Племя вихреногих. Книга 2
Шрифт:
Серый тоже, как оказалось, думал о Нурнах — но несколько в иную сторону.
— Зря мы с ними расстались, — вдруг сказал он. — Могли бы на Куниц поход устроить. Взяли бы их за жабры насчет этого их шамана и как следует потрясли на тему как и что…
— Я вам тут сейчас поход за розгами устрою, — пообещала Файму. — Не знаю, как у вас, а у нас нельзя так делать.
— Это почему? — хмуро спросил Сергей.
— А у вас дома на соседей нападают? Ну вот…
Антон ошалело помотал головой. Ему такое вот с трудом уже представлялось… и хорошо, наверное, что до такого всё же не дошло…
Он покосился на пристроившегося сбоку Найу. Хранитель Драконовой Флейты (тайны выделки Драконовой Флейты, поправился мальчишка), вышагивал рядом с хмурым видом — явно хотел что-то сказать и не решался…
— Не кисни, — наконец посоветовал ему Антон. — Хоруны, конечно, горазды грозить… но с ними всё уже.
— Не всё, — хмуро сказал Найу. — Безвозвратный Город остался же. И в нем — Хоруны. Треть племени где-то. Пойдут искать своих. Найдут. Убьют. И мы на кого-то в самый неожиданный миг наткнемся, — парнишку передернуло.
— Плевать, — ответил Антон. — Видишь же, какой у нас отряд? Нам Хоруны теперь — тьфу. Даже если попадется пара-тройка. Мигом пошлем их… на хутор бабочек ловить. Придем в Столицу, "Аллу Сергеевну" эту свергнем, поднимем ребят, пойдем на этот Безвозвратный Город — и вообще Хорунов квакать отучим. Тогда полная свобода наступит. Броди по миру, где хочешь, и не бойся.
— Свобода — это право сильного безнаказанно творить зло, — всё ещё хмуро сказал Найу. К нему пристроился такой же хмурый Юока — главный следопыт и охотник племени.
Антон удивленно взглянул на него — от дикарского вида мальчишки не это ожидаешь услышать. Потом всё же вспомнил, что Найу — не те тринадцать лет, на которые он выглядит. На самом-то деле — он едва ли не ровесник земных пирамид…
— Это у вас дикость была, вот, — наконец, нашелся он. — Куницы всякие замшелые, которые ничего, кроме первобытно-общинного строя, не застали. Вот и сидят в своём лесу, как сычи, и зенками на всё только лупают… И другие не лучше. Нурны эти, Виксены…
Найу вздохнул.
— Если люди ведут себя так — у них есть на то причина, верно? Они здесь не первый век живут. Да, не очень хорошо. Но зато понимают, что борьба за справедливость — это, в лучшем случае, перемена местами страдающих и жирующих, от которой общая сумма страданий не меняется. В худшем и куда как более частом — энтузиазм наивных идеалистов направляют в своих личных целях циничные кукловоды.
Антон вздохнул. У Найу дома, наверное, тоже был отсталый буржуазный строй, подумал он. Вот он и страдает до сих пор фигней… то есть, чернейшим писсимизмом…
— Ну и кто же нас в корыстных целях направляет? — уже так же хмуро спросил он. — Хозяева, что ли? Или, может, Маахисы?
— А почему нет? — очень тихо сказал Найу, покосившись на шагавшую впереди Файму. Она то исчезала в тенях, то вдруг ярко вспыхивала золотом в лучах падавшего сверху света, словно какое-то лесное божество. Картинка, за прошедшие дни уже привычная, но всё равно, радующая глаз… — Вот вы хотите эту "Аллу Сергеевну" свергнуть. Считаете, что от неё тут всё зло. Я её, правда, не видел, но пусть. Может, и свергните. Только на её месте Файму тогда будет. И вот её вы уже не сковырнете. Даже не захочете. А если вдруг и захочете — вас никто уже не поддержит. Люди очень любят жестоких правителей — если они жестоки не к ним…
Антон невольно вздрогнул — очень уж это перекликалось с его собственными мыслями. Но ответить ничего не успел — в разговор вклинился молчавший до сих пор Юока.
— А ты хочешь ещё три тысячи лет в этом лесу гнить? — неожиданно зло спросил он, явно продолжая какой-то старый спор. — Я вот по горло уже сыт, хватит!
— Лучше уж в лесу вечно гнить, чем в таком вот участвовать, — ещё более мрачно заявил Найу. — Не по-человечески это, совсем…
— А человеческое — для людей! — зло заявил Юока. — Только вот Хоруны — не люди!
— Хватит! — рявкнул Антон, заметив, что на них уже оглядываются — и не сказать, что с добром. Пусть Хоруны и побеждены, но шуметь в лесу — не дело. Особенно в ТАКОМ лесу. Где вольно бродят палулуканы, змееволки и прочее…
— А ты что думаешь? — неожиданно воинственно спросил Юока.
— Я хочу, чтобы все жили хорошо и дружно, — заявил Антон. — А тех, кто не хочет — к стенке. Пусть расписывают от забора и до заката.
— Вот-вот, Хоруны тоже так хотели, — мрачно заявил Найу. — И потом и впрямь стали к стенкам ставить, камни в них класть…
— Ты всех под одну гребенку не равняй, — ответил Юока. — Мало того, что мы из-за тебя все в этом лесу сраном гнили?
— Так это Я во всем виноват? — возмутился Найу. — Я всех в этот лес затащил? Да ты, вошь лобковая…
На это Юока ответил так, как, наверное, ответил бы любой мальчишка его возраста — то есть, набросился на Найу с кулаками и сбил того с ног. С яростными воплями мальчишки покатились по траве, мгновенно теряя человеческий вид. Антон, вздохнув, ухватил Юоку за плечи и — не без труда! — оторвал его от противника. Но взбешенный до предела мальчишка тут же набросился на него. Удары его были довольно слабы, и Антон просто изо всей силы оттолкнул его. Юока шлепнулся на попу, потом вдруг вскочил — и бросился в лес.
* * *
Антон, тоже понемногу сатанея, погнался за ним. Но догнать Бродягу в его родной среде обитания оказалось не так просто — Юока очень шустро прыгал по кочкам и веткам, и расстояние между ними постоянно возрастало. Сейчас я его потеряю, — понял Антон, и это взбесило его уже окончательно. Дернув из-за плеча только что сделанный лук, он натянул тетиву и заорал не своим голосом:
— Стой! Стой, гад! Застрелю!
Юока оглянулся — чего на бегу делать, как известно, не следует, — тут же споткнулся и покатился по земле. Кое-как повернулся, сел — и замер, глядя на Антона, точно птичка на змею. Тот оттянул тетиву до уха, неотрывно глядя на него. Лук был, правда, так себе и Антон вовсе не считал себя Робин Гудом — но с расстояния десяти шагов промахнуться трудно, а если стрела — пусть и с деревянным, обожженным на костре острием — угодит в горло или в глаз, мало Юоке точно не покажется…