Пляска смерти
Шрифт:
— А ты думал, после рождения ребенка я стану другим человеком? Добрее, мягче? Так ты думал?
— Могу я высказать свое мнение в этой дискуссии? — спросил Сэмюэл.
Мы с Ричардом сказали «нет», Жан-Клод ответил «да». Сэмюэл не обратил на нас внимания и воспользовался разрешением Жан-Клода.
— Если моя жена может служить примером, что значит иметь детей в этой более чем неординарной ситуации, то «смягчение» не совсем характеризует то, что вас ждет. Теа очень мягко обращалась с детьми. Такой мягкости характера я в ней никогда не видел, но со всеми прочими… — Он покачал головой. — Никогда не видел ее такой беспощадной, как после рождения Самсона. Она решительно как никогда
Я успела подумать: «Грудное вскармливание? Ну нет, только не я».
— Ты это говоришь, чтобы я себя почувствовал — как? Лучше, хуже?
— Спроси кого-нибудь, кому ты поверишь, — сказал Сэмюэл. — Спроси у любой женщины, как выматывает силы и забирает время новорожденный. У меня трое детей, двое из них близнецы. Со мной было так, как бывает со многими отцами поздних детей: близнецами в младенчестве я занимался больше, чем Самсоном. Моя власть была тогда крепче, и меньше занимали вопросы… бизнеса. Думаю, я слишком открылся влиянию современной Америки, подхватил эту странную мысль, что я должен много, очень много заниматься младенцами. Я задним числом зауважал Теа за то, что пришлось ей пройти с Самсоном, когда я больше занимался делами. Дети — это величайшее благо… — он потрепал сидящего рядом сына по ноге, — но, как и другие великие блага, требуют кучу внимания, времени и энергии.
Я замотала головой, замахала руками, будто пытаясь стереть в воздухе все, что сейчас услышала.
— Все, на сегодня мне хватит. Сменим тему — хотя бы пока я не сделаю тест и не выясню наверняка. Если будет положительный, тогда и будем разговаривать. Сейчас вопрос закрыт.
— Ну уж нет, нельзя так сразу менять тему! — возразил Ричард.
— Ей — можно, — возразил ему Жан-Клод.
— А если я не хочу менять тему?
Снова у меня возникло впечатление, что Ричард специально затевает ссору.
И наконец что-то сказал Мика:
— Ричард, Анита просит сменить тему только до тех пор, пока она не будет знать точно. В этом есть смысл.
— А ты не лезь! — рявкнул на него Ричард.
— Не смей кричать на Мику! — рявкнула на него я.
— Я буду кричать на кого захочу! — заорал он.
И тут заорала Клодия — так, что мы оба замолчали. Такой мощный, глубокий звук, что все мы обернулись к ней.
— Неужто твои задетые чувства только и имеют для тебя значение, Ульфрик? — Она покачала головой. — Прав был Натэниел: ты бы обоссал ее, если бы мог, чтобы она была твоей и только твоей.
Он зарычал и шагнул к ней.
— Нет, — сказал Жан-Клод. — Ричард, нет.
— Ты затеваешь с ним ссору? — спросил Мика озадаченным голосом.
И он был прав — очень это не похоже на Клодию. Закончить ссору она могла, но начинать не стала бы.
Она опустила глаза к полу — наверное, до десяти считала.
— Не хочу ни с кем ссору затевать, но достала меня эта позиция.
— Какая позиция? — спросила я.
— Вот его. — Она указала на Ричарда.
Не только ее эта позиция достала. Но вслух я сказала другое:
— Не думаю, что от твоей ссоры с Ричардом мне будет лучше.
— Извини. — Но на Ричарда она посмотрела очень враждебно. — Только он как все мужики — думает, что, если он тебе всего лишь сделал ребенка, всего лишь на тебе женился,
— Я так не думаю, — сказал Ричард.
— Да?
— Да.
— А зачем же тогда предложение?
— Должен же я сделать предложение женщине, если она от меня беременна?
Клодия кивнула:
— А насчет того, чтобы Анита перестала быть федеральным маршалом или ликвидатором вампиров?
— Мне кажется, что жизнь, которую она ведет сейчас, не та, которая была бы хороша для ребенка.
— Да, — ответила я. — Не та.
Он обернулся ко мне.
— Вот, и ты со мной согласна.
— Да, конечно, согласна, что моя жизнь с ребенком так получаться не будет. Но другой жизни у меня нет, Ричард. Я такая, как есть. И переделать себя просто потому, что будет ребенок, не могу.
— Можешь, — возразил он. — Если очень захочешь, то сможешь.
— Ты перестанешь преподавать, уйдешь из школы?
Он отвернулся, покачал головой:
— Я люблю эту работу.
— А я люблю работу федерального маршала.
— Но ты ее и ненавидишь.
— Иногда, а иногда я на работе просто выгораю дотла. Может быть, настанет момент, когда я уже не смогу работать дальше. Но работу в полиции я люблю и делаю ее отлично.
— Ты любишь видеть изувеченные трупы?
Я замотала головой:
— Пошел вон!
— Что?!
— Ma petite,прошу тебя.
Жан-Клод подошел меня поддержать. Я не отодвинулась, но и не подалась ему навстречу — стояла столбом. И так злилась, что даже думать не могла. Одно только я знала: мне нужно, чтобы Ричарда здесь не было, потому что скажи он еще одну такую глупость, и я отвечу чем-нибудь таким, что простить уже нельзя, — или он такое скажет. Мы были близки к ссоре, после которой не будет мира.
Прозвучал голос Сэмюэла — вежливый, такой рассудительный-рассудительный.
— Может быть, нам следует обсудить темы, которые позволят всем вам пережить этот уик-энд и сохранить суверенность вашей территории?
Это привлекло внимание всех, в том числе и Ричарда:
— О чем это ты говоришь?
— Если силы Аниты так разрушительно подействуют на всех мастеров городов, как было с Огюстином, что вы станете делать? И что сделают другие мастера, когда увидят, что Огюстин таскается за Жан-Клодом и за ней, как стосковавшийся по ласке щенок? Она стала командовать Огюстином, она показала некромантию, подчинившую себе мастера города. Среди нас такое было легендой, Ульфрик, но не реальностью настоящего времени. Я видел, как Огюстин сопротивлялся ее принуждению, хотя до сих пор не знаю, использовал он против Аниты всю силу потому, что желал секса с женщиной, несущей в себе ardeur,или чтобы она не зачаровала его полностью: лучше быть привязанным к ней любовью и вожделением, чем слепым повиновением. Честно говоря, не думаю, что Огюстин сам знает, почему выбрал такую защиту, и что было бы, выбери он иную. — Сэмюэл вздохнул. — Нельзя ее завтра приводить на балет, не зная, универсально ли ее притяжение, или только линия Белль ему подвластна.
— Тебя к ней притянуло? — спросил Жан-Клод.
— Некоторое влечение было, да, но не такое сильное, как у Огюстина. Мне не приходилось бороться с собой, чтобы до нее не дотронуться или же не делать того, что она говорит. Я ощущаю ее силу, и когда она применила некромантию, это было впечатляюще, но принуждения — нет, не испытывал.
— Значит, только линия Белль? — спросил Жан-Клод.
— Или только вампиры, испытавшие на себе ardeurБелль.
Я наконец-то позволила себе расслабить мышцы в руках Жан-Клода.