Плохая война
Шрифт:
– И господин Максимилиан тоже весел?
– О нет. – Тут братья засмеялись. – Весел может быть кто угодно, даже кавалер фон Клаузевиц, но только не господин Максимилиан.
– Да, господин Максимилиан весьма строг, всегда следит за порядком и даже не дает нам спать, если мы забыли коней после езды почистить или напоить, – говорил Эрнст.
– Да-да, весьма строг, бывало, что он и с постели нас поднимал, когда мы забывали до ночи про коней, – подтвердил Курт.
– Это правильно, господа, за конем должно следить больше, чем за своей одеждой и своей красотой.
Юноши все понимали, они соглашались, кивая головами.
– Вы пейте пиво, господа, – продолжал разговор Волков.
Братья Фейлинги брали большие кружки, младшему, Курту, так пришлось поднимать свою двумя руками, чтобы сделать глоток.
– А господин Увалень вам не докучает?
– Нет-нет, мы его любим, он добр и очень могуч, – сказал Эрнст.
– Да. Добр, но много ест и сильно храпит, но все равно мы его любим, – говорил младший. – И еще мы любим кавалера фон Клаузевица.
– Да, его тоже любим, он учит нас фехтовать.
– Господин Георг – лучший фехтовальщик. И не жалеет времени на то, чтобы учить нас, – добавлял Эрнст воодушевленно.
После того как вчера на встрече весь пыл слетел с тех храбрых господ, когда Клаузевиц сказал, что примет вызов вместо Волкова, слова молодых братьев вовсе не казались ему пустым детским восхищением. Волков, кстати, еще собирался поговорить об этом его поступке с молодым рыцарем, вчера от радости ему было не до того.
– Я рад, господа, что вам все нравится, а теперь я хотел бы побеседовать о другом.
– О чем же, кавалер? – спросил Эрнст, причем оба юноши сразу насторожились.
Волков помолчал, он понимал, что его дальнейшие вопросы, возможно, будут несколько бестактны, но он хотел знать как можно больше по делу, которое его интересовало.
– Господа, мне недавно стало известно, что дом Фейлингов ведет какую-то старую тяжбу с домом Маленов. Вам что-нибудь известно о том?
Братья в который раз переглянулись, и старший стал рассказывать:
– То старый раздор. Старая распря из-за Хлиденских холмов. Говорят, граф, дед нашего нынешнего графа, уступил большую землю на северо-востоке от Малена городу после проигранной войны. Наш дом те земли у города выкупил, а графы говорят, что те земли мы забрали бесправно, так как документов на передачу земли в мирном договоре между городом и графом нет, они утеряны. А герцог эту тяжбу судить не желает, ему и город дорог, и граф – родственник. Как ни рассуди – всё обиженные будут.
Волков удивлялся осведомленности юноши и, все запоминая, спрашивал:
– И что же, богаты те земли?
– Богаты, пахотной земли там мало, едва ли двенадцать десятин будет, но есть луга хорошие. Да и через всю землю идет большая дорога на северо-восток. У нас там две кузни, три постоялых двора и трактира, и все берут пиво с нашей пивоварни, и припасы все наши; мельницы две штуки, есть
– А мужики? Сколько у вас там мужиков?
– Дворов двести, но все вольные, крепостных нет.
Двести дворов, конезавод, фермы, кузницы вдоль дороги. Да, земля, кажется, та и вправду была хороша, да и не стал бы молодой граф заводить распрю ради земли бросовой. Хотя может…
Он еще спрашивал братьев Фейлингов, и те ему говорили без утайки то, что знали про эту старую распрю. И кавалер все отчетливее понимал, что в этой своей вражде с графом и местными сеньорами, что непременно станут на сторону графа, придется ему искать союзников среди знати городской. А вот как они его встретят? Он уже и так в немилости у герцога, нужен ли городу такой обремененный сварами и войнами союзник? Это был вопрос.
Вскоре, узнав все нужное, кавалер отпустил братьев от себя. И младший брат, выпивший всю кружку пива, из-за стола выходил на ногах нетвердых.
Волков же остался за столом в раздумьях. Эти тяжкие думы были не последними его тяжкими думами; помимо вдруг появившейся нелюбви молодого графа еще ему не давала покоя смерть кавалера Рёдля в его земле. Чертов зверь. Он всё, всё портил. Разбей ты хоть десять раз свирепых горцев на своих границах, но если в твоих пределах гибнут столь известные турнирные бойцы, то какой же ты сеньор? Впрочем, известно какой – плохой. Который по скудоумию или по небрежению не может навести порядок в земле, данной ему в прокорм. Может, такому сеньору и земля не нужна, не по силам ему быть владетелем?
Чертов зверь! Одно дело разорванный бродяга. Бродяга? Да хоть целое небольшое кладбище бродяг, что было за хижиной монаха! Даже пропавшие дети, да и сам монах беспокоили всех меньше, чем всего один, но благородный и известный человек. Волкову уже один раз припомнили его, а сколько раз еще будут припоминать? В общем, со зверем надо было кончать.
– Максимилиан! – крикнул он.
– Да, кавалер.
– Седлайте коней, вы и Увалень едете со мной. И просите господина Клаузевица ехать со мной тоже.
– Далеко ли нам ехать? Брать ли с собой съестное?
– Нет, доедем до замка соседа, хочу знать, как там барон фон Дениц, жив ли, нет ли, к ужину будем дома.
Максимилиан поклонился и ушел исполнять приказание, а Волков звал дворового, чтобы помог одеться в дорогу.
Они ехали по известной дороге на запад, через брошенную хижину монаха к старому, но еще крепкому замку Баль. В этот день было не так холодно, как в прежний раз, но декабрь есть декабрь, ветер есть ветер, а горы, что за рекой в двух днях пути отсюда, есть горы. В общем, зимой даже несильный ветер с гор несет вовсе не свежесть, и уже вскоре ногу кавалеру крутило, как обычно. Казалось, давно нужно к тому привыкнуть, а оно все не привыкалось. Он остановил коня, пропуская вперед Увальня, а сам стал растирать ногу. Когда с ним поравнялся фон Клаузевиц, Волков заговорил с ним: