Плутоний для «Иисуса»
Шрифт:
— Я не умею целоваться по-немецки, — прошептал он.
— Я тоже. Давай учиться!
Марк сначала легонько прикоснулся к ее губам своими, предполагая не торопиться, потихоньку… Но словно проскочила искра, когда их губы встретились, и занялись давно приготовленные, ждавшие своего часа дрова.
— Ох!.. — вдруг негромко простонала она, не открывая прищуренных глаз.
— Что случилось? — всполошился Марк.
— Губа разбитая… Но ты целуй!
— А я почувствовал кровь, но решил, что это мы так перестарались! — засмеялся Марк.
— Не болтай! — перебила Кристина и потянулась к нему своим небольшим, ладно скроенным телом, одновременно ногой сталкивая к концу кровати одеяло.
…Когда Марк вошел в нее, Кристина на миг замерла, словно пронзенная копьем в сердце, потом вцепилась пальчиками в его покатые плечи, задвигалась ему навстречу. Марк поначалу боялся, что, навалившись всей массой, придавит ее хрупкое тело, потом забыл обо всем, бормотал по-русски какие-то нежные слова, опомнившись, замолкал — ведь она не понимает. Но Кристина сквозь вскрики и стоны бормотала:
— Говори!.. Говори!.. Я это понимаю!..
Они долго бились в сладких судорогах, соединившись друг с другом, потом, изнемогшие, лежали рядом, и прохладный воздух не сильно натопленной комнаты овевал их разгоряченные тела.
— Это очень плохо, что ты гангстер, — сказала вдруг она.
— Плохо — для кого?
— Для меня. И для тебя. Знаешь — почему?
— Наверное, нет.
— Потому что я хочу, чтобы ты остался со мной, здесь, на всю жизнь. Наверное, еще не поздно, если ты завтра перестанешь быть гангстером.
— Я не совсем гангстер…
— Ты хочешь сказать, что тебя не посадят в тюрьму?
— Думаю, что нет.
— А девушки у тебя в твоей России нет?
— Нет, а у тебя парня нет?
— Все в прошлом и не более чем эпизоды. И все не совсем хорошо, с тобой не сравнить. Правда! — воскликнула она, заметив его усмешку.
— Я рад, что понравился тебе, но я беден, — признался Марк. — А бедность способна убить самую сильную любовь.
— Ты бедный у себя дома. А здесь я помогу тебе зарабатывать хорошо. У тебя есть главное — ты знаешь язык.
А что, подумал Марк, может, и в самом деле остаться, чтобы харь тех не видеть, и бандитских, и командирских. Только сначала надо дело сделать.
Кристина принадлежала к тому типу женщин, которым после любовных утех жизненно необходимо поболтать. Марк успел отдохнуть, поэтому имел силы и терпение, чтобы слушать ее болтовню и даже поддерживать нечастыми и лаконичными репликами.
После того как она красочно и подробно описала, как здорово пойдет у них жизнь, когда Марк бросит свое опасное и преступное ремесло, Кристина спохватилась:
— Зачем я это говорю? Может быть, я тебе совсем не нравлюсь. Ты должен сказать честно!
— Кристина, разве ты ничего не почувствовала? Зачем тебе еще какие-то слова?
— Да, — подумав, призналась она. — То, как ты меня любил, стоит тысячи слов. И мне бы хотелось еще раз пережить это…
— Прямо сейчас? — с шутливой деловитостью спросил Марк.
— Нет! — засмеялась она. — Не сегодня, а то сердце не выдержит! Ты бесподобен! У меня, кстати, был один русский, давно, в начале зимы…
— Русский? Тоже гангстер?
— Нет, но, мне кажется, ничем не лучше гангстера. Я не с тобой его сравниваю! — спохватилась она. — С настоящим тупым гангстером, хотя он не тупой…
— И где же ты его нашла? — чуть-чуть ревниво спросил Марк.
— О, ты не поверишь! Из-за своей любознательности я чуть не лишилась рассудка. «Шпигель» заказал мне статью о различных восточных сектах, которых очень много расплодилось у нас в Германии. Всякие кришнаиты и прочие чинмои хорошо известны и уже не вызывают большого интереса у публики. Я выбрала для изучения новомодную секту «Путь истины»…
— Знаю. У нас они тоже были. Серьезные ребята.
— Согласна. Ну для того, чтобы узнать побольше, я пришла в секту не как репортер, а как верующая. Стала послушницей, читала писания учителя Като, постилась и все прочее, пока мне это не надоело. Ничего нового, мешанина из буддизма и христианства. Но выйти оттуда оказалось сложнее, чем я думала. Там мне и встретился этот парень. У него было европейское имя Эдуард. Он был такой же сильный, как ты, хотя не такой красивый.
— Ну-у… — смущенно протянул Марк.
И вдруг его пронзила догадка.
— Подожди, как ты сказала? Русский, зовут Эдуард? Черноволосый, лицо с рябинками, немного ниже меня, мускулистый.
— Да, — удивилась она. — Откуда ты его знаешь?
— Встречались.
— Так он все же гангстер?
— Нет, скорее жертва.
— Мне так не показалось. Он приходил на сборища в секту, но в отличие от других чувствовал себя достаточно уверенно. Он интересовался в основном прикладным аспектом: медитация, разные упражнения с энергетикой человека, но мог поговорить и о философии Востока. Мне почему-то показалось, что он проникся этим учением и хочет из вольного слушателя стать монахом, и я решила спасти его от дурмана. Такое вот благородство. Мы часто забивались куда-нибудь в уголок подальше от глаз старших монахов и, пока остальные предавались молитвам и медитации, потихоньку спорили. Не знаю, как получилось, что старшие монахи обо всем узнали: то ли кто-то подслушал наши споры и донес, то ли сами монахи догадались подслушать, о чем мы говорим, тем более что уединяться парочками — такое в секте не приветствовалось: надо забыть обо всех земных наслаждениях ради того, чтобы приобщиться к благости учителя. Во всяком случае, в один из дней, когда я пришла не столько для того, чтобы молиться, сколько затем, чтобы увидеть Эдуарда, меня пригласили в комнату, где располагались старшие монахи. Я думала, начнут меня прорабатывать, нотации читать, как это делали бы христианские священники. Но оказалось, они хитрее, чем я думала. Один из них, кстати немец, сказал примерно так: мы видим, сестра, что ты дальше чем другие продвинулась на пути к очищению и совершенству, поэтому для тебя приготовлен следующий этап постижения истины. Здорово говорил, красиво. Если бы я не имела некоторого количества знаний, поверила бы всему. Думала, что дальше уговоров дело не пойдет, начала кокетничать, говорить, что не чувствую себя готовой к такому ответственному шагу, мне надо еще поработать над собой, — все в таком духе. Но пока я вежливо с одним пререкалась, двое других уже приготовили шприц. И так взяли меня в шесть рук, что я ни дернуться, ни пикнуть не смогла. Закатали мне в вену укол, и я уплыла. Потом несколько дней я барахталась между явью и дурманом. Кажется, мне постоянно добавляли дозу, чтобы не могла окончательно в себя прийти. В конце концов я пришла в себя в квартирке, которую снимал Эдуард. Пыталась вспомнить, что делали со мной, пока была не в себе, — ничего не вспомнила, кроме того что хохотала, как безумная, когда под влиянием наркотиков начала воспринимать тело Эдуарда как лицо. Понимаешь? Как будто плечи — это макушка, соски на груди — глаза, пупок — нос, а пах — это рот. Представляешь, мне казалось, что его пенис — язык!..
— Ты его голым видела? — ревниво спросил Марк.
— Да. Я думаю, он и был голый. Я смеялась и кричала ему, чтоб он не дразнился своим языком, а то я его вырву. Но поступил он несолидно: воспользовался моей беспомощностью… Неужели ему было приятно с полутрупом?
— В таком случае он порядочная сволочь!
— Почему? Может быть, он просто робкий человек. Зато вытащил меня из секты!
— А в Москве я его вытащил из такой же западни!
— Да? — радостно удивилась Кристина.