Пленник волчьей стаи
Шрифт:
Он встретил человека через две ночи. Встретил того, кого он так желал встретить.
Старик Тынетегин, который все же выгнал из ноги и поясницы злых духов теплыми шкурами, шел настораживать петли и самострел на оленных тропах. Он знал, что скоро по ним пойдут дикари. Они всегда в это время проходили недалеко от яранги. Рядом с ним шарил по кустам молодой кобелек Серое ухо. Тынетегин готовил смену своей верной, но уже старой собаке-следопыту по имени Остроноска. Кобелек был рад всему этому большому, щедрому миру: шуршавшим в траве полевкам, доверчивым свистунам евражкам, пугливым зайцам, уткам, кишевшим в озерках и протоках. Серое ухо только начинал познавать мир, он был молод и беспечен, то и дело убегал от хозяина.
Подранок увидел врага совсем
Подранок бесшумно двинулся за Тынетегином, затем прибавил шагу, обошел жертву и притаился за кустом, к которому подходил Тынетегин, убивший за свою жизнь много раз по десять медведей.
Старик слишком поздно увидел свою смерть. Он даже не успел сдернуть с плеча ружье — разъяренный подранок встал на задние лапы и живой горой навис над остолбеневшим охотником, скребанул передней лапой по голове человека от затылка к лицу, закрыв кожей с волосами лицо человека: медведей раздражает взгляд человека, они пугаются его. Первый раз в своей жизни медведь отведал человечины. Он стал людоедом. Теперь он искал новой встречи с человеком. Через пять ночей он встретил в тундре молодого пастуха Аканто, который шел по следу отколовшихся оленей. Медведь-людоед напал на Аканто точно так, как на Тынетегина. У Аканто не было ружья. Впрочем, он умер легко — еще до того, как медведь успел снять с него скальп: у молодого пастуха было слабое сердце, и оно разорвалось, как только людоед встал на дыбы перед охнувшим пареньком.
Останки Аканто нашел его товарищ Ятгер, когда пастухи искали пропавшего.
Ужас обуял пастухов и всех живших в урочище, где обитал все эти годы медведь. Нет страшнее и коварнее зверя для оленных людей и рыбоедов, чем медведь, отведавший человечины. Все, кто имел оружие, вышли на охоту. Собаки быстро взяли след.
Подранок вскоре догадался, что человеки решили отомстить ему за кровь убитых им. Он переходил от одной сопки к другой, косолапил из конца в конец по просторному плато, но его чуткие уши все равно слышали, как перекликаются между собой люди и собаки. Ему не хотелось покидать знакомые места, где он знал каждый угол, каждую отмель реки, рыбные места на ней. Он знал, где больше всего нор евражек, где растут съедобные корни. Здесь ему было все знакомо, привычно, а расстаться с привычным всегда трудно. Медведь уходил от погони и снова возвращался в урочище. Но люди и собаки упорно шли за ним. Он слышал погоню, он видел охотников, слышал пугающий грохот их палок, плюющихся горячими камнями. Он понял, что люди и собаки не отстанут, и, пролежав весь день в кедраче, ночью ушел из урочища вверх по реке. Ушел навсегда.
И вот он снова встретил человека. Злоба, дотоле погасшая в его гудящей от пули голове, снова всколыхнула все его сильное тело, кровь ярости бросилась в глаза. Он следил из своей засады за человеком и не решался напасть — рядом с ним жил огонь. Человек кормил его, и яркие языки радовались пище — мелькали, трещали и вместе с дымом улетали в небо. Нет зверя, который не трепетал бы в страхе перед силой огня. Даже повелитель-голод не заставил зверя пойти на огонь.
Но огонь — привычный спутник человека, и . медведь уже знал, что он умирает, когда человек перестает его кормить. Подранка тревожило и приводило в замешательство присутствие волка. Если бы не этот сильный волк, который был послушен и предан человеку как обыкновенная собака, подранок еще при свете Верхнего Большого Огня отведал бы человечины в третий раз. Вот почему подранок терпеливо ждал, не спуская своих горящих глаз с человека, огня и волка. Он думал, что этот странный волк с повадками собаки уйдет от человека, и тогда...
Вновь просыпался Верхний Большой Огонь, однако волк не уходил, шел позади человека, и подранку ничего не оставалось делать, как терпеливо идти по следу того, чье мясо хотел он отведать. Его раздражало только то, что рядом со следом человека он чуял след волка...
...Атувье миновал осыпь, поравнялся с «башней». Внизу было тихо, но здесь, почти на самой макушке «шапки Котгиргина», дул студеный ветер. Атувье зашел За валуны и, пристроившись поудобней, стал смотреть вниз. Рядом положил копье и лук со стрелами. Он решил сразиться с преследователем здесь, на открытом месте. Этого плохого медведя он не должен приводить к яранге, к Тынаку, которая уже носила под сердцем продолжение Атувье в нижнем мире.
И он увидел своего преследователя. Тот вынырнул из кедрача. Медведь, как и ожидал Атувье, поднялся по тропе-норе.
Черная спина тихо зарычал, по его телу пробежала дрожь.
Атувье тоже вздрогнул — медведь был крупный, сильный. Такого сразу не убьешь копьем. На всякий случай он вынул нож, положил рядом на камень.
Подранок поднял голову. Человек и волк пропали. Это его озаботило. Обнюхав землю, ловя знакомые запахи, оставленные босой ногой человека, сторожко двинулся по следу.
Черная спина продолжал утробно рычать, прижав уши к голове. Волк готов был вступить в бой. Он ждал команды.
А медведь неотвратимо подходил все ближе, ближе. Из-под его лап срывались «живые» камни и с шумом скатывались вниз.
Атувье обернулся. Рядом голая, с каменными проплешинами, вершина. Если перевалить ее, то можно совсем скоро добежать до яранги. Но если медведь увидит убегающую добычу, он тоже побежит. Убегающая добыча — самая желанная для медведей ц волков. Атувье почему- то вспомнил один случай. Три зимы тому это было. Тогда стадо кормилось недалеко от стойбища, и он однажды поехал на оленях проведать родных. По пути решил проверить капкан на выдру, что поставил два дня назад. Привязал оленей к дереву, взял с собой чайник, юколы, встал на лыжи и пошел вниз к незамерзающему «оконцу», где выдры выходили из воды, чтобы покататься с горки. Все знают, что выдры большие любительницы кататься с горок. Проторят на склоне берега след, уплотнят, укатают его до ледяного желоба и потом всю зиму будут резвиться как дети. Возле одного такого их игрального места и насторожил он капкан. Не зря старался — хорошая выдра попалась в железные челюсти. На радостях Атувье развел костер, почаевал. После чая не сразу вернулся к оленям. Пошел вниз по реке, надеясь отыскать другую выдрину горку. Немного прошел, глядь, еще один ледяной желоб напротив полыньи. Поставил счастливый капкан, заложил приманку.
А день уже умер, светлый вечер на дежурство заступил.
Когда подошел к оленям, обмер — вокруг дерева, за которое привязал оленей, следы хвостатых. Он скинул ружье (старший пастух Киртагин свое дал в дорогу). Ой-е, волки, по всему, только-только ушли! Услышали его песню (а он громко пел от радости) и ушли. Олешки тревожные, глаза кровью налились, но... целые. Не тронули их хвостатые! Почему не напали? Потому что олени не побежали — ремни крепкие, не порвались. Вот хвостатые и не решились напасть на них. Не привыкли они нападать на стоящих оленей, совсем, видно, растерялись от смелости рогатых. Не встречали таких.
Нет, нельзя бежать от медведя-охотника. Разве от него убежишь? Атувье сжал древко копья, сильно повел плечом. Что-то нехорошее, холодное подползло к сердцу, спину морозом сковало. На миг перед глазами мелькнуло перепуганное лицо Тынаку. Ой-е, тяжелый бой будет. Одна надежда на волка. Чтобы придать себе храбрости, Атувье стукнул кулаком по камню, который лежал на камне-основании. Большой камень. Вот если бы его спихнуть навстречу проклятому кайныну. В отчаянии Атувье еще раз стукнул кулаком по камню и вдруг, бросив копье, навалился на него плечом.