Плавучая опера

Барт Джон

–  Вот что, - загундосил он наконец, думая, видимо, что я от его тона размякну, - либо давай про это дело помалкивать, как джентльмены, либо, да и лучше бы, начистоту все обсудим, чтобы никаких неясностей между нами не осталось.

–  Давай конечно, - говорю и этикетку с бутылки соскребаю.

–  В койке она ничего, а!
– И зубы скалит.

–  Еще как!
– говорю.

Помолчали, только Гаррисону все неймется.

–  Ты, Тоди, насчет меня не сомневайся, все нормально, - говорит, а тон у него все равно дурацкий.
– Я с полным одобрением, и Джейн тоже. Ты ей, вот так-то, нравишься очень, мне тоже. Здорово она все это придумала, другие бы так.

У меня не осталось сомнений, что

придумал-то все Гаррисон.

–  Мы с Джейн очень друг друга любим, очень, - тянет он свое и ждет, что я ему подыгрывать начну.
– Мы же не какие-нибудь недотепы замшелые, чтобы ревновать там, на условности оглядываться и прочее.
– Паузу сделал.
– Есть любовь, и есть половое влечение без всякой любви.
– Опять пауза.
– Трахаться мы оба любим.
– Пауза.
– Если б мне какую девочку захотелось, Джейн, она же умничка, ничуть бы против не была, спи себе с ней, пожалуйста, она же знает, я никого другого все равно не полюблю.

–  Конечно не полюбишь, - говорю.

–  Понимаешь, это вроде как в теннис сыграть.
– И смеется.
– Разомнешься, удовольствие получишь. Видел я таких, которые с ума сходят, если жена в теннис с кем поиграет или потанцует, допустим. А по мне, целоваться и то хуже, чем трахаться, целуешься ведь не для удовольствия, чувство свое поцелуями этими показываешь, вот так.

Я закивал, всячески стараясь показать, что восхищен глубиной его мысли.

–  И не думай, что ты чем-то мне обязан, понял?
– с нажимом сказал Гаррисон и опять хохочет.
– А то еще меня благодарить начнешь, с тебя станется. Радуйся просто, что все так хорошо. Главное, значения этому не придавай особого. Не стоит.

Ну и замечательно, я уже никакого значения этому не придавал.

–  Ничего же в общем-то не изменилось, - талдычит Гаррисон, - мы что, другими сделались?

–  Я сделался, - говорю я с расстановкой. Все ясно, Гаррисон, может сам того не сознавая, очень хочет, чтобы я признательность ему выразил, прочувствовал, до чего ему обязан, - очень хорошо, потешу его душу так, что не забудется.

–  Да ладно, - посмеивается он.
– Я же знаю, про что ты.

–  Ничего ты не знаешь, - говорю.
– У меня это в первый раз было.

–  Что-что?

–  Вот именно.
– И от бутылки своей глаз не поднимаю.
– Ну, я сегодня впервые женщину познал.

–  Врешь!
– А сам так задышал, задышал, дело-то, выходит, серьезное, не хаханьки тут.
– Тебе лет сколько? Тридцать?

–  Тридцать два, - уточняю.
– Понимаешь, у меня с простатой долго непорядок был.

Гаррисон молчит, на пирс смотрит, а Джейн уже все закончила, назад к нам возвращается.

–  Та-ак, - говорит, - ну, надеюсь, ничего плохого мы тебе не сделали.
– Видно, мое признание сильно на него подействовало и польстило невероятно.

–  Ну что ты, успокаиваю я его.
– Прекрасно все было, Гаррисон. Хотя, сам понимаешь, сравнивать не могу.

–  Слушай-ка, - тараторит он, видя, что Джейн совсем уж в двух шагах.
– Бога ради, не думай, что ты мне чем-то обязан. Я считаю, отлично все было придумано, я это сделал, то есть не я, конечно, мы сделали это, потому что тебя любим. Только бы ты в голову не взял, что я из этих - ну, слыхал, наверно, есть такие, которым только бы сбагрить жену приятелю.

_ С ума сошел!

–  Ладно, вот и Джени, - с явным облегчением сказал он.
– Все нормально, понял? И пожалуйста, очень прошу, не думай, что ты чем-то обязан.

–  Не буду, - говорю.

Ветерок к обеду поднялся свежий, а нами тремя какое-то оцепенение овладело. Я все сидел да сидел, уставясь взглядом в одну точку, как будто весь в раздумьях. Гаррисон с Джейн решили, что я погрузился в медитации по случаю великого события в моей жизни, их это будоражило,

тешило их тщеславие, вот они и трещали без умолку про всякую ерунду. Гаррисон, гляжу, прямо как на иголках вертится, скорей бы Джейн про мою непорочность сообщить. И оба все по плечу меня похлопывают, все угодить стараются, да так подчеркнуто - понимаем, мол, твои переживания; нет, вы не подумайте, они ко мне действительно очень расположены, по-настоящему с симпатией относились, и ничего в их симпатии притворного не было, только проявлялась она странновато, оттого и смешила меня, еле сдерживался, да и ситуация-то получалась пикантная, а я своим молчанием только ее усугублял. Мне-то уже понятно было, к чему все клонится.

Объяснить позволите?

Дело-то, хочу я сказать, в том, что Гаррисон и Джейн были люди вполне заурядные, ну, по сравнению с остальными разве немножко более развитые, внешностью привлекательнее, и денег, конечно, у них было куда больше. Друзей у них почти не водилось, только те, кого они сами выбрали, а по-настоящему близко они сошлись с одним, в лучшем случае с двумя. Джейн ничуть не актерствовала, демонстрируя щедрость сердца, - она была страстной натурой, а логика Гаррисона, довольно причудливая и не сказать чтобы глубокая, сумела доказать им обоим, что принятые в обществе правила по большей части сущий произвол. Но я-то слишком хорошо его изучил, чтобы не видеть, как часто логика у него спорит с чувством, - Гаррисон, к примеру, понимал иррациональность расовых предубеждений, но при всем том негров не выносил, - и мне казалось, что и Джейн присущи такие же противоречия. Они, разумеется, давно уже все, что сегодня случилось, продумали, им обоим щекотало нервы предстоящее приключение; не исключаю, что оно обсуждалось на супружеском ложе, в темноте, чтобы не показывать друг другу, как они смущены им - или возбуждены. Думаю, ни он, ни она не хотели, чтобы другой почуял неумеренный энтузиазм, а то еще начнутся подозрения в том духе, что Джейн не получает от мужа должного, а Гаррисон не чужд порочных наклонностей, хотя и то и другое - полная чушь. Я убежден, что обговорена была каждая деталь, прежде чем замысел привели в исполнение, и все это они предвкушали - изумление мое, наслаждение, благодарность. Гаррисон мне вправду нравился, и оттого было жаль, что это он все затеял, ведь неприятные последствия я уже предчувствовал. Но что сделано, то сделано: Джейн официально стала моей любовницей и некоторое время, несомненно, ею будет пребывать, - что же, ничего не остается, попользуюсь случаем, тем более что мужчина, робкий он, неробкий, в постели никого лучше Джейн желать не может.

Вот о чем мне думалось, пока мы огибали Тодд-пойнт, чтобы потом напрямик плыть к острову Шарп. Джейн сидела на румпеле - отлично у нее получалось, просто прирожденный рулевой, - я возился с кливером, а Гаррисон развалился, устроившись на досках поближе к килю, - ноги вытянуты, в одной руке сигара, в другой лини главного паруса, голову положил Джейн на колени и болтает с ней о том о сем. Добрались до острова, выкупались, медузы нас пожгли как следует, а потом сидим себе покуриваем да про политику беседуем. Тут я говорю: устал, вздремну чуточку - мы на пляж одеяло с собой захватили. А Джейн с Гаррисоном решили пока по острову побродить.

Ну разумеется, вскоре опять ее руку у себя на теле чувствую, только я слышал, как она вернулась, и никаких неожиданностей - в полной готовности находился. Тяну ее к себе вниз и сразу начинаю целовать.

–  А Гаррисон где?
– спрашиваю.

–  В другой конец пошел, - и не успела добавить: хворост для костра набирает, - как я с нее уже почти стащил купальник.

–  Отойти лучше, кустики вон там, - беспокоится она.
– С мыса Кук все очень даже видно, если в бинокль.

–  Ну и пусть, - говорю.
– Сделай мне хорошо.