По дороге пряностей
Шрифт:
Мичманы и квартирмейстер не раз предупреждали нас, что ситуация становится взрывоопасной, и если после штормов, у мыса Доброй Надежды, эта злость как-то поутихла, поскольку были недели отдыха, то теперь, когда корабль замер на одном месте и не двигался ни на метр, бунтарские настроения снова показали себя во всю силу.
На советах офицеров прекрасно сознавали опасность, но никто не мог предложить хороший вариант, как можно было разрешить проблему. Пытаться выбить дурь плетьми? Это может стать той искрой, которая и полыхнёт пламенем, а не зная сколько матросов за нас, а сколько
На очередном совещании, устав от их разговоров, я встал и приказал позвать к нам верных мичманов и канониров. Не понимая, что я задумал, все притихли. Когда все собрались в небольшой палатке, а я убедился, что нас не подслушивает, то склонил головы слушающих. По мере моего рассказа, лица взрослых разглаживались и они стали добавлять и корректировать план. Даже капитан не стал возражать, против него, поскольку ситуация и правда накалилась до предела.
***
Ранним утром, двадцать вооружённых и в полном защитном вооружении людей, стали хватать спящих матросов из тех, чьи ненавидящие взгляды я особенно запомнил. Обыскивая их при всех, офицеры находили золотые самородки и несмотря на крики схваченных, что они невиновны, а золото им подкинули, всех вытащили на палубу, для разборок. Как я и рассчитывал, когда настала пора зачитать приговор, те из команды, которые были за нас, старались держаться ближе к вооружённым солдатам, те же, кто сомневался или был в рядах заговорщиках, стояли ближе к коленопреклонённым со связанными сзади за локти матросам.
Капитан, выйдя вперёд, зачитал приговор, согласно которому все, у кого была найдено ворованное золото, подлежали смертной казни. Смешки и остроты в той части корабля, где стояли несогласные, мгновенно прекратились, поскольку они поняли, что дело принимает серьёзный оборот. Произошло шевеление, и в руках многих появилось оружие, которое по идее должно было лежать сейчас в трюме, по семи замками. Бертуччи оглянулся на меня.
Я сделал шаг вперёд и обратился к рядам восставшей команды, а собственно тем, кто наверняка сомневался и колебался, поддавшись лишь давлению большинства.
— Кто сейчас думает, что он поспешил с принятием решения, даю слово, что вернувшись на путь верности контракта и присяги, он не понесёт наказания, — спокойно сказал я, — тех же, кто останется за той чертой, ждёт неминуемая смерть. Я всё сказал, даю вам время ровно до конца склянок. Все повернули головы к рынде и песочным часам, у которых стоял вахтенный, поскольку бунт бунтом, а то, что было с заснувшим у часов, видел каждый.
Сначала от толпы отвалились юнги, перейдя на нашу сторону, потом самые молодые матросы, а вскоре на той стороне осталось только двадцать злобно зыркающих людей, понявших, что оказались в меньшинстве.
— Арбалетчики! — приказал я, не став больше ждать и когда из-за наших спин вышли стрелки, бунтари завыли и бросились на нас.
Залп сбил многих из них, остальное доделали вооружённые солдаты. Трупы изменников по моему приказу просто покидали за борт, несмотря на протесты капитана Бертуччи, который говорил, что даже отъявленные мерзавцы
— А теперь, я покажу вам, что значит вставать у меня на пути, — обозначил я, подходя к оставшимся связанным главарям с кинжалом в руке.
Они закричали, умоляя о пощаде, а я же, вместо того чтобы их убить, подводил к борту и разрезая верёвки, приказывал сбрасывать смутьянов в воду. Никто не понял, зачем я это делаю, но буквально через пять минут я увидел, как привлечённые кровью от ранее сброшенных тел, на горизонте появились серые плавники над водой, которые словно маленькие паруса, устремились к кораблю.
С воды, да и с палубы сначала ничего не понимали, но когда огромные пасти, полные рядов острых зубов стали появляться из воды снизу, нападая и откусывая огромные куски как от живых так и от умерших, раздались крики ужаса. Матросы и офицеры страстно молились, видя, как сероватые морские монстры сожрали всех за несколько минут, окончив своё кровавое пиршество быстрее, чем приплыл ещё с десяток их собратьев.
Я повернулся к тем, кто перешёл на нашу сторону.
— Хорошо помолитесь вечером Деве Марии, сегодня вы делали самый правильный выбор в своей жизни.
С безмолвным ужасом команда смотрела на меня, поскольку за бортом было уже смотреть нечего, акулы ещё немного покружились, но не найдя больше ничего съестного, стали расплываться в разные стороны.
Затем я повернулся к мичманам и офицерам.
— Провести расследование, тех кто допустил потерю оружия из арсенала, разжаловать в матросы и дать по десять плетей. Юнги отправляются драить палубу, чтобы блестела к вечеру, как у кота яйца.
— Да сеньор Витале, будет исполнено, — поклонился мне старпом.
— «А вот капитан мой, меня сегодня окончательно разочаровал, — думал я, лёжа на своём месте, — безусловно, моряк он опытный и отлично управляется с кораблём, но бунт? Как это можно было довести до такой крайности?».
До самого вечера длились расследования, порки и наказания. Некоторые лишились своих постов, кто-то наоборот возвысился, но приятным было то, что ни один из капитанов, которых я привёл с собой на офицерские посты, меня не предал, это означало, что я хоть немного, но разбираюсь в людях, ведь сеньора Бертуччи по факту подсунул мне Франческо, а я понадеялся на его опыт и знания. Видимо всё же зря и Акелла может промахиваться.
Утром же следующего дня, словно в благодарность за хорошо проделанную работу по очистке команды от паршивых овец, подул слабый, робкий ветерок, лишь слегка обдувая паруса, не натягивая их, но уже к обеду, под радостные крики команды, «Елена» словно альбатрос, который расправил широкие крылья, медленно заскользила по закачавшимся волнам.
13 сентября 1195 года от Р.Х., Малабарское побережье Индии
Долгожданное слово.