Плывущие против течения
Шрифт:
Это не очень успокоило Синдзо.
— Мать моя расплачется, если увидит меня мертвым, — угрюмо начал толстяк. — Лучше, если ей послать другой рисунок..
Его поддержал Сигеру. Лукаво сощурив глаза, он заявил:
— Синдзо прав. Его надо нарисовать так, будто он сидит на поле боя живой и невредимый и торгует американскими сигаретами.
— Мальчики! По местам! Сюда идут.
Когда дедушка Симура открыл дверь класса, все уже сидели на местах, и он увидел своих любимцев прилежно склоненными над книгами.
— Дети! — сказал им Симура. — Господин директор приказал,
— Разве, дедушка Симура, мы кому-нибудь мешаем? — удивленно спросил Дзиро.
А Масато вышел из-за парты и, подойдя к Симуре, серьезно сказал:
— Сегодня Сато-сенсея нет, а завтра, может быть, он и придет. Мы уж лучше подождем его. Нам спешить некуда. Все равно ведь он придет, дедушка Симура!
Ну, что скажешь сорванцам после этого?
Не решаясь выразить своего сочувствия, Симура молча посмотрел на мальчиков и, поцокав языком, вышел из класса.
У входа в кабинет директора он остановился.
Дверь в кабинет была приоткрыта, и сторож увидел сердито расхаживающего из угла в угол Фурукаву. Напротив у стены стояли учителя — географ Аоки и математик Танака, а в глубине кабинета, за письменным столом самого Фурукавы, сидела в кресле мисс Уитни, учительница английского языка, и курила.
Фурукава внезапно стал спиной к дверям, н Симура услышал его раздраженный голос:
— Мне доверено руководство школой, и я предупреждаю вас в последний раз, господа, что не потерплю превращения ее в гнездо красных! Прошу эго твердо запомнить.
Аоки с побледневшим лицом и плотно сжатыми губами чуть отодвинулся от стены. Он хотел что-то сказать, но Фурукава замахал руками:
— Я еще не кончил. Пусть никто из вас не думает, будто я не осведомлен о том, что происходит в классах, и не знаю о тех опасных и вредных разговорах, которые вы ведете со школьниками. Все вы заодно с этим смутьяном и заговорщиком Сато! Не вы ли говорили на днях шестиклассникам о том, что настоящие японские патриоты— это те, кто против возрождения японской армии и против пребывания в Японии чужеземных войск? А кто дал вам право. — Разгневанный директор на мгновенье замолк и осторожно взглянул в сторону мисс Уитни. — Кто дал вам право, — взвизгнул он, — непочтительно отзываться о наших покровителях? Кто, спрашиваю я?
Гнев директора нарастал. Теперь он уже обращался к учителю математики. Тот спокойно стоял, заложив руки за спину.
— А вы, Танака? Вы будете утверждать, что не пропадали вечно в доме у этого Сато н вместе с ним не читали эту коммунистическую отраву, газету сторонников мира — «Хэйва но коэ»?
Танака выпрямился и, небрежным взмахом головы откинув со лба упавшие волосы, ответил:
— Фурукава-сан, я горжусь тем, что являюсь другом честного человека. А что касается «Хэйва но коэ», то я ее действительно читаю. Ее читают сейчас во всей Японии. Ее читают не только рабочие и крестьяне, но и профессора университетов, домохозяйки и даже буддийские монахи. Вот она!
Он вытянул вперед руку со свернутым в трубку желтоватым газетным листом, и директор при этом так резки отпрянул от нее, словно она могла его ужалить.
—
Аоки и Танака поклонились и вышли.
Дедушка Симура счел возможным войти в эту минуту в кабинет. При его появлении директор поднял голову. Лицо его было в багровых пятнах. Пересекающая морщинистый лоб голубая жилка резко вздулась и пульсировала. Он вытер лицо и шею клетчатым платком и, глядя мимо сторожа, спросил:
— Ну что? Выполнили мое приказание?
— Я им говорил, господин директор, — развел Симура руками. — Но они ведут себя в классе вполне благопристойно. ..
— Не ваше дело, — грубо прервал его Фурукава, — следить за благопристойностью учеников вверенной мне школы! Ваши обязанности — наблюдать за чистотой двора, своевременно звонить на уроки и запирать классные помещения, если уроков там нет.
— К сожалению, господин директор...
— Что «к сожалению»? — Голос Фурукавы снова сорвался на высокой, пронзительной ноте. — Что «к сожалению»? — повторил он, подходя вплотную к школьному сторожу.
— Ученики говорят, что не будут уходить с уроков истории, пока господин Сато не вернется в школу.
— Что за чепуху мелешь? — воскликнул директор. — Они не могли говорить этого! — Фурукава схватил сторожа за пуговицу его форменной куртки.— Кто это сказал?
Симура вспомнил круглое, как яблоко, лицо Дзиро, сосредоточенное и упрямое — Масато и, опустив под пронзительным взглядом директора глаза, ответил:
— Да кто его знает... Их там много в классе, господин директор. Кричат они все хором... а в отдельности не разберешь, кто именно.
Директор подозрительно посмотрел на сторожа и снова зашагал из угла в угол.
— Ну, как это вам нравится? — сказал он вслух сам себе, позабыв о присутствии Симуры и американки, продолжавшей невозмутимо курить. — Вот они, плоды воздействия этого смутьяна! Разве Гото-сан меня не предупреждал? Позор! — Он схватился за голову. — Теперь не избежать скандала. Я не сомневаюсь, что о моей школе будут говорить по всей префектуре, так же как о школе в Хирояме. — Он махнул рукой сторожу: — Идите. Я приму меры... Дело, конечно, не в одном Сато, — обратился он к американке, продолжая прерванный разговор. — Его влияние на молодежь очень пагубно, но ведь в других школах нет Сато, однако и там... — И он осторожно покосился на собеседницу.
— Вы слишком церемонно обращаетесь со школьниками. Вколачивать послушание надо не в голову, а. . . — Мисс Уитни взмахнула рукой. — Физическое воздействие пойдет только на пользу мальчикам. Бунт в шестом классе надо подавить быстро и решительно.
Фурукава беспомощно развел руками:
— Я никогда не был противником телесных наказаний, мисс Уитни. Я должен только немного подумать...
Американка встала и, стряхнув пепел с сигареты на иол, процедила сквозь зубы:
— Подумайте, мистер Фурукава, подумайте! Кстати, подполковник Паттерсон справедливо считает, что лучше отлупить школьника сейчас, чтобы не пришлось вешать его, когда он вырастет. Подумайте, только быстрее. .