Плата за молчание
Шрифт:
– Ты не можешь в таком состоянии сесть за руль. Я сейчас оденусь и отвезу тебя домой.
Когда Маргит Линзен подъезжает на «порше» к рет-целевской вилле, она застает ворота на запоре. Ей приходится долго трясти Кристиана, пока он, не совсем еще очухавшись от пьяного угара, отыскивает на приборной доске нужную кнопку и посылает через микропередатчик радиоимпульсы к запертым воротам - створки их тут же, как по волшебству, раздвигаются.
Медленно, как черепаха, преодолевает «порш» 100 метров: Маргит не оставляет страх, что колеса машины вот-вот наткнутся на труп. Она низко склоняется к рулю, чтобы лучше видеть, что там, впереди.
Однако от недавней трагедии не осталось и следа.
Нет ни трупа, ни пятен крови, ни открытого окна, из которого слышалась бы музыка. Не горит в окнах свет. Маргит Линзен вылезает из машины, смотрит, нет ли где мертвой служанки, нет ли хоть какого-нибудь признака разыгравшихся здесь событий. Она не находит ничего.
На белой скамейке в коридоре реанимационного отделения лоббенихской больницы сидят в это время Роберт Гервин и его жена Гертруда. Женщина тихонько плачет, мужчина погружен в раздумье. Час назад, в начале четвертого, директор заводов Рингендаль со смятением в голосе сказал по телефону:
– Произошло нечто ужасное, дорогой герр Гервин. Постарайтесь сохранить мужество. С вашей дочерью Резель, с нашей милой Резель случилось огромное несчастье. Она упала из окна, герр Гервин. У нее тяжкие повреждения. Но мы тут же приняли все меры, какие только возможны, и доставили ее в Лоббених, в больницу…
66-летний отец вначале не понял:
– Как вы сказали? Резель упала из окна? Но каким образом и как это могло случиться? Сейчас, посреди ночи? Да она ведь в такое время спит.
Директор Рингендаль уклонился от прямого ответа:
– Потом, дорогой герр Гервин! Сейчас вам надо прежде всего поехать в больницу к вашей бедной дочери! И не говорите пока никому о несчастье, ладно? И в полицию тоже не стоит пока обращаться. Мы уладим все через больничную кассу и за счет фирмы. Вы меня понимаете, дорогой герр Гервин?
Почти 40 лет проработавший на ретцелевских заводах Гервин оробел перед всемогущим директором:
– Да, да, конечно.
– Он хотел спросить о подробностях, но Рингендаль уже положил трубку.
И вот Гервин сидит в больничном коридоре и не знает, что с его дочерью. Одна фраза не выходит у него из головы: «И в полицию тоже не стоит пока обращаться…» Почему он не должен обращаться в полицию? Знать бы только, что за всем этим кроется. Какие вспышки ярости бывают у молодого герра Ретцеля, ему известно от дочери. Кристиан Ретцель не раз набрасывался с кулаками на родную мать; попадало от него и Резель, когда он, напившись, приставал к ней с гнусными домогательствами и встречал с ее стороны отпор. А сейчас, что случилось сейчас? Уж не хотят ли скрыть, что он надругался над Резель?
Дверь отделения наконец открывается. Выходит молодой врач. Роберт Гервин спешит ему навстречу:
– Она жива?
Врач кивает, но тут же говорит, что состояние крайне тяжелое. Полученные повреждения опасны для жизни, и остается только надеяться, что организм пострадавшей сумеет справиться с ними. Роберт Гервин поворачивается к жене и, встретив ее полный тревоги и страха взгляд, торопливо говорит:
– Она жива, мамочка, а это сейчас самое главное!
– Затем снова обращается к врачу: - Можно нам к ней?
Врач доволен, что не надо отвечать на дальнейшие трудные вопросы.
– Да, но, пожалуйста, держите себя в руках, ваша дочь без сознания.
Тереза Гервин лежит на тех же носилках, на которых ее доставили сюда из санитарной машины. До подбородка накрыта простыней. Лицо, затянутое темной коркой спекшейся крови, почти невозможно
– Кристиан выбросил меня из окна… - С этими словами она умирает.
Роберт Гервин тут же спрашивает одну из медсестер, слышала ли она сказанное его дочерью. Медсестра подтверждает, что слышала. Но несчастный отец не успокаивается:
– Когда она сказала, что из окна ее выбросил Кристиан Ретцель - именно этого Кристиана имела в виду моя дочь, она была ведь в полном сознании, не так ли?
Обе медсестры, не колеблясь, отвечают утвердительно, даже отдаленно не представляя, какие неприятности они на себя этим навлекут.
– Но, значит, это убийство!
– вне себя от волнения восклицает старик.
– Он убил мою дочь. Вы должны будете засвидетельствовать это перед полицией. Я немедленно обращусь туда.
Прямо из больницы Гервин звонит в полицию Кемпен-Крефельда. Дежурного, принявшего сообщение об убийстве, берет оторопь, когда он слышит, кого в этом обвиняют.
– Кристиан Ретцель?
– с сомнением переспрашивает он.
– Уж не сын ли это сталепромышленника Ретцеля?
Гервин взволнованно подтверждает:
– Да, тот самый! И позаботьтесь, пожалуйста, что бы его немедленно задержали, без всяких там махинаций и без того, чтобы дело положили под сукно.
Однако не в полиции Кемпен-Крефельда решают, что предпринять по делу об убийстве Терезы Гервин, - это происходит на вилле директора ретцелевских заводов Рингендаля. И не хаупткомиссару уголовной полиции Штюлленбергу, а директору Рингендалю принадлежит последнее слово в вопросе об аресте Кристиана Ретцеля по подозрению в убийстве.
Впрочем, директор сталелитейных заводов держится изысканно вежливо и выражает всемерную готовность помочь следствию. Известие о заявлении отца покойной служанки ни на миг не приводит Рингендаля в смущение. Он кивает, он исполнен сочувствия.
– Но, герр хаупткомиссар, это ведь так понятно! Достойный всяческого сожаления отец несчастной Резель не мог не потерять голову из-за этого ужасного, совершенно необъяснимого самоубийства. И теперь, не желая смириться с жестокой судьбой, он ищет какие-то другие причины трагедии, выдвигает самые нелепые версии. По человечески его нельзя не понять, герр хаупткомиссар. Я знаю старика Гервина сорок лет, и мне известно, как он был привязан к своей Резли. Ее вообще все любили. Конечно, ее смерть разбила сердце отца. Однако посудите сами, герр хаупткомиссар, кто в этом почтенном семей стве мог иметь хоть малейший повод убивать Резли, выбрасывать ее из окна. Кто, я вас спрашиваю? Приписывать подобное молодому герру Кристиану поистине абсурдно. Она нянчила его с момента рождения, всю жизнь она была для него старшей сестрой. Вся семья смотрела на нее скорее как на дочь, чем как на служанку. Нет, нет, герр хаупткомиссар, я сам поговорю со старым Гервином, и он тут же заберет свое бессмысленное заявление об убийстве. Я вам это обещаю, можете на меня положиться. Право же, вам не стоит больше терять время… - И он милостиво протягивает полицейскому офицеру руку.