План D накануне
Шрифт:
После третьего прыжка он ударился о рельсы, прокатился по ним. Глубокая тёмная ночь, пение сверчков, в чёрном воздухе отголоски охоты.
Ехал поездом до Вены, там пересел на состав до Праги, где запасся кое-какими книжками касательно Великих Коэнов и всякого такого. На сельском омнибусе въехал во Франкфурт-на-Майне, оттуда отправившись коляской до Вехтерсбаха. Перебрав в Brasserie [5] и переночевав в канаве на окраине меннонитского кладбища, наутро взял в аренду полуживую клячу и, мучаясь похмельем, духом изо рта, сонливостью и ломотой членов, направился в сторону Гельнхаузена. В город он въехал совершенно опустошённый и разбитый. За заставой позаимствовал с туристического лотка тонкую брошюру, из которой узнал, что в Ханау, помимо занимающих его братьев, родились и другие знаменитости, вроде Генриха Куля, Фридриха
Добиваться желаемого в условиях многозадачности ему было терпимо, хуже, когда ничто не провоцировало трудные решения. Вот он совершает и совершает неординарные поступки, а кому это видно? Когда станут писать о гениях и посредственностях, его и знать не будут, хотелось бы что-то с этим придумать.
На месте, следуя своей звезде, Г. первым делом направился к недавно открытому Denkmal [6] братьям, долго смотрел на их физиономии и многозначительные позы. Потом совершил вояж к дому, большому трёхэтажному зданию с фахверковыми стенами и черепичной крышей, где те родились и некоторое время боялись сказок. Здесь и поныне кто-то жил, странно, но он не оказался превращён в нечто, что имеет определённый суффикс и определённое окончание, например, в глиптотеку. Местоположение значительных сооружений города он почерпнул из той же брошюры, «Hanau am Main Reisefuhrer», Ханау, 1895 год. Решил, что ту выпустили по случаю открытия памятника. Не думая, где остановиться (можно бы у Юлиуса, но тот семь лет назад переехал жить в Америку), Готлиб отыскал самый близкий к дому братьев погреб.
Настал вечер, весенний и довольно промозглый. В чашах фитили плавали в масле, из кухни пахло подгоревшим мясом, заказ создавался там. Он не слишком хорошо знал немецкий, примерно как теперешние ватиканцы — латынь, но надеялся разнюхать как можно больше о нынешних обитателях дома лингвистов. Именно тогда он впервые услышал о Зоровавеле. Что и такое было… пришёл в себя в поезде, мчавшемся по отрезкам Солькурск — Орёл — Брянск — Смоленск — Минск — Варшава — Берлин.
Воспоминания о Зоровавеле не пришлись ему по душе. Желая забыться, он вновь открыл исповедь Китежа и сразу же наткнулся на не примеченный ранее эпиграф.
«Нельзя основать Саранскъ изъ Солькурска».
Это вроде того, что друзья Веллермоза непременно ктиторы мартинизма или кто там его ктитор.
Налётчики в клетчатых тройках не пересекали незримую черту, обозначающую лес на каком-то потаённом уровне, махая ей подрагивающими и в некоторых местах окровавленными руками. Разбойники до мозга костей, они словно надеялись электризовать разделяющий их воздух, запустить по нему нечто опасное. Образ-движение трёх фигур вровень с последними стволами с одной стороны соотносилось с объектами, относительную позицию которых оно варьировало, с другой — с целым, чьё абсолютное изменение оно выражало, лучше и не скажешь.
Стало видно станцию Рышково Киево-Воронежской железной дороги. Строение не вполне из мира архитектуры, а скорее координат, топологии, даже не математики, уж точно не из той юдоли, привычной и припавшим здесь странникам, и всем вообще жителям империи. Реальность её была как бы ободрана ото всего наносного, чернозёма, чистого поля, мокрой штукатурки, прерванного близким ей лесом горизонта; равнина из квадратов, абстрактная, как Бог, и в правом нижнем углу надстроенный двумя другими куб, вращающийся только вместе с картой.
Когда на каждом участке обнажённой кожи держится по документу из тех едких эпох, на голову насажена папка, в которой они содержались, рот заткнут пачкой их переводов, собеседников не находится, разве что можешь обходиться обществом себя самого. А это же всё в интеллектуальном ключе, чистый свет открытия, того, что ещё никто в себе не покачивал, не крутил так и эдак, чёрта с два догадывался, всё ближе. И здесь не только соответствие информации положению дел, поди докажи ему тогда, что это не любые тела из пергамента производят ощущения, а комплексы осязаний, отличающиеся постоянством, получают названия и обозначаются как тела, да он такое пошлёт. Не важно, что его «я» являлось не реальной гармонией, а гармонией практической, увязанной с собой крепче, а со всем иным намного слабее, но чистое описание эмпирического
В терминале безлюдно. Народ держится настороже. Не самое проходное место, в основном грузоперевозки. Пол покрыт чёрно-белыми квадратами плитки, очень чист, железная люстра под сводом хищного вида, тонкие полосы вырезаны клювами, поверх наброшены цепи, поток воздуха из отворённого проёма в витраже качает её. Налегке они подошли к окну, в него с той стороны выставили лист с мелкими буквами, сообщающий кое-что о порядке, каковым тут руководствовались, когда хотели оставаться как можно меньше. Им было нужно на юг, по Екатерининской железной дороге к перешейку и дальше, для начала просто на полуостров. Окно обрамляла дуга латиницы, вступающей в противоречие с содержанием объявления на стекле — загадка, что из них первосущнее.
Г. хлопал себя по карманам, хлопал и хлопал, он скептически наблюдал, сощурившись. Никто не ждал отправления, снаружи не проносились товарняки, сопровождающий это звук ни с чем нельзя спутать, под лепниной летал щегол, кругов не счесть, он всё охлопывал карманы, Готлиб усмехнулся, приблизился к проёму и закрыл его от компаньона.
Каждый из них вдруг оказался в своём нахлынувшем пассажиропотоке, еле сдерживая себя, чтобы с тем не унестись, — может, им уже и не по пути? — следуя в толпе, где провожающие перемешаны с отбывающими и такими, кто просто одинок и приходит сюда почувствовать локоть и представить, что у них тоже есть кто-то. Терминал и прилегающие территории полнились этим особо жалким экзистенциальным одиночеством. Козырёк над мощёным перроном и уходящая в обе стороны колея на шпалах, которую невозможно утопить. Теперь путешествие возможно, сервис несётся к человеку и потом вместе с ним, такой лапидарный, ничего лишнего и в то же время предусматривающий всё. Одно цепляется за другое, убийство растягивается, пока пролетают поле, кровь на колосьях на протяжении полуверсты, семьсот шагов охряных корольков, высыхающих и тут же вытрясаемых с новой силой. Рамы открываются вниз, локомотивы испробованы за Уральским хребтом, избороздили весь Дальний Восток, проходили впритирку с Китаем, местные жители видели их и поражались хищным плуговым отвалам.
Состав на Александровск отправлялся через шесть часов, до этого они были предоставлены сами себе.
Зал ожидания то забит, то пуст, даже их нет в нём, а вот уже есть. С той стороны медленно и неотвратимо надвигалась некая самоходная машина, пар вылетал из дюжины сопл, щётки крутились в нескольких плоскостях, вода прыскала и тут же вытиралась, механизмы внутри лязгали, расстояния между сочленениями никогда не бывали зафиксированы.
Кондуктор с путевым обходчиком курили возле модели Ц. Смотрели подозрительно, их настораживала пустота на месте багажа. Обходчик в своих долгих прогулках вдоль рельс ничего такого не находил, скорее всего, здесь имело место изначальное отсутствие. Паровоз пускал дым. Обходчик смотрел водянистыми глазами, в них безразличие и острота, автоматическое внимание. Он ходил, сколько себя помнил, порой вскидывался на постели и бежал глянуть в окно будки, а потом не мог заснуть от непонимания. Он, как душа, как бобровая плотина, попал на трек, замкнутый, как и всё подобное, манеж без стен, но с границами, не получалось вырваться. Хотя по тому, что мы видим по обеим сторонам от рельс, такого нельзя заключить.
В купе уже всё успели подготовить, последний штрих — задвинутые шторы. Станция на опушке проплыла мимо и вскоре о ней забыли. Они сидели рядом, вдруг, тяжело дыша, ввалилась Герардина Фридриховна. Один был приятно удивлён, другой в ужасе. Все переглядывались и натужно ставили себя на место другого, лихорадочно соображая, кто что думает и что известно третьему.
Она уже собиралась выставить их, чтобы несколько освежиться, когда обнаружилось, что кто-то оставил под диваном саквояж, внутри лежали листы. Перекрыли путь вознамерившемуся поставить в известность проводника Гавриилу, и им открылся проект «Дискаунтед SD», загадочная вещь. Может, это вообще по захвату мира, а может, о том, как получить роковой займ, когда не обойтись без приведённой оценки на прогнозном и постпрогнозном отрезках и чёрного денежного потока, накрывающего Европу и подталкивающего процесс глобализации.