Пляска смерти
Шрифт:
— Я не Золушка, — ответила я, — я сама и есть принц.
Он улыбнулся — и опять улыбка до глаз не дошла.
— Хорошо, принц, но смысл все равно тот же. Нельзя быть принцем, если все принцессы тебя хотят, потому что тогда ни одна не будет тебе под стать. Даже Жан-Клод.
Они переглянулись, и это замечание вместе со взглядом навело меня на мысль, не были ли они такими же «друзьями», как Жан-Клод с Огюстином. Они говорили, что нет, но уж очень многозначителен был взгляд.
— Мы сделаем так, как ты предлагаешь, Сэмюэл. И я знаю, что могу положиться на тебя, что ты
— В этом я даю тебе слово, — сказал он и снова обернулся ко мне. — Я никогда не подвергну тебя опасности. Я хочу, чтобы ты попыталась привести Самсона в силу, Анита. Не буду настаивать, чтобы он был первым, но хотелось бы лучше раньше, чем позже.
— Я знаю только, что это будет не сегодня, — ответила я.
Он улыбнулся — на этот раз глаза чуть заискрились весельем.
— Нет, конечно, не сегодня. Мне кажется, твоя тарелка уже полна и без Самсона.
Он поклонился Жан-Клоду, Самсон последовал его примеру. Потом они повернулись и вышли.
Молчание разорвал голос Клодии:
— Хочешь, я пойду и принесу тест на беременность?
— У нас с собой в сумке есть парочка, — ответил Мика.
У меня вдруг так пересохло горло, что дышать стало трудно.
Из дальнего коридора появились Лизандро и Натэниел.
— Я что-то пропустил? — спросил Натэниел.
Я на него посмотрела, и наверное, нехорошее у меня было лицо, потому что он подошел ко мне, обнял меня обеими руками, и я не возразила.
— Она пропустила целый месяц, можно не ждать до утра с тестом, — сказала Клодия.
Хотела я попросить ее перестать — перестать говорить, перестать помогать, но она была права. Задержка у меня была не на две недели, как я говорила Ронни. У меня месячные могли сдвигаться туда-сюда недели на две, в зависимости от гормонального цикла, наверное. Если мне считать, как всем женщинам, то уже почти четыре недели было запаздывание, а не две. Две недели ноября, но четыре с того времени, как должна была быть кровь. Четыре недели — тут тест точно сработает.
Глава восемнадцатая
Тест на беременность — это плоский кусочек пластика с окошечками. Маленький, помещается у меня в кулаке, и еще место остается, а рука у меня не очень большая. И от такой мелочи столько народу может расстроиться. Но вообще-то, если я беременна, то ребенок сейчас еще меньше теста. Кусочек пластика и еще меньший комочек клеток, и вот — вся моя жизнь от этого зависит. Ну конечно, я не умру, если ответ «да», но ощущение — что вроде как даже и умру.
Во-первых, никакого тебе достоинства. На эту пластиковую палочку пописать надо. Или в какую-нибудь емкость, а потом туда палочку сунуть и вынуть. Потом подождать, пока появятся полосочки: одна — не беременна, две полосочки — беременна. Все просто.
Я молилась, чтобы нет. Молилась и торговалась. Я буду осторожнее. Я буду пользоваться презервативами и не полагаться на таблетки. Я… ну, в общем, смысл вы поняли. Наверное, я не первая незамужняя женщина, которая сидела в туалете и желала, молилась, торговалась с Богом, что если вот все обойдется, я буду хорошей… а, ладно.
Я
Я пыталась сунуть часы в карман платья, но тут же занервничала, потому что там их не видно, и я могла время перепутать. Попыталась сесть на край ванны и смотреть на секундную стрелку, но от этого время ползло куда медленней. Теперь меня только минуты отделяли от уверенности, и я хотела знать точно. Хватит догадок. Так или иначе, я должна знать. Должна.
А вот чего я не знала — это что Мика включил на часах будильник. Они забибикали и меня напугали. Я даже ойкнула, как только девчонки умеют ойкать.
Клодия тут же постучала в дверь:
— Анита, все в порядке?
— Извини, будильника испугалась. Извини.
Я уже стояла посреди ванной, напротив умывальника, надо было только повернуться. Я вцепилась в часы, сердце так колотилось, что наверняка за дверью всем было слышно. Я не хотела смотреть. Хотела знать — и не хотела знать. Пусть кто-нибудь другой посмотрит. Мика или Натэниел. Господи, какая я трусиха, какая дура — будто если не смотреть, так ничего и не будет. Но я должна была посмотреть, должна.
Я сделала последние шаги к умывальнику и посмотрела вниз. Две, две эти блядские полосочки. Мир покачнулся, пришлось схватиться за край раковины, чтобы не рухнуть боком. Слышно было только, как кровь в ушах ревет. Черт побери, это же сейчас обморок будет, ага. Обморок…
Я опустилась на колени, все еще цепляясь за край. Ткнулась лицом в согнутую руку и стала ждать, пока голова кружиться перестанет. Ой, блин…
Когда я решила, что уже можно, то подняла голову. Ванная больше не качалась. Уже хорошо. Но я не знала, смогу ли дойти до двери. Очень это было противно, но тело мое решило, что пока что оно работать не будет. Оставалось только сидеть на полу, пока коленки не перестанут подламываться, или звать на помощь.
Я знала, что мужчины мои там стоят почти такие же напряженные, и заставлять их ждать казалось жестоко, а может, оно и не было жестоко. Пусть еще несколько минут будут верить, что худшее, быть может, минует. Мерзко, конечно, ощущать чудо жизни как катастрофу, но так оно и ощущалось.
Наконец я позвала — почти своим голосом:
— Клодия!
Она постучала в дверь и спросила:
— Мне войти?
— Да.
Она вошла, бегло глянула на пол — и тут же закрыла за собой дверь. Потом подошла ко мне, глянула на тест и сказала с неподдельным чувством: