, кажется военного, затем забили стремительно наплывшие звуки нескольких мощных американских станций. Передачи путались, и Титов ничего не мог разобрать. Он оторвался от этой сумятицы звуков и наконец сквозь треск электрических разрядов выловил деловитый ритм одной американской станции. Это работал радиотелеграфист Сан-Франциско. Он передавал бесконечные цифры. Они оказались ценами на акции на мексиканскую нефть. Жалея о потерянном времени, Титов продолжал поиски. Слух его был обострен, ощущение опасности отступило, и теперь Титов как бы сам летел по черному и бесконечному эфиру. Закрыв глаза, он чутко прислушивался к каждому звуку, и вот рука, вращавшая верньер, замерла. Титов на несколько секунд весь превратился в слух, а затем, схватив карандаш, быстро стал записывать на слабо белеющей в темноте бумаге. Робкий свет падал от радиоламп.
Титов записывал: «…город во власти большевиков. Кровь льется по улицам, заваленным трупами жителей». Титов обрадовался: Красная Армия освободила новый город. Какой? Но американец продолжал описывать зверства. Так было всегда, когда Колчак терял новые пункты: «Полковник… (электрический разряд не позволил разобрать фамилию)… последним покинувший…» — новый разряд заглушил название города.
Прошло более часа, а Титов так и не смог найти радиостанцию, которая бы передавала сообщения о событиях в России. Он продолжал метаться по эфиру, но все было бесполезно. Игнат с досадой чертыхнулся:
— Пора уходить, Никитич, надо, чтобы снежком наши следы припорошило.
Огорченные неудачей, товарищи, покинули радиостанцию. Радовало одно — новый город заняла Красная Армия, но какой?
— Завтра придем пораньше, попытаемся снова поймать эту станцию, — сказал Титов. — Я записал ее волну.
Игнат не удержался и перед рассветом побывал у Мандрикова, рассказал о перехваченной американской передаче.
— Может быть, Красная Армия освободила Омск и погнала Колчака дальше? — высказал предположение Михаил Сергеевич. — Было бы очень здорово! Вот с такой вестью к шахтерам прийти!
— Завтра узнаем, — пообещал Игнат. — Ключик-то у нас есть!
Они сидели в темноте, в выстуженной к утру комнате. Берзин предостерег Фесенко:
— Следите за Учватовым. Как бы он не проведал о ваших посещениях.
Предупреждение Августа не было лишним.
Утром Учватов забежал в управление узнать, не надо ли передать что-нибудь срочное, Он старался как можно чаще появляться перед начальством и показать, что он старательный и незаменимый слуга. С подобострастной улыбочкой пожелав Громову доброго утра, Учватов ждал распоряжений.
— Я слышал, вы, Иван Захарович, собирались в тундру съездить, поторговать? — спросил Громов.
— Немного, совсем немножко, — расплылся в улыбке Учватов. — Скромненько, чуть-чуть…
— Должен вас огорчить, — Громов, не глядя на Учватова, перекладывал бумаги. Учватов с тревогой ждал, что скажет начальник уезда. Настроение его упало.
— Придется вам повременить с отъездом. Нельзя сейчас без присмотра оставить радиостанцию.
Громов не сказал, что таков приказ Стайна. Учватов, огорченный и растерянный, развел руками, забормотал:
— Хорошо… я готов… конечно… но у меня все люди надежные!
— И все же, Иван Захарович, пока надо остаться, — сухо повторил Громов. — Начальник радиостанции понял, что это приказ, и уныло поплелся к себе. Он запоздал к началу работы. Весь персонал станции — шесть человек — топтались перед закрытыми дверями. Они вразнобой приветствовали своего начальника и гурьбой вошли следом за ним. Фесенко, подойдя к двери аппаратной, похолодел: замок висел совсем не так, как его накануне навешивал Учватов. Ночью, расстроенный неудачным приемом, Игнат иначе повесил замок. У Фесенко повлажнел лоб. Заметит ли новое положение замка Учватов, который стоял перед дверями и отыскивал ключ в большой связке. Титов, тоже волновавшийся, увидел изменившееся лицо Игната, но не знал причины. Фесенко следил за Учватовым и слышал, как учащенно бьется сердце…