По исчезающим следам
Шрифт:
Я невольно сделала шаг вперед, или назад, смотря с какой стороны смотреть.
– Без такого балласта, – он насмешливо склонил голову, – я уйду в два раза быстрее. И тише. Не возвращайтесь. Уж я-то точно не вернусь, – гробокопатель развернулся и пошел обратно, мгновенно растворяясь в темноте, смыкающейся над желтой дорогой.
Шли молча. О чем нам говорить? О желтой дороге? О том, что оставили там? Парень со злостью пнул песок, его лицо болезненно скривилось.
– Почему ты не вылечишь себя? – спросила я.
– Не хочу – дернул головой целитель и добавил, – или не могу.
– Правда?
–
Он посмотрел на дорогу, на ту ее часть, по которой мы пришли со стёжки под Остовом.
– Я недооценил пески востока. Она была права, не надо было ходить. Все умерли, а у нас есть для чего жить.
– Если это, – перед глазами пронеслась вереница знакомых и не очень лиц, – правда, если на стежке одни мертвецы, значит, с твоей силой все в порядке. Ты не лечишь трупы. С сыном Ависа и его сестрой у тебя проблем не было.
Он повернулся ко мне изуродованной стороной, и глаз, лишенный века вспыхнул зеленью. На куске мяса, в который превратилась левая щека, выступила кровь. Парень сцепил зубы. Я видела, как ходят ходуном мышцы, как выделяют прозрачную сукровицу, как перекручиваются тонкие, похожие на нити, волокна, как они сплетаются, срастаясь и образуя новый молодой чуть розоватый слой кожи.
Магия Мартына была с ним, это окружающая действительность выпадала из зоны воздействия. Целитель работает только с живой материей. Конечно, как и любой другой колдун, шаман, предвестник или заговорщик, он может поднять мертвеца, и тот, как заводная кукла, будет ходить и махать руками, пока не кончится завод, сгусток чистой силы, вложенный в труп. Но поднять и исцелить – разные вещи. Раны останутся ранами, руки – руками, пальцы не обрастут перьями, превращаясь в крылья. Мертвые ткани не живут, не меняются. Целитель не сможет разобрать мертвяка на запчасти, как поступил Мартын с сестрой пленника, разве что, если возьмется за топор. Для него попытка работы с трупом сродни попытке превратить водолазный костюм в водолаза.
Парень провел руками по русым волосам, облегчение, сквозившее в его позе, было слишком очевидным даже для человека.
– Мы угодили на стежку к мертвецам.
От его слов внутри все отзывалось болью.
– А Желтая цитадель все еще где-то там, – Мартын оглянулся.
– Какое тебе теперь до этого дело? – запальчиво спросила я. – Мы нашли то, что искали. Наш дом, никому из нас таким ненужный. Уходим. Или тебе мало того что ветер снял с тебя кожу?
– Не ветер, отец, – голос целителя звучал хрипло, – пусть, не в первый и не в последний раз. А охотник, – парень замолчал и вдруг, словно приняв решение, которое больше походило под характеристику «в омут с головой», пошел по желтому песку назад. – Он ничего мне не сделал, понимаешь?
– Нет, – я шла следом, каждую минуту ожидая, что вот из этого куста выпрыгнет что-то не очень живое или кто-то не очень мертвый. – Не сделал? Память отшибло?
– Зуботычины не в счет.
– Сломанная рука?
– Тоже, – он отмахнулся именно той рукой, что еще совсем недавно висела плетью.
Как быстро живет нечисть, как стремительно переходит из одного состояния в другое. От апатии до воодушевления, от равнодушия и страха до энтузиазма, помноженного на решимость. Одним словом, ребячество. И с чего я с такой готовностью иду рядом?
– Не могу поверить, – пробормотала я.
– Вот именно, – парень пошел быстрее, – ветер не был ветром. Настоящий охотник съел бы меня на ужин, но я ушел от них.
– Или тебя отпустили.
– Тоже вариант, который подтверждает догадку.
– Какую? – я почти бежала.
– Ветер не ветер, мертвец не мертвец, – дорога повернула под прямым углом, и мы выбежали на первый перекресток с темными домами, – а Юково не Юково.
Я огляделась, прохладный ветер лизнул кожу. Пустые улицы уходили в темноту, Веник сдержал слово и ушел со стежки, а мы вернулись. Внутри медленно зарождалось чувство беспомощности.
– Отец не заложник, не забыла? Допустим, серебро разорвало сердце, и он умер, – целитель рассмеялся тихим порочным смехом испорченного ребенка, сама мысль об этом доставляла ему удовольствие, – никто не в силах вернуть его. Поднять труп – да, но не вложить душу. Но то, что встало, не было ходячим мертвецом. Оно думало, разговаривало, оно знало меня! Но оно не отец!
– А что?
– Что-то иное, изначально неживое. Вот почему я не мог исцелять. Создание, наделенное его чертами. Остальное мы додумали сами. Я хотел видеть отца, я его увидел. Не мертвецы – их видимость. Это, – он обвел руками улицу и громко крикнул, – не стежка мертвецов, это ее иллюзия. Мы не в Юково!
– Уверен? – я схватила парня за руку.
– Это легко проверить.
– Святые, – простонала я, увидев, куда он направляется. – Опять? – мы снова шли к дому сказочника, туда, где «умер» Константин.
– Иллюзия – это не сон, иллюзия – это магия. В любом заклинании есть структура, начало, – он указал на мой дом, потом на свой, – середина, место силы, где сходятся линии, – он повернулся к показавшемуся впереди каменному строению, – конец. Есть конструкция. И пока мы не придумаем, как ее разрушить, по какой линии пойти, мы будем возвращаться.
Мартын внимательно осмотрел округу, будто ожидая, что ближайший куст сейчас встанет на корни и уйдет с его дороги. Хотя меня бы это не удивило. Чувство, что за тобой наблюдают, никуда не исчезло.
Парень подошел к распахнутой двери. Никого вокруг, живые мертвецы или их иллюзии скрылись в темноте. Он встал на одно колено и вытащил из песка полупрозрачный кол. На гладкой поверхности, там, где его покрывала засохшая кровь, густо налип песок. Целитель провел рукой по стеклу, стряхивая темные комки, глаза чуть позеленели, но комки остались комками. Кровью и песком.
– Видишь? Мне подчиняется любая кровь. Должна подчинятся, – парень улыбнулся, в этот раз собственное бессилие не вызывало страха. – Но раз я не могу воздействовать на эту иллюзию, она тоже вряд ли ответит взаимностью.
Целитель положил одну руку на ступени крыльца, ладонью кверху, а второй приподнял острие. Он был таким же экспериментатором, как и его отец, он намеревался опытным путем найти подтверждение теории. В отличие от людей нечисть отвечает за свои слова, даже за откровенное вранье.