Плата за молчание
Шрифт:
Вскрывшиеся в связи с делом Плаумана факты повлекли за собой в мае 1974 года второй гессенский скандал, который вынудил гессенского министра по охране природы Вернера Беста уйти в отставку и обнаружил наконец истинные масштабы злодеяний, совершенных мафией отравителей за минувшие годы.
«Шпигель» по этому поводу писал: «На мусорных свалках Западной Германии тайно хранились сотни тысяч тонн ядовитых отходов производства: пестицидов, мышьяковистых и цианистых соединений. Такого количества хватило бы для убийства всего населения ФРГ. Вина лежит на промышленных концернах, политиках, органах власти и профессиональных уборщиках мусора».
«Вина лежит…» - эти слова то и дело можно было потом прочесть в газетах, услышать в речах политиков, найти в обвинительных заключениях прокуроров.
Вот, однако, во что все это на практике вылилось: в 115 процессов против мелких предпринимателей извозного промысла и владельцев мусоросвалочных пунктов и в «наказание» штрафами от 10 до 3000 марок!
Так что проклинаемая в газетных статьях гангстерская организация («Франкфуртер рундшау» от 13 мая 1973 года: «Ядовитые отходы западногерманской промышленности сосредоточены в руках широко разветвленной мафии, которой полноправно распоряжаются всего несколько человек») ничуть не пострадала, а ее главари не только сохранили свою полноправную власть, но даже сумели извлечь из скандала новые миллионные барыши.
Самый могущественный из гангстерских боссов, Эрвин Прайель, висбаденский предприниматель, владелец или совладелец самых крупных, связанных с мафией экспедиционных контор, близкий друг и собутыльник нового министра по охране природы Крольмана, основал совместно с дуйсбургским экспедитором Гуго Штиннесом «Ба-денское товарищество по устранению промышленных отходов Мангейма» и привлек к участию в нем другие транспортные фирмы, пополнив таким образом ряды мафии. Задачей нового гангстерского «товарищества» было убрать со свалок ФРГ и извлечь из-под земли несметные тысячи тонн ядов, чтобы перевезти их на так называемый опытный полигон под Оффенбахом, где они будут со временем полностью уничтожены. Министр по охране природы Крольман, при вступлении в должность поклявшийся приложить все силы, чтобы очистить Гессен от вылитых на его территорию ядовитых помоев, предоставил своим приятелям-гангстерам возможность на средства налогоплательщиков легальным путем устранить опасные последствия собственных нелегальных махинаций. Теоретически ни в какой другой области невозможный перпетуум-мобиле оказался вполне реальным в деле преступной наживы!
19 февраля 1975 года западноберлинская радиостанция РИАС известила: «Новые скандальные махинации с ядовитыми отходами вскрыты уголовной полицией Висбадена. Министр внутренних дел Гессена Билефельд сегодня сообщил, что около 12 тысяч кубометров отходов были не сожжены, а обманным путем вывезены на свалки вместе с бытовым мусором. Подозревают, что преступления совершены теми же фирмами, которые в прошлом году проходили по нашумевшему делу об отравлении всей территории ФРГ опасными промышленными ядами!»
УБИЙСТВО, САМОУБИЙСТВО ИЛИ НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ!
Ночь с 29 на 30 июня 1969 года, время между 2.20 и 2.30. По шоссе № 7, ведущему из Нидерландов через Венло, Брейель, Фирзен, мчится по направлению к Мёнхенгладбаху темно-красный «порш 911-тарга» с номерным знаком K-CR4. Фары и шесть широкополосных усилителей включены на полную мощность. На водительском месте двадцатитрехлетний Кристиан Рётцель, бездельничающий наследник многомиллионного состояния, гонщик-любитель и повеса.
Брейель, гласит рекламный проспект, «современный молодой промышленный город, счастливое сочетание традиций и прогресса». В годы, когда молодой инженер Кристиан-Йозеф Ретцель арендовал там помещение, чтобы открыть механическую мастерскую, это был пограничный поселок, захиревший от экономического кризиса и массовой безработицы. Ретцель сумел извлечь пользу из чужих бедствий. Когда в 1933 году нацисты пришли к власти, он вступил в СА 1 [1 Штурмовые отряды фашистов. (Примеч. перев.)] и на базе разорявшихся одно за другим предприятий создал с помощью дешевой рабочей силы сталелитейное и сталепрокатное производство, занялся выпуском военной продукции, получил крест за заслуги и в конце концов стал одним из богатейших и могущественнейших людей на Нижнем Рейне. После войны он опять сумел приспособиться к новой политической и общественной обстановке, сделался председателем СвДП 2 [2Свободная демократическая партия. (Примеч. перев.)] в Брейеле, депутатом крейстага 3 [3 Собрание депутатов района. (Примеч. перев.)], обладателем еще одного креста за заслуги. Его имя стало своеобразным знаменем города. Главная улица была переименована в Кристиан-Ретцель-аллее, гимназия стала называться «гимназией Кристиана Ретцеля», заново отстроенный стадион - «спортивной ареной Кристиана Ретцеля».
На Кристиан-Ретцель-аллее, 18, Ретцели, подобно Круппам в Эссене, избрали для фамильной резиденции холм и поселились в двенадцатикомнатной вилле с парком, бассейном и теннисным кортом. Когда создатель брейелевского «экономического чуда» скончался, он оставил после себя два ультрасовременных сталелитейных и сталепрокатных завода, 20 миллионов марок наличными и банкирский дом, приносящий ежегодно еще 2 миллиона марок прибыли. Три восьмых всего состояния он завещал любимому сыну Кристиану с единственной оговоркой, что тот вступит во владение имуществом по достижении 25 лет.
Сейчас на этой самой вилле у подножия широкой лестницы, ведущей с верхних этажей к террасе и дальше в превосходный парк, лежит бездыханное тело женщины в одной ночной сорочке. Это служанка Ретцелей, сорокалетняя Тереза Гервин, ласкательно именуемая Резель, Резли…
На верхнем этаже три окна освещены, среднее из них открыто, и магнитофон или проигрыватель доносит в парк танцевальную музыку. Парк тонет во мгле. Под пышно цветущим рододендроновым кустом стоит женщина в пеньюаре и небрежно накинутом поверх него норковом палантине. Волосы ее накручены на бигуди, на босых ногах - грубые садовые сапоги. Это 64-летняя Гертруда Ретцель, «госпожа с виллы Ретцель», как ее называют в Брейеле, владелица двух сталелитейных заводов, на которых трудится большинство населения городка, попечительница состояния примерно в 50 миллионов марок, почетный консул Никарагуа. Словно окаменев, она долго не отводит испуганных глаз от распростертого на террасе тела, затем окидывает взглядом парк.
В тот самый миг, когда она отваживается наконец шагнуть вперед, к ней неожиданно устремляется из темноты узкий луч карманного фонарика. Лужайку почти бегом пересекает тоже наспех одетый мужчина. Это 65-летний Йозеф Рингендаль, живущий на соседнем участке директор заводов. Много лет он был доверенным лицом шефа, при котором занимал должность коммерческого директора. После смерти Ретцеля к нему перешли руководство предприятиями, а также все общественные и политические функции покойного.
Человек, в противоположность старому Ретцелю, богобоязненный (по его собственному заверению), Рингендаль начал свою деятельность с того, что от имени фирмы преподнес заново отстроенной католической церкви дорогостоящий главный алтарь. Этим он сберег ретцелев-ским заводам несколько сот тысяч в виде скидки на подоходный налог и попутно обеспечил семье церковное благословение.
Сейчас директор Рингендаль с непокрытой головой и в темно-красном шлафроке, из-под которого виднеются пижамные штаны, дрожащими руками сжимает фонарик и с усилием произносит:
– Господь всемогущий! Как это могло случиться? У нее ужасный вид. Она еще жива?
Однако Гертруда Ретцель не пускается в объяснения. Хриплым голосом она велит:
– Пойдем, помоги мне, ее надо отнести к ней в комнату.
Рингендаль в испуге роняет фонарик.
– Нам двоим это не под силу, Гертруда.
– Он растерянно смотрит наверх.
– Неужели там никого больше нет? Кристиан?…