По ту сторону грусти
Шрифт:
– Да, Лор, я болела. Но вот выздоровела. Честно. Вот только что.
Дождик словно раздумывал, перейти от измороси к ливню, или так сойдёт. Он был нерешителен. Но мелкие капельки всё чаще оседали на стриженых и крашеных головах: сиреневой и графитно-пепельной.
– Пошли куда-то сядем. Только не ко мне домой, там кошками разит и бардак ужасный.
Несколько минут - и они уже возле окна неизвестной кафешки заворожено смотрели в круглый стеклянный чайник, где заваривалась таинственная флора.
– Как у тебя вышло, вот что скажи?
Лора пожала плечами.
– Э-э, ну
– Really?!
– с нарочитым акцентом фыркнула Алеся.
– Да. Я хотела представить и понять, что герои чувствовали, как настраивались, да что вообще для этого надо. Причём не обряды или заклинания - а что должно внутри происходить.
– Ты права, - отозвалась Алеся чуть рассеянно.
– Вот это-то - самое главное.
– Ну, и как-то удачно сложилось, оно само у меня вышло. Ты извини. Я правда нетерпелива. Ну, я понимала, что у тебя тут происходит что-то серьёзное, и вот не выдержала! Может, расскажешь? Тогда, на Белорусском, ты меня напугала, честно. Вот я и решилась прорваться, дня четыре пыталась.
Алеся была совсем смущена. Краснея и крутя на пальце колечко, она подумала: "Нет, ну какие у меня всё-таки друзья! Я такого не заслуживаю". Но сдержалась и с улыбкой пошутила:
– Ну что ж, поздравляю! Первый прыжок, да ещё без инструктора, и полностью удачный.
– Спасибо. И всё-таки расскажи, что происходит, - настойчиво повторила Лора.
Алеся вздохнула, оперлась щеками о подставленные руки, помолчала, собираясь с мыслями. И обстоятельно рассказала о событиях последнего времени, которые вращались вокруг одного и того же: её переживаний из-за Андропова и попыток помочь. Первая попала в разряд запрещённых приёмов, несмотря на милосердное намерение. Из-за второй всё начало рушиться, одно за другим: работа, репутация, отношения с людьми, вплоть до безобразной ссоры с Владой, здоровье душевное, потом и физическое. Но главное: Алеся поняла, что за страдания Юрия Владимировича она может казнить только себя саму.
Когда был обрисован самый главный поворот этой истории, Лора только и смогла произнести:
– Ну, дела...
Она поднесла ко рту чашку, но поставила обратно, будто не уверенная, сможет ли сделать глоток. От услышанного заняло дух.
Стамбровская напряжённо смотрела на подругу и мысленно начала отсчитывать секунды: только это помогало понять, что прошло не так много времени, это для неё оно невозможно тянулось, царапая наждаком. Ей показалось, что в Лориных глазах успели смениться и недоверие, и изумление, и, наконец, страх. Только бледное, мимолётное отражение того страха, что пережила она сама в тайном храме при постижении Замысла.
– Тогда я всё понимаю, - тихо проговорила Лора.
– Только не стоит так себя истязать.
У Алеси дрогнул угол рта. Ну а что ещё сказать? Что делать?
– Что будешь делать?
– эхом мыслей отозвалась Лора.
Алеся посмотрела в окно. Холодный дождь змеился по стеклу, размывая заплаканный городской пейзаж. И, снова обернувшись к подруге, она ответила:
– Ничего. Будем жить.
Они так и не пошли на квартиру, а, ёжась под брызгами из водосточных труб, погуляли немного по окрестным кварталам. Угодили в затишье - повезло. Потом снова стало накрапывать. Девочки решили, что Лоре пока лучше вернуться домой, если не хочет простудиться. Переход совершили в тёмной высокой арке. В Москве Алеся провела подругу до станции Кузнецкий Мост и снова поздравила с удачным перемещением.
Вернулась на то же место. Обыденно зашагала на улицу, нашаривая зонтик в глубине сумочки.
Прохожих попадалось мало. Алеся только заметила, что листья почти все облетели - странно, а ведь только недавно они так золотились. Город казался осиротевшим. Она каким-то чудом выхватила из свежей памяти кусок этой невыразительной, скомканной мессы и вспомнила, что завтра Деды. На кладбище она не пойдёт: не к кому. Зато сегодня отправится к Андропову. Эх, скорей бы!
– как дотерпеть до сна?
А там, как в один из прошлых разов, сад ещё играл яркими красками. Гремя сухим листом, она даже по дорожке не пошла, кинулась наперерез.
– Я уж думал, ты совсем меня забыла, - улыбнулся Юрий Владимирович.
– Да, говорил я это и раньше. Просто каждый раз тоскливо без тебя.
Они обнялись, стоя на веранде. Алеся прильнула к его уже вовсе не пышной, но мягкой, горячей щеке, и закрыла глаза. На нём была тёплая домашняя кофта, и это как-то растрогало, а может, не это, а то, как он к Алесе прижался. Это именно так и ощутилось: что Андропов не её прижал к своей груди, а сам приник. А ещё у него сильно билось сердце.
Наконец Алеся отстранилась. Юрий Владимирович посмотрел на неё, держа за плечи, точно желая полюбоваться, но тёплая радость на его лице потускнела, глаза блеснули обеспокоенно.
– Алеся, ты как-то неважно выглядишь. Что стряслось?
Она спохватилась: да, забыла, засыпая, сосредоточиться на внешности. Но не это её расстроило: видно, не она одна забыла, как можно управлять своим обликом в мире снов. Ей казалось, что она не виделась с Андроповым целую вечность - и теперь ей снова бросились в глаза происшедшие с ним перемены, и от этого становилось больно.
Обаятельный толстый мальчик, который так её умилял, остался на прежних снимках - нет, теперь он напоминал старого усталого профессора. Лицо его сделалось даже в чём-то красивее, наверное, благороднее и тоньше. Но оттенок кожи был болезненный, желтовато-бледный, а в глазах, стоило ему забыться на долю секунды, проступало утомление и грусть. Волосы сильно поредели и поседели. Ещё казалось, что он с трудом преодолевает вялость рук, а пальцы даже чуточку дрожат.
А стоило ли снова припоминать, с чего началось это разрушение...
Алеся не выдержала, и по щекам у неё поползли две слезы, горячие и большие.
– Ну что ты, что ты?
– взволнованно спрашивал Андропов.
– Да вот!
– воскликнула Алеся и по-детски шмыгнула носом. Помедлив, она кашлянула.
– Представляешь, я тебя ругала, как последняя мегера, за то, что себя не бережёшь, а сама-то что? Так бездарно отравилась! Да знать бы ещё, чем! Но на целую неделю свалилась, и видеться с тобой вообще не могла. Мне если сны и снились, так только кошмары, бред какой-то. А сколько здесь времени прошло, месяца два с лишком?
– вот видишь...