Пленница тирана
Шрифт:
— Юна, — подозвал маг дочь, — покажи маме сад с валамарскими розами, — попросил Огайра, желая спровадить своих девочек, чтобы поговорить с наставником.
— Хорошо, — кивнула дочь и увела мать во двор замка, где Вольгер разбил сад такой красоты, какого не было во всём Роглуаре.
— Я вынужден просить тебя об убежище, Вольгер, — проговорил Огайра, когда они остались одни. — К накопленным в юности промахам я прибавил ещё несколько ошибок и теперь обязан исправить их.
— Мне кажется, что ты, как и всегда, слишком строг
— Нет, — заверил наставника маг. — На этот раз всё настолько серьёзно, что я хотел бы заручиться твоей поддержкой?
— Конечно, мой мальчик, конечно, — сладкоголосо пропел вечно цветущий Грут и подозвал слуг. — Вещи моих друзей отнесите в комнаты и велите подать ужин. — Так о чем таком важном ты хотел поведать мне, друг? — обратился он к Огайре.
— Я был в Валамаре, и там мне открылось пророчество, касающееся младшего сына Деорака.
— Пойдём, прогуляемся в Хервулском лесу. Хоть я и кей, но даже у стен моего дома есть уши, — пошутил неизменно веселый Вольгер, глядя в окно на скачущую вокруг матери Юну.
Он начертал портал, и они вмиг оказались за двадцать верст от его башни.
— Значит, слухи не врут, и этот малый действительно что-то из себя представляет? — Грут устроился на поваленном дереве.
— Да, и боюсь совсем не то, о чем мы думали.
— А мы всерьёз думали о нём? — легкомысленно спросил Грут, нюхая розовый бутон, прихваченный из своего сада.
— Мы считали его младшим сыном Деорака, наследником империи, но, как оказалось, он вовсе не императорский отпрыск!
— А чей же?!
Огайра с облегчением выдохнул, как только свойственная его другу легкомысленная улыбочка покинула холёное лицо кея, и на нём отразилось искреннее недоумение. Маг хоть и чтил своего наставника, но полагал, что порой тот слишком беспечен.
Огайра рассказал ему о пророчестве всё что знал, не утаив имени предсказателя, чем поверг Вольгера в замешательство.
— Сичирр, Сичирр, — бубнил кей, пытаясь вспомнить этого малого, — нет, не встречал. Да и неважно это. Если ты уверен в его компетентности, значит, доверюсь и я. Но с чего вы взяли, что этот дар сулит всем беду?
— Сичирр сказал, что это ясно из пророчества. Агара, старшая годи их ордена говорит, будто оно как-то связано с предсказанием, напугавшим тридцать лет назад Ерику.
— И что, это предсказание так однозначно?
Огайра пожал плечами, потому как сам он пророчества не видел.
— Значит надо всё проверить. Не зная, чем именно братец наделит князя, нельзя с полной уверенностью утверждать, что это означает крах времён.
— Вольгер, ты всегда и во всём пытаешься углядеть доброе и светлое, но на этот раз речь идет о рождённом под кровавой звездой! Он же не человек — он чудовище!
— Демон ещё скажи, — усмехнулся Грут, снова нюхая розу.
— А как ещё можно назвать человека, захватившего в девятнадцать лет целый остров, вырезав всё мужское население?
—
— Ага, запугал всех так, что там не то что взяточничество, что угодно искоренится.
— Ах ты мой черно-белый друг, — ласково проворковал Вольгер, — сколькому мне тебя ещё нужно научить…
Огайра провел в башне учителя несколько дней, обсуждая грядущую угрозу. Они с Грутом шерстили его библиотеку, в поисках подсказок и знамений, но не нашли ничего такого, что могло бы опровергнуть пророчество Сичирра, и маг всё-таки убедил наставника, что князь должен умереть.
— Если он действительно сын кого-то настолько могущественного, что пришлось скрывать его имя, то на нём может стоять защита от магического воздействия. К тому же, сама кровавая звезда охраняет его, особенно в те дни, когда она в родном чертоге. Ты понимаешь, что, попытавшись убить Таймара, можешь и сам вернуться к праотцам?
— Понимаю, но и выхода иного не вижу. Даже сейчас князь опасен, во что же он превратится, когда обретёт дар?!
Вольгер лишь покивал в знак согласия и, пожав тонкую руку своего худощавого друга, пообещал содействие.
Глава 5. Китэрия
Китэрию трясло от перекатывающихся в ней ощущений, никогда прежде она не испытывала такого стыда, ни одно живое существо доселе не проявляло по отношению к ней подобную жестокость. Заслужила ли она её или же попала под действие разрушительных потоков, что струились во всей атмосфере мрачной земли, как она про себя называла Роглуар?
Так или иначе, а случившегося не воротишь, она навсегда запомнит молчаливый укор князя, который проклинал её красоту, а ещё стыд за то, что эта красота возымела власть и над ним. Таймара буквально приковало к ней, он старался отвести взгляд, но его воля ослабла. А потом этэри уловила чувства, которые по её представлению, князю были не свойственны.
Она уже привыкла, что её похитителя в основном одолевает гнев, граничащий с яростью или настороженность, иногда переходящая в интерес. Ни доверия, ни радости, которые могли бы родить любовь, Таймар испытывать не мог, а вероятнее всего, просто запрещал себе как недостойные воина чувства. Но обводя затуманенным взглядом её нагое тело, он ощутил что-то вроде наслаждения, замешанного на боли и восхищении, а ещё жалость, жалость к собственности его солдата.
В случившемся не было вины этэри. Но он увидел её, как она есть, и теперь Китэрия на себе испытала то, что претерпевал Таймар, когда она читала его душу, как книгу.