По Старой Смоленской дороге
Шрифт:
По шоссе бредет девушка в зеленом платке и короткой шубейке. Она тащит за собой салазки с пожитками. На шоссейном гравии салазки сразу потяжелели. Сзади, утопая по щиколотку в дорожной грязи, плетется девочка лет семи. Силясь помочь, она подталкивает салазки.
На подъеме, когда девушка остановилась, чтобы отдышаться, ее догнал батарейный обоз.
— Куда путь держите, барышня? — спросил сивоусый, по-зимнему закутанный в тулуп.
— Домой. В Холмино.
— Издалека шагаете?
— Издалека. Из Егорьевского леса. — Девушка никак
— Ну что же, подвезем.
Ездовой остановил лошадей, соскочил с зарядного ящика.
Прежде всего он взял на буксир салазки, затем посадил на сиденье зарядного ящика девочку, уступил свое место старшей сестре, а сам зашагал по дороге.
Скоро весь батарейный обоз знал, что девочку зовут Светланой Шишмаревой, или, проще говоря, Веточкой, что ей семь лет, что папа ее танкист и живет на Ленинградском фронте, что едет она с сестрой Марусей.
Маруся Шишмарева назвала сожженные деревни, мимо которых сегодня прошагала. В Васильевке и Старом Жабине фашисты свезли в кучи весь колхозный инвентарь и устроили костры из сеялок, граблей, лопат, косилок, веялок, телег.
Мало того, что крестьяне голодали, жили под открытым небом или в хлевах, конюшнях, банях. Фашисты хотели, чтобы люди остались без крова, голодали и после их ухода…
К концу дня мы опередили армейские, дивизионные, полковые тылы и догнали передовую роту.
Саперы лейтенанта Сахарова шагали с миноискателями в руках.
Когда ровное гудение в наушниках сменилось прерывистыми звуками, сапер Высоцкий остановился, внимательно посмотрел под ноги и нагнулся. Так и есть — еще одна противотанковая мина. Через несколько минут она лежит обезвреженная на краю шоссе. Это сто пятьдесят шестая мина Высоцкого за дни наступления.
На коротком привале лейтенант Сахаров прочел саперам письмо девушек. Немцы угнали с собой девушек из деревни Полозово, письмо было прибито к двери крайней избы.
«Доброе утро, а возможно, темный вечер! Здравствуйте, дорогие наши братья, доблестная Красная Армия! Шлет Вам привет молодежь Смоленской области. Дорогие товарищи, не осудите нас — мы не в состоянии вырваться из рук фашистов. Такой строгий присмотр за нами, что жуть, а в руках у нас нет никакого горячего оружия. Товарищи, остерегайтесь мин, особенно на шоссе Москва — Минск, и догоняйте нас скорее».
К письму был приложен листок со схемой расположения мин на околице деревни Полозово.
В этом незамысловатом чертеже не было ничего насущно полезного для лейтенанта Сахарова, так как деревня Полозово уже осталась позади. Тем не менее он бережно спрятал письмо и чертеж в планшет.
Прослушав письмо, саперы поднялись с привала раньше времени.
Дорога стремится строго на запад, и закатное солнце ныряет под шоссе, до горизонта расцвеченное розовыми лужами.
Терентий Иванович Бакашев вышел на дорогу в предутренний час, как только в
Старик живет у самой околицы, во второй избе с краю. Вчера он, в очередь с внучкой Маришей, наблюдал из окошка за немецкими минерами. И вот сегодня на рассвете старик поспешил к взорванному мосту. Он хотел предупредить бойцов о минном поле, которое тянулось слева от крайнего сарая до рощицы.
Терентий Иванович шагал по дороге, зажав в руке красный платок, мобилизованный у своей старухи «для военной надобности». Вдали гремели короткие очереди и одиночные выстрелы, они удалялись на запад.
Терентий Иванович долго стоял на пригорке и наконец увидел недалеко, у поворота дороги, наших бойцов. Рота была еще за полкилометра, а Терентий Иванович кричал: «Сыночки!» — и махал платком.
— Полтора года ждали, полтора года… — все, что сумел сказать старик подошедшим бойцам.
Впереди шагал старший лейтенант. Он был небрит, темен лицом и забрызган дорожной грязью до воротника шинели.
— Ты что же, отец, движение здесь регулируешь?
— Так точно, — ответил старик, вытягиваясь по-военному, и представился: — Житель деревни Полозово, Бакашев Терентий Иванович, отец краснофлотца Петра Бакашева. Сторожу вот минное поле. Чтобы кто-нибудь из своих не заблудился…
Терентий Иванович обстоятельно рассказал старшему лейтенанту, где заложены мины, а где можно ходить без опаски, не глядя под ноги.
— Вот досада, — сказал старший лейтенант. — Саперов не видно поблизости. Хорошо бы тут маяков поставить, чтобы…
— А ты не сомневайся, сыночек, — перебил старик. — Я здесь останусь за регулировщика. Если кто напрямик по полю пойдет — помашу старухиным платком и голос подам.
— Добре, — согласился старший лейтенант и пожал руку старику. — Бывай здоров, отец.
Терентию Ивановичу еще многое хотелось рассказать старшему лейтенанту, его бойцам и многое от них услышать.
Но рота торопилась вперед, и Терентий Иванович понял, что сейчас не время для подробного разговора.
Когда бойцы уже отошли метров полтораста, Терентий Иванович спохватился и закричал вдогонку:
— Петр-то мой… на Дальнем Востоке!.. Третий год в подводном плавании. Слышите?..
Но бойцы были далеко, а Терентий Иванович кричал против ветра, и никто его не услышал, не оглянулся.
Терентий Иванович печально махнул рукой и остался стоять на месте.
Зябко было старику в этот колючий мартовский утренник. Он выбежал из дому налегке, забыв надеть под кафтан пиджак, повязаться теплым шарфом, без варежек.
Внучка Мариша несколько раз прибегала к мосту: сперва принесла деду варежки, затем забытый им самосад, затем три вареных картофелины.
Терентий Иванович стоял на посту с гордым достоинством. Он дождался саперов и, пока те делали свое тяжелое и точное дело, указывал дорогу машинам, провожал мимо минного поля противотанковые пушки, давал какие-то советы повару полевой кухни — каша в ней варилась на ходу…