По дуге большого круга
Шрифт:
— Ты не даешь Игорю Васильевичу рассказывать, — упрекнула его Нина.
— Если б совсем, нам пришлось бы свернуть промысел и бежать в Мурманск, — сказал капитан. — Нет, поломка была небольшая, но часа на два пришлось лечь в дрейф, благо погода была штилевая. Механики колдовали у лебедки, там собралась и вахта матросов-добытчиков. Трал у ребят был в порядке, а вот без лебедки он никуда.
Итак, все толпились у лебедки и никто не видел, как по слипу, это вырез такой в корме, по которому спускают и поднимают трал, по этому самому слипу вдруг вылез на палубу морской лев.
— Ух ты! — не выдержал Ленька.
— Да… Кто-то крикнул: «Смотрите!» Все повернулись, а лев знай себе ползет по палубе. Потом подобрался к ящику для рыбы по левому борту, привалился, дышит тяжело, и все увидели, что правый бок у него в крови. Побежали за судовым врачом. Был у нас лихой доктор, весельчак и шутник, Валера Балабуха, родом из славного города Конотопа. Тот хватает санитарную сумку и бегом на палубу, будто лечить морских львов обычное для него дело. Отогнал доктор любопытных подальше и стал обрабатывать рану морскому льву.
— А кто его так поранил? — спросил Ленька.
— Может быть, акула или барракуда, есть такой подлый хищник в океане, да и мало ли там кровожадных тварей. Словом, наложил наш доктор повязку, тут и лебедку исправили, надо рыбу ловить, а лев мешает спустить трал. Что делать? Балабуха говорит: «Капитан, щас будет сделано! Дайте мне небольшой момент времени». Присел на корточки у львиной морды, шепчет ласковые слова на украинской мове и рукой по голове поглаживает, а лев в ответ посапывает, кряхтит, вроде как отвечает. Потом встает Балабуха и тихонько передвигается к кормовой надстройке. Смотрим: лев за ним ползет, медленно, видно, ослабел от потери крови, но ползет. Так и привел его доктор в безопасное место, и мы спустили первый после ремонта лебедки трал.
Морской лев принес нам рыбацкое счастье. Заловились мы на удивление. В прилове пошла ценная рыба «капитан», она встречается редко, а тут нам пофартило, повезло, значит.
— А что было со львом?
На этот раз вопрос задала Нина. Она видела, что Ленька просто изнывает от желания спросить капитана, и опередила сына.
— Лев выздоровел. Первые два дня ничего не ел, ему меняли рыбу, которую клали у головы, всегда свежую подавали, но лев к ней не прикасался. А на третий день все слопал, голову поднял и замычал: «Еще, мол, хочу». Ну с кормом для морских львов дело налажено у нас неплохо, рыбы вдоволь, могли бы и десяток львов прокормить.
— Я ребятам во дворе расскажу, — пообещал Ленька. — Только не поверят… Вот если б им живого Волкова показать! Волков, ты приедешь к нам в город?
— Обязательно, — сказал капитан. — Если пригласишь, конечно.
— Так я уже пригласил! Мама, и ты приглашай!
— Конечно, — сказала Нина. — Приглашаю.
— Вот еще один случай, — сказал капитан, — когда на борту вдруг появилось необычное для судна существо. Промышляли мы разноглубинным тралом сельдь у юго-восточного края Исландии. Набрали полный груз — надо передать рыбу плавбазе, освободить трюмы для новой рыбы. А плавбаза — большой такой рефрижератор — стоит у Фарерских островов, далековато будет… Но делать нечего, побежали к Фарерам. Необычные, должен я вам сказать, острова! Формой напоминают они египетские пирамиды. Стоят в море эдакие горы-пирамиды, по верху — зеленая травка, ручьи бегут и падают едва не отвесно в море. Где поровнее, у воды, в долинах — синие, желтые, красные домики рыбачьих поселков. Жители островов ловят рыбу и разводят овец, в проливах между островами ездят на лодках, да и все их острова словно флотилия каменных кораблей, упрямо плывущих куда-то по океану.
Так вот, подошли к Фарерам, едва договорились о перегрузке рыбы, как набросился ураган. Спрятались мы под скалу от ветра, укрылись за островом Кунё. Бросили якорь, стоим, пережидаем… А шторм ни унимается. И вдруг… Я был на ходовом мостике и сам видел, иначе б не поверил. Вдруг на брезент носового трюма шлепается… баран.
— Баран? — изумился Ленька, а Нина улыбнулась.
— Именно. Самый что ни на есть баран. Я не успел распорядиться, точнее, прийти в себя от удивления, как наш боцман Радаман, был у нас такой боцман, он подскочил к барану, выхватил нож из-за голенища и… Ну, в общем, превратил его в сырье для шашлыков.
— Откуда же взялся баран? — спросила Нина.
Ленька молчал, не сумел еще определить своего отношения к случившемуся.
— Ветер был ураганной силы. А овцы на Фарерах пасутся на вершинах, они более пологи, потом горы переходят в отвесные скалы, обрываются к морю стеной. Видимо, этот баран пасся у самого края. Сильным порывом ветра его сорвало со скалы, перенесло по воздуху и бросило на палубу нашей «Рязани».
— Вот это история! — восхитилась Нина. Глаза ее блестели, она с девчоночьим обожанием смотрела на капитана.
— Жалко, — сказал дрогнувшим голосом Ленька. — Глупый баран, зачем он ходил по краю…
«Все мы ходим по краю, — подумал Волков. — Вот и сейчас я у края. Хватит ли духу перейти границу?»
— Еще расскажи, Волков. Только веселое. Хотя… Который час? — вдруг спросил Ленька.
Волков ответил. Было еще не поздно.
— Мне уже спать пора, — сказал Ленька, и Нина удивленно глянула на него: уложить Леньку спать делом было весьма сложным.
— А вы ничего, вы разговаривайте, и свет мне не мешает.
— Ну нет, брат, при свете какой сон, — сказал Волков. — Ты уж спи, а мы пойдем во двор, посидим на скамейке, если, конечно, мама не возражает. Вы спать еще не собираетесь?
Нина рассмеялась.
— Я в четыре раза взрослее Леньки, могу лечь чуточку позднее. Значит, спать будешь?
— Устал я, мама, зевать хочется.
Он потянулся и вполне натурально зевнул.
Нина уложила Леньку, погасила свет и вышла на крыльцо, где ждал ее Волков.
Медленно темнело. Они вышли из монастырского двора, свернули налево и сели в беседке. Беседка стояла на высоком берегу, из нее были видны посиневшие луга поймы, светлая полоса реки, опустевшие пляжи и далекий, заискрившийся огоньками правый берег.
— Мне хотелось бы хоть однажды выйти в море, — сказала Нина. — Признаться, меня привлекает не само море, а то чувство, которое возникает у вас, когда возвращаетесь на землю.
— Да, это надо пережить, чтобы понять, — ответил капитан. — Описать такое словами невозможно, слов этих еще не придумали.
— Выйти в море, — задумчиво сказала Нина. — Выйти… Тут и звучание особое. Не «выехать», а выйти…
— Не задумывался над этим. У нас, конечно, есть свой профессиональный язык, мы начинаем пользоваться им с юности, привыкаем и не задумываемся над происхождением того или иного слова, как не удивляются и другие люди, почему река зовется «рекой», ночь — «ночью», а береза — «березой».