Плывущие против течения
Шрифт:
— Иди, иди, мальчик, — говорил он. — Передай учителям, что прежде чем за книжку браться, надо чем-нибудь брюхо набить. Таро расписаться уже умеет, и на том спасибо...
Вот почему, стоя сейчас перед порогом дома Хонды, Котаро колебался. Кто знает, как его встретит сейчас угрюмый хозяин лачуги... Преодолев наконец свою робость, Котаро тихо открыл дверь и поздоровался. Изнутри кто-то глухо откликнулся. Котаро невольно зажмурил глаза от нависшей в воздухе густой соломенной пыли. Сквозь нее едва видны были люди — все одинаково серые, хмурые. Вся семья — взрослые и дети сидели на полу
— Ты опять за тем же, Котаро? — не отрываясь от дела, спросил Хонда.
— Нет, дядя Хонда. Я пришел по другому, важному делу.
— «Важному делу»! — усмехнулся Хонда. — По какому же, позволь узнать?
Котаро раскрыл папку и вытащил оттуда бланк:
— Поглядите! Я хочу попросить вас и тетушку Хонду поставить свои подписи. .. Это для того, чтобы не было войны...
Хонда удивленно покосился на мальчика и отложил в сторону сандалии, которые плел.
У него было широкое желтое лицо с резко проступающими скулами и лихорадочно поблескивающие глаза.
— Подписи, чтоб не было войны? — удивленно переспросил Хонда и поднялся с пола.
Котаро читал текст обращения, а Хонда внимательно глядел в лицо мальчику. Прекратили работу его жена и дети. Удивленно приоткрыв рты, они не сводили глаз с мальчика в очках.
Густая соломенная пыль, висевшая желтой пеленой, медленно оседала на пол. Воздух становился все чище, и люди, как показалось Котаро, словно приблизились к нему, посветлели и выглядели не столь уж сумрачными.
— Хорошее дело... — задумчиво сказал Хонда. Он развязал белый платок, повязанный вокруг лба, вытер им потное лицо и, вздохнув, добавил: — Я знаю, что такое война...
— И я знаю, дядя Хонда, — опустил голову Котаро, — что значит остаться без отца. Лучше, если никто этого не испытает...
В комнате стало так тихо, что слышно было, как сидевший на корточках Таро задумчиво сгребает ладонью осевшую на пол пыль.
Хонда принял от сына кисточку и, обмакнув ее в туш-ницу, старательно вывел свою фамилию и имя.
— Спасибо, — сказал Котаро и поклонился.
— А ей можно расписаться? — Хонда кивнул в сто-рону жены.
— Ну конечно, можно! Тогда будет двадцать две! Двадцать две подписи!
Котаро подпрыгнул несколько раз, но сразу же спохватился и принял солидный вид. Он поправил очки, сползшие на кончик носа, и медленно поклонился.
sfc *
Масато готовил уроки. В доме было тихо: отец еше не возвращался с работы, мать ушла на лесопилку за щепками, а сестра пошла к подружкам.
Вдруг с улицы донеслись крики и хохот.
Масато подошел к дверям, ведущим на веранду, и раздвинул их. По улице шли, раскачиваясь, два пьяных американца. Один из них, маленький, коротконогий сержант, уже не шел, а волочился, крепко вцепившись в пояс другого — огромного рыжего верзилы. Временами сержант падал, и тогда другой, чуть нагнувшись, хватал его за шиворот и ставил на ноги.
Глядя на них, Масато невольно
Вдруг он вскочил, как ужаленный, и отбежал в сторону, не сводя испуганного взгляда с ящика.
— Мертвец! — прошептал бедный Фудзита, вытирая выступивший на лбу пот.
— Пожалуй, это не мертвец... — произнес побледневший приказчик. — Кто-то хрипит...
Когда ящик наконец был вскрыт, оттуда вылез пьяный американский солдат. Увидев двух остолбеневших японцев, он пнул одного ногой, другому плюнул в лицо и ушел пошатываясь.
Фудзита и приказчик и не подумали задержать амеко. Они были рады, что он жив. Что было бы, если бы американец задохнулся?
Амеко — презрительная кличка, данная японцами американским оккупантам.
История с покупкой американца в ящике стала известна всему городу.
Услышав стук калитки, Масато обернулся. Осэки вошла во дворик, поднялась на веранду и с шумом задвинула дверь.
Масато посмотрел в окно. Пьяные американцы стояли у ограды их дома и перешептывались. Потом один из них, рыжий, высокий, вдруг толкнул ногой калитку и, пошатываясь, вошел во дворик. За ним поплелся и другой.
Пес Маро выскочил из-под веранды и отрывисто залаял. Рыжий американец, подойдя к веранде, распахнул дверь. Увидев выскочившую из-за перегородки побледневшую Осэки, он подмигнул ей и прохрипел:
— Алло, бэби! Плиз!
Правой рукой он вытащил из кармана несколько бумажек и помахал ими. Его оттолкнул другой, с нашивками сержанта на рукаве. При виде Осэки его пухлая физиономия расплылась в улыбке. Но рыжий схватил его за шиворот и стал оттаскивать от веранды.
— Как вы смеете врываться в чужие дома? — крикнула Осэки. — Уходите!
Рыжий поднялся на веранду.
Масато крикнул сестре:
— Убегай через кухню к соседям!
Надо было дать Осэки время, чтобы она успела добежать к соседям. Мальчик решительно преградил дорогу рыжему американцу.
Одутловатое лицо рыжего исказилось от злобы. Бледные, водянистые глаза его стали колючими. Он заложил руки за спину и приподнял ногу, чтобы пнуть ею мальчика. Но в этот момент Масато тихо свистнул, и разъяренный Маро, вскочив на веранду, вцепился в ногу амеко. Ухватив собаку за загривок, американец швырнул ее во дворик. Но в этот момент Масато, наклонив голову вперед, бросился на рыжего. Этого прыжка амеко никак не ожидал. Масато попал головой в подбородок рыжего и одновременно ударил его коленом в живот. Тот охнул и покачнулся. Второй американец набросился на Масато.