Плата за молчание
Шрифт:
Наступает июль. Дни стоят жаркие. Но не для хаупт-комиссара Штюлленберга, во всяком случае, насколько это касается дела Ретцеля. Тут ему нечего торопиться, тут незачем особенно себя утруждать, сам полицей-пре-зидент дает ему указание: без настоятельного требования прокуратуры ничего по данному делу не предпринимать. Но крефельдский прокурор, к компетенции которого оно относится, отказа участкового судьи в санкции на арест не опротестовывает, а это практически означает, что дело будет положено под сукно.
Фрау консул Ретцель звонит уже по телефону директору Рингендалю, высказывая предположение, что в самые ближайшие дни он сможет забрать ее из больницы.
И тут крефельдская «Нойе Рурцайтунг», объявив: «Сына миллионера подозревают в убийстве служанки» - подвергает резкой критике действия судебно-следствен-ных органов, которые не сочли до сих пор нужным заключить Кристиана Ретцеля под арест. По совету хауптко-миссара уголовной полиции Штюлленберга отец покойной Терезы написал обо всем в газету. Штюлленберг не видел иной возможности довести это дело до судебного разбирательства. У него самого были связаны руки.
Наверняка и это газетное сообщение ничего не изменило бы, не окажись в это время в Крефельде некий прокурор доктор Шойтен, переведенный сюда из Дуйсбурга в порядке административного взыскания и стремившийся, естественно, восстановить свою репутацию, а потому жаждавший громкого уголовного процесса. Надзор за соблюдением нижестоящими судьями законности был его прерогативой как первого прокурора ландгерихта. И он, воспользовавшись этим, принес письменный протест на решение участкового судьи Поле, пригрозив обратиться, если потребуется, в верховный латдгерихт в Дюссельдорфе. В тот же день санкция на арест Кристиана Ретцеля была получена, и хаупткомиссар уголовной полиции Штюлленберг в сопровождении двух полицейских явился в 18 часов 15 минут к будущему миллионеру и взял его под стражу.
Шойтен лично участвует в предварительном следствии, поражая своим рвением и начальников и коллег. Он усердно готовит сенсационный уголовный процесс, который его стараниями и начинается в крефельдском суде присяжных. Миллионер, светский повеса, известный гонщик-любитель - такая фигура на скамье подсудимых привлекает, конечно, десятки репортеров. Впрочем, никто не верит всерьез, что отпрыску столь процветающего семейства, представителю правящей верхушки общества грозят неприятности.
В «Дортмундер вестфэлише рундшау» первый репортаж о процессе начинается с набранных курсивом строк: «Суд обращается с повесой, как с хрустальной вазой. (Присутствующие уже уверены: Ретцель будет оправдан.) Допрос свидетелей не проливает света на темную историю с падением из окна».
Такой же исход процесса предсказывает и «Штерн»: «Прокурор обвиняет Ретцеля в непредумышленном убийстве; Ретцелю, однако, бояться нечего, не победить он не может, он-то ведь знает, что главные свидетели будут молчать».
Адвокат Андриес расписал все как по нотам, и его свидетели знают свои роли назубок. Мать Ретцеля, достоуважаемая фрау консул, вообще предпочитает не появляться в суде, а лишь извещает письмом, что воспользуется привилегией, которую параграф 52 уголовного судопроизводства предоставляет близким родственникам подсудимого, освобождая их от обязанности свидетельствовать против него.
Второй по важности свидетель обвинения, директор сталепромышленных заводов Йозеф Рингендаль, ни в родстве, ни в свойстве с Кристианом Ретцелем не состоящий, такой счастливой возможности не имеет и должен изображать больного, страдающего тяжким сердечно-сосудистым недугом. Прокурор Шойтен и председательствующий ландгерихта Келер напрасно все настойчивее повторяют вопрос:
– Что произошло на вилле Ретцелей в ту трагическую ночь?
Ответа они так и не получают. Рингендаль при этом вопросе неизменно начинает задыхаться, страдальчески морщится, хватается рукой за сердце и наконец падает, как если бы его разбил паралич. Четырежды этот маневр ему сходит, но когда он проделывает его пятый раз, председательствующему изменяет терпение и свидетеля по ходатайству прокурора подвергают детальному медицинскому обследованию. Врачебное заключение гласит: Рингендаль совершенно здоров!
В судебное заседание вызывают врача, рассчитывая, что при нем свидетель не сможет повторять свои фокусы. Однако в нужный момент сердечно-сосудистый приступ шестой раз спасает Йозефа Рингендаля!
Когда свидетеля прямо из зала суда отправляют в больницу, врач растерянно останавливается перед судьей.
– Что мне делать? Я знаю, что он здоров, но не могу же я помешать ему падать и притворяться умирающим!
Всякого другого свидетеля на всяком другом процессе отправили бы за решетку и вынудили бы в конце концов дать показания. Однако ходатайство прокурора о применении такой меры к Рингендалю председатель суда отклоняет и задает вопрос врачу:
– Возможно ли возникновение подобных приступов на нервной почве, если свидетель взволнован, испуган, если он вообще невротик?
Категорически исключить такую возможность врач не решается, и Рингендаль увиливает от обязанности свидетеля дать правдивые показания.
Его поведение на процессе вызывает резкую критику прессы и особенно раздражает представителей его собственной партии, опасающихся потери голосов на выборах.
Маргит Линзен, третья сообщница подсудимого, появляется в сверхмодном шерстяном платье пурпурного цвета, выкрашенная под жгучую брюнетку и в черных лакированных сапогах до самых колен. Она легко всходит на свидетельское место, эффектно взмахивает рукой, демонстрируя дорогое обручальное кольцо, и хладнокровно заявляет, что намерена воспользоваться своим правом не давать показаний против сидящего на скамье подсудимых жениха. Адвокат Андриес решил ограничить ее ролью невесты, надеясь сберечь таким образом своему доверителю 400 тысяч марок. Он позабыл, однако, согласовать этот расчет с прокурором, который немедленно заявляет протест:
– Глубоко аморальный образ жизни свидетельницы дает основания предположить, что помолвка ее с подсудимым преследовала единственную цель - воздержаться от показаний против него.
– И он предъявляет несколько актов мёнхенгладбахской полиции нравов.
– Если суд пожелает, мы охотно огласим эти документы.
Адвокат Андриес возражает против «столь чудовищной диффамации» и попытки шантажом вынудить свидетельские показания. Прокурор Шойтен в ответ на это требует, чтобы свидетельница под присягой показала, заключена ли помолвка с целью вступить в брак или с целью уклониться от дачи показаний. Адвокат Андриес бурно протестует: ходатайство прокурора по его, адвоката, мнению, и аморально и противозаконно.
Однако тут невеста неожиданно для всех принимает сторону прокурора и с улыбкой выражает готовность присягнуть, что обручилась с Кристианом Ретцелем только и единственно для того, чтобы вступить с ним в брак! Ничего лучшего, чем такая присяга, для нее и быть не может. Чем бы ни кончился этот процесс, Кристиану Рет-целю придется теперь жениться на ней, если он и его защитник не желают угодить в тюрьму за подстрекательство к нарушению присяги.
Теперь оба они, понурив головы, слушают, как радостная Маргит Линзен ангельски чистым голоском произносит установленную формулу присяги: