Плексус
Шрифт:
Он прошествовал к выходу, у двери обернулся и произнес следующее:
– Не забудьте про концерт! Я пришлю вам билеты в первые ряды.
С того момента как Артур Реймонд сделал свое заявление, все у нас перестало ладиться. В нас вцепились кредиторы, и не только они, но и полиция, и адвокат Мод, требовавший выплатить просроченные алименты. В один прекрасный день рано утром мы услышали яростный стук в дверь - это явился поставщик льда. Мы не открыли, пусть думает, что мы еще спим или нас нет дома. После полудня в окно забарабанил кто-то еще: бакалейщик, хозяин гастрономической лавки или один из бутлегеров. Вечером заявился переодетый, чтобы сойти за клиента, посыльный с повесткой в суд. Наконец и домовладелец пристал с требованием
От таких дел любого начнет трясти. Иногда нам становилось до того тошно, что мы закрывали заведение и шли в кино.
Как-то вечером к нам нагрянула неизменная троица - Осецкий, О'Шонесси и Эндрюс с тремя танцорками из варьете. Было около полуночи, и физиономии у них уже пылали, как борт океанского лайнера. Был один из тех вечеров, когда в заведении собирались только близкие друзья. Девчонки из варьете, хорошенькие, тоненькие и сногсшибательно вульгарные, заставили нас сдвинуть столы, чтобы плясать на них, делать шпагат и прочие подобные штучки. Осецкий, ко всеобщему восторгу, пытался крутиться волчком, вообразив себя казаком. Без малейшего, впрочем, успеха. Но он был весел, как никогда, и почему-то ему взбрело в голову, что он акробат. После того как он ухитрился сломать пару стульев и разбить несколько тарелок, все вдруг решили немедленно отправиться в Гарлем. Мона, Осецкий и я влезли в такси где уже сидел Спад Джейсон со своей Аламедой, которая держала на коленях шелудивую собачонку по кличке Фифи. Пока мы ехали в Гарлем, собачонка изловчилась всех нас обмочить. В конце концов Аламеда от возбуждения сама подпустила в штанишки.
В самом забойном в те времена заведении, «У Смолла», мы пили шампанское, танцевали с цветными и уписывали громадные бифштексы, густо сдобренные луком. Доктор Кронский тоже был с нами и, похоже, вовсю веселился. Не имею понятия, кто за все платил. Возможно, Осецкий. Так или иначе, вернувшись под утро, мы свалились без сил. Когда мы уже засыпали, в окно постучал Алан Кромвель, умоляя впустить. Мы и не подумали встать. «Это я, Алан, впустите меня!» - кричал он все громче, а потом и вовсе завопил во все горло. Он явно был в стельку пьян и на ногах не стоял. В конце концов появился фараон и уволок его, по обыкновению пару раз любовно огрев дубинкой. Кронскому и О'Маре, улегшимся спать на столах, эта история показалась очень забавной. Мона была встревожена. Тем не менее вскоре мы уже спали как убитые.
На другой день вечером Неду, О'Маре и мне пришла в голову идея. Мы сидели на кухне, пощипывая струны укулеле, мурлыча песенку и болтая, предоставив Моне заботиться о посетителях. Это было во времена, когда все ринулись во Флориду. О'Мара, неугомонный, вечно жаждущий разбогатеть, решил, что нашей троице тоже следует отправиться на юг, в Майами. Он был уверен, что недели за две мы заработаем достаточно денег, чтобы вызвать к себе Мону и начать новую жизнь. Поскольку ни у кого не было средств, чтобы вложить в какое-нибудь стоящее дело, их предстояло добыть, работая на тех, кто успел разбогатеть. Наймемся официантами или коридорными в гостиницу. Мы готовы были даже чистить ботинки. Что угодно, главное начать. Погода стояла хорошая, а чем дальше на юг, будет еще лучше.
О'Мара всегда умел закинуть крючок.
Мона, естественно, была не в восторге от нашего плана. Пришлось пообещать, что буду звонить ей каждый вечер, независимо от того, где мы окажемся. Все, что мне было для этого нужно, - десятицентовик на телефон-автомат, остальное можно не принимать во внимание. К тому времени как придет счет за телефон, заведение закроется и она будет с нами.
Мы собрались в несколько дней. На беду, за два дня до отъезда нас таки вызвали в суд по жалобе домовладельца. В отчаянии я пытался раздобыть хотя бы часть денег,; которые мы задолжали ему. Не зная, что делать, я бросился к сыну близких друзей моего отца. Он был
В субботу днем О'Мара и я отправились в Майами. Тянуть дольше было нельзя. Стеной валил мокрый снег, первый в этом году. Мы собрались выйти на шоссе на окраине Элизабет, поймать машину и добираться автостопом до Вашингтона, где нас должен был встретить Нед. По какой-то одному ему ведомой причине он хотел ехать в Вашингтон поездом и прихватил с собой укулеле - для поддержания духа.
Было уже почти темно, когда мы поймали машину. В ней сидели пятеро чернокожих, все здорово навеселе. Мы не могли понять, какого черта они так гонят. Но скоро до нас дошло: машина была набита наркотиками и парни из ФБР висели у них на хвосте. Просто непостижимо, почему они остановились и подобрали нас. Мы почувствовали огромное облегчение, когда, проскочив Филадельфию, они притормозили и высадили нас.
По-прежнему валил густой снег, дул ураганный ледяной ветер. К тому же было темно хоть глаз выколи. Мы, стуча зубами, прошагали пару миль, пока не наткнулись на бензоколонку. Добраться удалось только до Уилмингтона; следующей машины могло не быть несколько часов. И мы решили провести ночь в этой забытой Богом дыре.
Памятуя о своем обещании, я позвонил Моне. Она не отпускала меня почти пятнадцать минут; оператор на станции то и дело вклинивался в разговор, напоминая, что плата растет. У нее все было скверно: назавтра предстояло явиться в суд.
Когда я дал отбой, меня охватило такое раскаяние, что впору было возвращаться утром домой.
Не вешай голову, - подбодрил меня О'Мара.
– Ты знаешь Мону, она найдет выход.
Конечно, я это знал, знал лучше его, и все равно чувствовал себя отвратительно.
– Давай завтра отправимся пораньше, - сказал я.
– Если постараемся, можем добраться до Майами в три дня.
Назавтра около полудня мы нашли Неда в занюханной гостинице, где он остановился, заплатив доллар за ночлег. Комната напоминала ночлежку, в которой обитали персонажи горьковской пьесы «На дне». В окнах ни одного целого стекла - какие заткнуты тряпьем, какие газетами.
Водопровод не работал, на кровати вместо матраца соломенный тюфяк, пружины продавлены. Повсюду висела паутина, а воздух был такой спертый, что нечем дышать. И это гостиница «для белых». В нашей славной столице, так-то!
Мы купили сыру, вина и салями, ковригу хлеба и оливок и двинулись через мост в Виргинию. Пересекли границу штата, уселись под тенистым деревом и подкрепились. Потом вытянулись на травке, выкурили по сигарете-другой и запели песенку. Песенке этой предстояло звучать еще не раз, а говорилось в ней о поисках друга.
Мы встали в отличном настроении. Перед нами, теша взор, простирался - теплый, приветливый, благожелательный, огромный. Иной мир.
Попадая на американский Юг, всегда испытываешь воодушевление. Когда добираешься до Мэриленда и едешь вдоль извилистой линии побережья, замечаешь, что даже пейзаж стал сдержаннее, мягче. В Старом Доминионе тебя окружает совершенно иная жизнь. Люди воспитаны, любезны, держатся с достоинством. Этот штат, давший нам большинство президентов или по крайней мере лучших из них, был подлинно великим в пору своего расцвета, Штатом с большой буквы. И поныне во многом остается таковым.