Плывущие против течения
Шрифт:
— Как — кого? — удивился Масато. — Конечно, полицейского начальника!
В гроте наступило молчание. Дзиро спокойно размешивал уху палочками.
— Зачем нам твой полицейский начальник? — (Нигеру фыркнул. — Подумаешь, драгоценность! Если он даже явится сам ко мне, я не стану пачкать об него свои руки.
— Как зачем? — уже неуверенно продолжал Масато. — А через него разве нельзя освободить сенсея?
Котаро захихикал:
— Вот ты ходил на эти американские картины... и решил стать Черным Бобом — похитителем людей.
Все захохотали, кроме Дзиро. Он попросил Масато изложить план до конца.
Смех друзей смутил Масато. Он
— Ну, говори, — сказал Дзиро. — Чего нахмурился?
Масато стал неохотно рассказывать о своем плане. Он
сводился к следующему: они, «карпы», подстерегут ночью возвращающегося домой полицейского начальника, схватят его, свяжут и, запихав в мешок, приволокут в грот.
Здесь они заставят его написать приказ об освобождении учителя. Если начальник заартачится, можно будет попугать его чем-нибудь — например, накинуть ему на шею петлю. Как только он напишет приказ, сейчас же они освободят учителя и вместе с ним уедут из Одзи.
— Все это хорошо, — заметил Сигеру вкрадчиво, — только как бы полицейский начальник не задохнулся в мешке...
Мальчики начали смеяться. Масато вскочил со сжатыми кулаками:
— Трусы! Кому дать оплеуху?
Дзиро спокойно подошел к Масато и похлопал его по плечу:
— Конечно, план интересный, но больше подходит для Черного Боба, чем для нас. Но в одном ты прав. С сегодняшней ночи мы начнем причинять неприятности этому полицейскому начальнику и всем, кто хочет отнять у нас нашего учителя. — Усадив Масато у очага, Дзиро продолжал: — Мы тут без тебя уже кое-что решили. Я знаю, что ты согласишься с нами. То, что мы задумали, — тоже довольно опасное дело.
— Опасное? — невольно перейдя на шопот, спросил Масато.
— Да. Мы пойдем ночью в храм.
— В храм? .. — протянул удивленно Масато.
— Мы решили написать кое-что на воротах храма, — сказал Дзиро. — Сейчас я тебе все расскажу. Но перед этим надо, по-моему, подкрепиться.
— Конечно, надо подкрепиться! — раздались веселые голоса.
И шумная стайка «карпов» начала устраиваться вокруг кастрюли, над которой поднимался вкусно пахнущий пар.
Котаро уже пообедал и собирался бежать к товарищам, когда у дверей его дома появился одноклассник, маленький вежливый Масахико. Он передал его матери аккуратно заклеенное письмо и, молча поклонившись, вышел. Мать Котаро долго разглядывала конверт, стараясь догадаться, от кого письмо. Но на конверте не было ни почтового штемпеля, ни обратного адреса.
Котаро исподтишка наблюдал за матерью. Ему интересно было увидеть, какое впечатление произведет на нее письмо-напоминание. Осторожно развернув вчетверо сложенный лист бумаги, она поднесла его поближе к свету.
Лицо ее выразило удивление, сменившееся растерянностью. Она быстро оглянулась на сына:
— Что это, Котаро?
Она вся вдруг обмякла и беспомощно опустилась возле сына на цыновку. По ее морщинистым впалым щекам скатились две крупные слезы.
— Не надо, мамочка! — тихо сказал Котаро.
Почувствовав на спине ласковую руку сына, мать заплакала по-настоящему. Она вспомнила в эту минуту два других конверта, полученных ею во время войны. В одном было извещение о том, что отец Котаро, военный моряк, «осыпался, как цветок», в бою у берегов Австралии, а в другом письме сообщалось, что ее младший брат, летчик, «разбился, как яшма», у границ Индии.
— Ты тоже писал такие письма? — спросила мать.
— Нам хочется, чтоб все родители поставили свои подписи против войны, — тихо ответил Котаро. — Лучше ведь получить такое письмо, чем. ..
— Да ты у меня совсем еще маленький, — улыбнулась сквозь слезы мать.
Посмотрев на нее, Котаро вдруг отвернулся, снял очки и вытер их о рукав.
— Твои товарищи думают, что мы, матери, не хотим спасти своих тетей? И ты тоже так думаешь?
Она встала и, подойдя к лакированной шкатулке, стоящей на полке в стенной нише, выдвинула верхний ящичек и вытащила пачку продолговатых листков. На этих листках, украшенных изображением белого голубя, стояли подписи; некоторые из них были скреплены личными печатками и отпечатками пальцев.
— Видишь, Котаро, я не только подписалась, но п сама собираю подписи.
Мальчик долго перебирал исписанные листки, молча опустив голову.
Мать ласково наклонилась к нему и тихо спросила:
—- Может быть, мой сын тоже хотел бы пойти с такими листками по домам нашего городка?
Вместо ответа Котаро схватил руку матери и прижал ее к своему лицу.
* * *
Котаро бежал по улице, как на крыльях. В самодельной зеленой папке, завязанной тесемочками, лежал бланк для подписей под обращением о мире. Он прижимал папку к груди, словно боялся, что ее могут отнять у него.
Во всех домах его встречали с радостью. Хмурые лица людей теплели, и они пожимали ему руку, как взрослому.
В некоторых домах ставили подписи не только хозяин и хозяйка, но и взрослые дети и родственники. А иногда и гости.
Вот у него уже пятнадцать подписей!
Их могло быть и больше, если бы не отец Синдзо — этот противный Фудзита. Он даже не впустил Котаро за порог своего дома. «Какая война, откуда война? — за-махал он руками. — Иди, иди, мальчик!»
Котаро в раздумье остановился -перед бамбуковой изгородью, которая окружала прилепившуюся на самом краю оврага лачугу. Почерневшие от времени дощатые стены давно уже рассохлись и разошлись во швах. Свет, горевший внутри дома, желтыми пятнами пробивался наружу сквозь щели. От крошечной веранды, пристроенной к наружной раздвижной стене, остался только остов — несколько бамбуковых шестов. Крытая прессованной соломой кровля дома уже давно сгнила и была испещрена светлыми заплатами — обрывками цыновок, накрест прибитых к крыше тонкими жердями.
В этой лачуге жила семья Хонды.
Котаро приходилось бывать здесь не один раз. Старший сын Хонды — Таро учился вместе с Котаро. Маленький, застенчивый, с непомерно большой головой и большими ушами, мальчик получил от школьников прозвище «Фукудзин» — бог счастья. Прозвище это было ему дано словно в насмешку, так как семья его жила в страшной нужде. По этой причине маленький Таро редко посещал школу. Зимой, когда наступали холода, он особенно часто оставался дома: мальчик не имел теплой одежды. Кроме того, Таро приходилось помогать в работе отцу. Вся семья Хонды плела сандалии, соломенные мешки под рис и веревки для продажи на рынок. Когда Таро долго не появлялся в школе, Сато-сенсей посылал Котаро проведать его. Отец Таро, не старый еще, но сильно сгорбившийся угрюмый человек, встречал Котаро не очень дружелюбно.