Платон, сын Аполлона
Шрифт:
На открытие школы пришли и приехали старые друзья и знакомые, которых связал с Платоном Сократ: Антисфен из Пирея с учениками, или, как сказал Исократ, со своими собаками (Антисфен собирал их в «Киносарге», гимнасии «Белая собака»), Критобул, сын Критона, оставившего после себя около сотни сочинений, вдохновителем коих был Сократ; приехали из Фив Симмий и Кебет, из Мегары — Эвклид, Терпсион и Медонт. Эвдокс, которому Платон написал письмо в Тарент, привёз с собой Архита. Приехал поэт Софрон, с которым Платон познакомился в Сиракузах, и привёз письмо от Диона. Пришли Исократ и Аполлодор. Последний в тот день так и не подошёл к Платону,
Публика видела это и посмеивалась.
Пришёл на праздник открытия и стратег Тимофей, ученик Исократа, сын покойного Конона, разгромившего флот спартанцев и восстановившего Длинные стены вдоль дороги, соединяющей Афины и Пирей. Тимофей привёл с собой двух юношей, Эраста и Кориска, которым покровительствовал Гермий, тиран Атарнея, слушавший некогда Сократа.
Представляя спутников Платону, Тимофей сказал:
— Воспитай будущих правителей. Молодой атарнейский воск лепить легче, чем старую сицилийскую глину.
Праздник был многолюдным. Да и день выдался ясный, тихий, приветливый. Даже тех, кого не привлекала школа Платона, позвала к себе роща Академа, её дивные аллеи, весёлые поляны, тенистые берега Кефиса.
Платон сказал:
— Здесь будем преподавать я и мои друзья: Эвдокс, Эвклид, Архит, другие математики и астрономы, риторы, историки и поэты, механики, скульпторы, музыканты. Здесь будут заниматься науками мои ученики и ученики моих учеников. Здесь каждый ученик найдёт себе учителя и каждый учитель — ученика. Дом муз открыт для всех.
Многие при этом взглянули на слова, написанные на доске над дверью в белый дом: «Негеометр да не войдёт» — и подумали, что не всё будет в школе так, как говорит Платон. Они были правы. Платон осуществил свою идею: всех обитателей Академии разделил на три круга. К первому принадлежали его друзья, посвящённые, равные ему в знаниях, ставшие не только учителями других, но и учениками друг друга. Их беседы не станут достоянием всех, на их трапезах не будут присутствовать посторонние, но только избранные.
Ко второму кругу отнесли учащихся, пришедших в Академию для совершенствования своих знаний, с которыми будут заниматься Платон и его друзья.
Круг третий — те, что начнут обучение с азов, их учителями станут учащиеся второго круга.
Первый круг с начала работы Академии составили Платов, Архит, Эвклид, Эвдокс, Кебет, Симмий, Адимант. Чуть позже к ним присоединился и Аполлодор. Однажды вечером он вошёл в трапезную первого круга и громко заявил, едва переступив порог:
— Если истина одна, то и мы едины. Влюблённые в истину не могут не любить друг друга. — И добавил, высыпав на стол горку серебряных монет: — Вот мой первый взнос.
— Раздели с нами пищу, — сказал ему Платон, указывая место рядом с собой. — Сегодня у нас смоквы и молоко. А вина и мяса не будет никогда.
— Вино и мясо мне изрядно надоели, — засмеялся Аполлодор и занял место рядом с Платоном.
Второй круг сразу оказался многолюдным. Но уже вскоре Платон разделил
Третий круг составила праздная публика, которая собиралась в роще в погожие дни, чтобы послушать философов. Перед ней Платон не выступал, и лишь учащиеся второго круга читали ей сочинения философов. Главным образом те, что касались проблем морали.
Из всех учащихся второго круга внимание Платона наиболее привлекали те, в ком он видел будущих законодателей, правителей, устроителей новых государств.
— Завтрашний день будет принадлежать вам, — говорил он этим юношам. — И он будет таким, каким вы пожелаете его видеть. Надеюсь, что прекрасным.
Племянника Спевсиппа он сделал своей тенью. Мальчишка находился постоянно при нём, чем бы Платон ни занимался: читал ли лекции, беседовал ли с друзьями, прогуливался ли по аллеям рощи в окружении учеников, читал ли сочинения учёных и философов, работал ли над своими, трапезничал или отдыхал. Только отправляясь в гости, не брал его с собой, говоря:
— После меня — ты самый главный в Академии. Никогда нельзя оставлять её без схоларха.
Эвдокс установил в Академии свой гномон — солнечные часы, которые сам рассчитал. Они показывали не только время дня, но и месяц, и день месяца. Особо на них был отмечен день рождения Платона и Аполлона — 7 Фаргелиона. Этот день был сразу же узаконен как праздник Академии, когда отменялись все занятия и снимались запреты на мясную пищу, вино и развлечения.
— Правда ли, что ты родился от Аполлона? — спросил однажды Платона Спевсипп.
— Когда-нибудь я расскажу тебе о том, что говорила мне об этом мать, твоя бабушка, — ответил Платон.
— А сейчас не можешь?
— Сейчас не могу.
Когда Спевсипп подрос, он написал сочинение о том, почему надо считать Платона сыном Аполлона. За девять месяцев до рождения дяди бог Аполлон разделил брачное ложе с его матерью Периктионой, а мужу её Аристону приказал не прикасаться к ней до рождения сына. Так написал Спевсипп, ссылаясь на рассказ своей бабушки.
В Академии многие верили, что всё так и было — не мог столь высокомудрый учитель быть сыном простых смертных. Божественное происхождение было запечатлёно во всём его облике, его делах и речах.
Сам же Платон думал иначе: человек может приблизиться к богу, уподобиться ему только своими познаниями и поступками, неустанно приближаясь к истине и благу. Это путь бессмертных.
Платон, соревнуясь с Эвдоксом, тоже установил в Академии часы, но не солнечные, а водяные — клепсидру. Его часы не указывали день или месяц года, лишь время суток, но и это было в них не главным. Основное же их достоинство заключалось в том, что по утрам они будили всех обитателей Академии. Вытесненный водой из нижнего резервуара воздух — вода бурно поступала в него через клапан — проходил через отверстие к трубам, которые начинали громко гудеть. Никто не мог оставаться в постели после того, как начинала гудеть клепсидра, каждый обязан был приниматься за дело. А дело у всех обитателей Академии было одно — познание земли, небес и Бога. Прошлого, настоящего и будущего.