Плата за молчание
Шрифт:
Брейтер добродушно усмехнулся:
– Правильно, господин Польман. В этом случае вы сидели бы уже в камере. Но господин обер-комиссар ни чего такого не имел в виду. Мы должны проверить знакомых Нитрибитт, чтобы исключить всех, кто не имеет касательства к убийству.
Однако уже следующим своим вопросом, заданным тем же добродушным тоном, Брейтер показал, что все-таки подозревает Польмана:
– Скажите, господин Польман, Нитрибитт ведь хотела срочно с вами поговорить. Почему же на другой день вы не отправились к ней?
Вопрос не попал в цель. На этот раз улыбнулся Польман:
– Потому что 30 октября в 6.30 я вылетел в Гамбург и вернулся только вчера в 22.10. Я работаю представителем одной гамбургской фирмы, и у меня были там дела.
– Достав из кармана карточку фирмы, он положил ее Брейтеру на стол: - Здесь есть адрес фирмы. Вы можете проверить мои показания. К тому же я зарегистрирован в списках пассажиров авиакомпании.
Брейтер пододвинул ему назад визитную карточку:
– Мы вам и так верим, господин Польман. Мы просто обязаны были спросить. Вы ведь знаете, полиция должна все проверить.
Прежде чем Польман успел спрятать карточку, Мертель, встав, потянулся за ней.
– А-а, мне знакома эта фирма. Давно вы там работаете?
– Больше трех лет.
Мершель вернул ему карточку, отметив в уме название фирмы и адрес. Брейтер выжидательно посмотрел на начальника и, так как у того не было больше вопросов, сказал:
– Да, господин Польман, думаю, ваш визит продвинул нас на шаг вперед. Сердечное вам за это спасибо.
– И он протянул Польману на прощанье руку.
Мершель только сдержанно кивнул и спросил, когда Польман был уже у двери:
– На случай, если у нас возникнут к вам еще вопросы, господин Польман, надеюсь, мы можем на вас рассчитывать?
– Насколько мне позволит время, буду рад, - холодно ответил Польман и вышел.
– Что вам еще от него нужно?
– спросил Брейтер.
– Как убийца он ведь исключается.
– Почему?
– Потому что Нитрибитт, по словам женщины из квартиры под ней, убили не раньше 30-го, то есть когда
Польман был уже в Гамбурге. Или вы думаете, что он нам наврал? Слишком уж глупая была бы ложь.
От необходимости отвечать Мершеля избавил приход директора уголовной полиции, который, находясь в другой комнате, с помощью специального устройства слышал весь допрос Польмана.
– Нитрибитт убили не 30-го, а 29-го, между пятнадцатью и шестнадцатью часами. Вот протокол вскрытия, произведенного доктором Вегенером, - объявил Кальк и, протянув Мершелю документ, распорядился: - Установите наблюдение за Польманом, проверьте, на какие средства он живет, сколько зарабатывает, есть ли у него долги, ну, и все такое. Обеспечьте необходимый обвинительный материал. А до тех пор допрашивайте Польмана каждые два дня. Разработку всех других версий мо жете прекратить.
Брейтер подумал, что ослышался:
– Серьезно, ничего больше не делать?
– Разве вам мало изобличить этого человека, Брейтер?
Обер-комиссар решился на последнее возражение:
– Однако, если с Польманом нас постигнет неудача, господин директор, все другие следы к тому времени будут утеряны.
Вместо ответа Кальк, уже уходя, бросил Мершелю:
– Вам известно, что надо делать. Действуйте, как договорились. А до тех пор ни слова прессе.
Брейтер в ярости кусал губы. Только когда дверь за Калькой захлопнулась, он дал себе волю:
– Не пойму, кто из нас сумасшедший - я или он?
Нельзя же так односторонне вести расследование. Это бросается в глаза!
Обер-комиссар Брейтер не ошибся. Сделанный им на другой день некоторым знакомым репортерам намек на таинственную записную книжку мгновенно вызвал скандал. Все западноевропейские газеты с жадностью ухватились за пикантную новость и раструбили на весь мир, что в квартире Нитрибитт собирались сливки общества Федеративной Германии. Разыгравшаяся фантазия газетчиков в десятки раз увеличила число записанных в книжечке Нитрибитт высокопоставленных особ. Умершей приписывали самые невероятные истории. С помощью скрытой в цветочной вазе камеры и вмонтированного в кровать магнитофона она якобы увековечивала свои свидания с важными лицами, которых затем шантажировала. Чтобы придать делу политический акцент, некоторые бульварные листки вдобавок превратили покойную в коммунистическую шпионку, выведывавшую у своих влиятельных клиентов важнейшие государственные тайны.
Западногерманский институт по изучению общественного мнения, решивший позднее подсчитать все публикации по делу Нитрибитт, получил весьма внушительную цифру - 3231! Ни одно имя так часто не упоминалось в то время в прессе, как имя Нитрибитт. То есть случилось именно то, чего директор уголовной полиции Кальк так боялся.
Но сколько ни кричали об убийстве Нитрибитт и об ее высокопоставленных клиентах, говорилось о них только обобщенно, ни одно имя названо не было. Причины такой удивительной «тактичности» выяснились лишь через год.
Западногерманский иллюстрированный журнал «Квик» начал печатать отчет о деле Нитрибитт и пообещал вскрыть его истинную подоплеку. Репортаж печатался с продолжением и был рассчитан на много номеров, но после пятого выпуска, в котором было объявлено, что далее последует описание дипломатического бала с участием многих поклонников Нитрибитт, публикации прекратились. Картели, от которых «Квик», как и другие западногерманские журналы, зависит, пригрозили не давать в журнал своих рекламных объявлений: наглядный пример того, что в действительности представляет собой хваленая свобода печати.
Но вернемся к работе франкфуртской комиссии по расследованию убийств. Для нее поднятая прессой шумиха имела поистине катастрофические последствия. За одну только неделю в кабинете обер-комиссара Брейтера побывало 311 почтенных промышленников и политиков. Оставив в гаражах свои шикарные автомобили, по которым их могли бы опознать, они приезжали в полицей-президиум на трамвае, чтобы добровольно рассказать о своих отношениях с покойной Нитрибитт и молить о сохранении тайны.
Для сотрудников комиссии по расследованию убийств эти массовые допросы означали бесконечную писанину, не оставлявшую времени ни для какой другой работы.