По дуге большого круга
Шрифт:
С погодой мне пофартило. Такая бывает редко в этой части Атлантики, где холодные воды Лабрадорского течения, идущего с севера, ударяются о гигантскую дугу повернувшего на восток Гольфстрима. Туманных дней здесь невпроворот. В прошлый раз швартовался я к «Севрыбе», так видимость была нулевая. Слышу, как вполголоса переговариваются на борту рефрижератора матросы, вызванные на швартовку, а самого судна не вижу. Врубил радар на шкалу «радиус видимости ноль восемь мили», попросил, чтоб «Севрыба» двинулась самым малым, уравнял с нею свой курс, и вот так, помалу к ней прижимаясь и согласуя действия с коллегой-капитаном, приблизился к рефрижератору вплотную…
Сейчас я стоял в рулевой рубке и смотрел, как уходят из трюмов «Рязани» первые стропы с картонными ящиками мороженой рыбы. Дмитрий Викторыч бубнил по «Кораблю» названия кинофильмов, которыми он располагал, договаривался с помполитом «Кольского луча» обменяться картинами. Внезапно в разговор двух помполитов вклинился третий голос:
— Эй, на «Рязани»! Это кто? Послушайте, комиссар, говорит старпом «Кольского луча». Подскажите мне, кто у вас мастерит?
Хотя мой Викторыч и бывший наземный авиатор, но глагол этот, производный от английского «мастер» — хозяин, значит, так всюду капитанов кличут, — слово такое Викторыч знает.
Сейчас он повернулся ко мне, и я посмотрел на коробку радиостанции с интересом, голос был шибко знакомым, кивнул помполиту, отвечай, дескать, по существу.
— Волков у нас капитан, Игорь Васильич…
— Быть того не может! — радостно завопил «Кольский луч». — Зовите его к трубке, комиссар! Старый корабельный товарищ желает с ним разговаривать…
Тут я его узнал, Женьку Федорова. Колыхнула радость, она пришла вместе с неким ущемлением души: ведь Женька был из того мира, где жила Галка и Решевский, и поначалу не успел даже удивиться тому, что Федоров вдруг оказался на мурманской «коробке».
Объяснялось все просто. Набирали в Калининграде перегонную команду для получения новых транспортных судов. Федоров тоже туда пошел. Принял он за кордоном плавбазу «Балтийское море», и, едва судно было готово идти в родной, так сказать, порт, куда ее приписали, из главной конторы пришел приказ: «Море» именовать отныне «Кольским лучом» и следовать сему «Лучу» в славный порт Мурманск. Команду на перегоне не меняли, так Федоров и оказался в Заполярье. А здесь ему предложили остаться на какое-то время, намекнули на капитанскую перспективу. Женька подумал-подумал да и согласился. Тем более терять ему на Балтике было нечего, с год назад он развелся с женой, оставил ей все и потому отвалил за шестьдесят девятую параллель.
— И правильно сделал, — сказал я Женьке, когда мы сидели в его просторной каюте.
И Федоров рассказал, как «Луч» сначала сбегал с грузом продуктов на Остров Свободы, а потом пришел к нам на промысел собирать у траулеров рыбу.
— Правильно ты решил, Жак, — повторил я и легонько похлопал Федорова по плечу. — Наши здесь есть, в Мурмандии, мореходские кореша, а вот из старых корабельных товарищей ты у меня заявляешься первым.
— Проложил ты дорожку, Игорь, вот мы и все, как штыки, ринемся за тобой, — сказал Женька, закусывая вяленым окунем. — Хорош окунек… Пива к нему не повредило б.
— Пиво будет в Мурманске, Жак… Только не думаю я, чтоб остальные «штыки» рванулись с обжитых мест. Они б, может быть, и рады сменить порт приписки, да жены не пустят. Шутка ли, квартиру с коврами бросить, набитые заграничными тряпками гарнитуры. У многих и машины ржавеют в дворовых гаражах, дожидаясь терпеливо, в отличие от некоторых жен, хозяев с моря. Те «штыки», брат Жак, никого уже не заколют… Сточились.
Женька вздохнул.
— Неразрешимая проблема: женщина и море, — сказал он. — Ни жизнь ее не решает, ни романы писателей-маринистов.
— Писатель и не должен ничего решать, — возразил я ему. — Его задача ставить вопросы.
— Ставить вопросы, — проворчал Федоров. — Это куда как легче… Вон и на парткоме, в Запрыбхолодфлоте, мне ставили вопросы. «Почему не пытаетесь сохранить семью… Наблюдались ли между вами трения раньше… В чем вы видите свой моральный долг… Намерены ли помириться… Ваше отношение к семье будущего?» Прямо-таки не партком, а КВН какой-то. Делать им больше нечего, только и разбирать бракоразводные дела. Суд на это есть, суд!
— Позволь, но ведь ты говорил, что она сама подала на развод?
— Сама… «По причине остывшего чувства»… Так и написала заявление, курва. Видно, хахаль сочинял, с которым я застал ее по возвращении из рейса, он у нее в сочинителях ходит, где-то на радио ошивается, что ли… Конечно, я не стал всего этого говорить на заседании. «Остыло у нее, говорю, понимаете, не любит!» А они мне в ответ: «А как же раньше любила? Значит, вы, товарищ Федоров, виноваты, не уделяли должного внимания жене…» — «Да как же, отвечаю, могу я уделять через тысячи миль? Наука не решила еще проблему половой связи на расстоянии, к великому сожалению всех рыбаков…» Тут секретарь не выдержал, расхохотался и выгнал меня. «Не морочь нам голову, Федоров, катись разводиться… А строгий выговор без занесения мы тебе все-таки объявим. Уж не взыщи — порядок таков». Я и пошел. Вот и до встречи с тобой докатился…
— Это в каком смысле?
— Только в прямом, Игорь, только в прямом… Рад тому, что встретил тебя в океане. Это, брат, не в ресторане «Балтика» встреча… Говорю это тебе как старому корабельному товарищу.
— Слыхал я, Жак, будто ты университет закончил… Сполна рассчитался с новой «альма-матер»?
— Слава богу, все свалил… Теперь мы суть дипломированный юрист, товарищ Волков, нас голой рукой не возьмешь. Правда, уже не смогу сказать о себе по-снобистски: «Университетов мы не кончали…» Кончил, увы, взял такой грех на душу. А у тебя пока только один диплом, КДП? [21]
21
Капитан дальнего плаванья. Обладатель такого диплома имеет право командовать любым судном мира.
— Вот я университетов не кончал, это уж точно, Жак.
— Ничего, дело наживное, — махнул Женька рукой. — Вот и я не заметил, как пролетели эти годы… Тебе бы тоже к нам, на юрфак… Жаль, корешка моего там уже нет… Толковый был преподаватель, сам из штурманов, торговую мореходку в Питере кончил.
— А что с ним стряслось? — спросил я.
— Была у нас на юрфаке стервь, и не просто, а сама декан факультета. Журавская некая, Марина Борисовна… Вот она и схарчила нашего Глеба. Он ведь моряцкого роду-племени, ловчить и притворяться не научен, резал правду-матку в глаза, его самого и врезали… Нехорошая была история. Нас, студентов, пытались использовать, чтоб дали против Глеба показания. Только никто на это не пошел, честные подобрались парни. А все одно намотали на доцента, навешали собак, и без нашей помощи обошлось. Эта штука недолгая, по себе знаю. A-а, ну его все к Бениной маме…