«Плохой день для Али-Бабы»

Гарднер Крэг Шоу

Трое старших разбойников немедленно согласились. Последовало недолгое препирательство насчет того, чья история достойна быть рассказанной первой, причем Гарун намекал на множество запутанных и комичных ситуаций, а Ахмед соблазнял упоминаниями о Синдбаде и приключениях. Во время этого спора разбойник, раньше звавшийся Аладдином, был странно молчалив, и все же каким-то образом было решено, что они станут тянуть травинки, а проводить жеребьевку будет тот, кого звали Аладдин. Кто вытянет самую длинную травинку, тот и станет рассказывать свою историю.

Вскоре

и явно предсказуемо для остальных победителем в этом споре стал Аладдин. Али-Баба с любопытством взглянул на остальных, словно за волей случая мог таиться какой-нибудь хитроумный подвох.

– Он сильнее нас, - сказал Ахмед, отвечая на невысказанный вопрос дровосека, - и победил бы, даже будь борьба честной.

– Хотя мы могли бы и возразить, - быстро добавил Гарун.

– Только очень тихо, - добавил Ахмед после предостерегающего взгляда рассказчика.

– Вопрос нашего нового разбойника взволновал меня, - признался человек, звавшийся ранее Аладдином, опускаясь на подушки, - и я понял, что должен заново вспомнить всю свою жизнь, чтобы понять, что в моем прошлом может иметь отношение к моему теперешнему состоянию и, возможно, к моей судьбе.

– Никто не может знать своей судьбы, - провозгласил Гарун, усаживаясь поудобнее.

– Хотя некоторые могут без конца твердить об этом, - согласился Ахмед, тоже устраиваясь на земле.
– Но вернемся к нашей истории, пока уши наши способны слышать что-либо, кроме голоса песчаной бури.

Али- Баба решил, что лучше присоединиться к ним, и набрал столько подушек, чтобы расположиться со всем возможным комфортом, а заодно прихватил еще пару больших и мягких подушек для своего брата, чтобы устроить для корзины с Касимом подобающее ложе.

– Отлично, - сказал Аладдин, видя, что все удобно расселись вокруг него.
– И я прошу вас с вниманием слушать каждое мое слово, ибо мне почему-то кажется, что в этой истории, быть может, отыщутся ответы на вопросы, касающиеся самих наших судеб, включая возможность побега из этой гнусной шайки.

– Да, надо отдать ему должное, - легонько присвистнув, с тихим восхищением сказал Ахмед.
– Как рассказчик он очень силен в зачинах.

И под усиливающийся рев ветра Аладдин начал свой рассказ.

Глава шестнадцатая, в которой говорится о неких запутанных историях и еще более сложных проблемах с портными

– Знайте же, что я не всегда был простым разбойником, - сказал тот, кого прежде звали Аладдин, - но был я, в дни давно минувшие, столь же простым уличным мальчишкой, хотя в промежутке между этими двумя крайностями я обрел великое богатство и жил некоторое время во дворце, не имевшем себе равных.

– Как и многие из нас, - поспешил добавить тот, кого звали Гарун аль-Рашид.

– Если послушать все эти истории, - согласился Ахмед, - услышишь про целую кучу дворцов, не имеющих себе равных. Просто удивительно, где только ни жили когда-то разбойники.

– Да, -

ответил Аладдин, уже с несколько меньшим терпением, нежели он выказывал прежде, - но сейчас мы слушаем мою историю, и я был бы признателен, если бы ты не пытался завладеть вниманием моих слушателей.

– Как подобает всякому добропорядочному разбойнику, - прокомментировал Ахмед.
– Завладеть чем-то чужим - смысл нашей жизни.

– Это наш атаман хочет, чтобы мы так думали, - упрямо возразил Аладдин.
– Но я еще даже не начал толком свой рассказ.

– Мой дворец тоже не имел себе равных, - довольно раздраженно заметил Гарун.

– Дворец тут ни при чем, - пояснил Аладдин, - во всяком случае, в первой части моего повествования.

– Дворцы всегда при чем, - ответил Гарун с такой убежденностью, какой Али-Баба прежде не слыхал у пожилого разбойника.

Но как бы то ни было, Аладдин предпочел оставить его слова без внимания.

– Как я уже сказал, - продолжил он, - я был неразумным мальчишкой чуть старше двенадцати лет и проводил свои дни бесцельно болтаясь по улицам, как делают все мальчишки, за невинными играми вроде борьбы на песке или подбрасывания в воздух фески ногой.

– Сколько у тебя было башен?
– подчеркнуто резко поинтересовался Гарун.

– Это не имеет отношения к делу, - заметил разбойник по имени Аладдин.
– Итак, я не обращал внимания на уговоры моего работящего отца и долготерпеливой матушки найти себе дело по душе. Меня настолько ничто не интересовало, что семья моя не могла найти никого, кто пожелал бы взять меня учеником, поэтому отец мой взял меня в свою портняжную мастерскую и попытался познакомить с азами портновского ремесла.

– Портновского?
– громко выпалил голос Касима. Видимо, он все-таки вовсе не дремал.
– Кто-то здесь сказал, что его учили портняжному делу?

– Увы, - печально ответил Аладдин, - обучение не достигло цели, поскольку меня куда больше интересовало, как бы продолжить свои детские забавы. Поэтому я бил баклуши день за днем, месяц за месяцем, год за годом, пока отец мой не заболел внезапно и не умер.

– Несомненно, это очень трогательно, - заявил Касим тем особым тоном, которым обычно разговаривал с Али-Бабой, когда хотел от него отделаться. Но продолжил он, однако, уже совсем другим голосом: - Тем не менее ты, конечно, должен помнить что-нибудь из портновских навыков.

– Ну, думаю, под угрозой расправы я смог бы вдеть нитку в иголку, - отозвался Аладдин, и по его голосу было ясно, что эта самая расправа не за горами.
– После смерти отца моя мать вынуждена была добывать средства к существованию стиркой чужого белья, и, хоть ее старческие руки и глаза должны были трудиться от утренней зари и до ночи, все равно она могла себе позволить покупать лишь корку заплесневелого хлеба да немного гнилых овощей, едва ли пригодных на корм козам. И столь скудной едой она как-то ухитрялась не только питаться сама, но и кормить своего неразумного сына.