По ту сторону волков (полная версия)
Шрифт:
– Самое странное в этом деле то, - проговорил врач, - что кормящая волчиха очень редко бросает свой выводок, только по крайней необходимости...
– Он помолчал и добавил: - Да, двух-трехдневные щенки без матери вряд ли выживут. Выкормить их будет сложно.
– Странный район, - сказал я.
– Напрочь спятивший. Кунсткамера, да и только. И вообще...
– Что «вообще»?
– спросил врач – так, рассеянно, чтобы разговор поддержать.
– И вообще, люди тут ненатуральные. Взять вот хоть вас...
Врач резко обернулся:
– Что вы имеете в виду?
– А то имею в виду, что можно
– Вы меня в чем-то подозреваете?
– Да нет, я-то знаю, что вы ни в чем не виновны, - вздохнул я.
– Но если б я с самого начала увидел вас таким, какой вы есть, то, может, и не втянул бы вас в эту историю... Близко вам нельзя было к делу об оборотне подходить... То неожиданные знания в вас обнаруживаются, то вы нарочито настырно предполагаете тут диверсию, то вы от разговора о врагах народа мигом увиливаете... Кстати. Ваше выступленьице о юродивых на Руси, как их воспринимают и как к ним относятся, навело меня на мысль, что вы, наверно, интересуетесь проблемами массового внушения и массового психоза. Уж больно точно вы высказались, как поставить стенку любым подозрениям на счет кого-то... Уж не на свой ли счет, подумалось мне? А тут вы сразу же насчет суеверий хмыкнули, тему закрыв. Вот я и подумал тогда, грешным делом, не можете ли вы знание таких механизмов использовать, чтобы...
– Чтобы быть неуловимым оборотнем?
– хмуро спросил врач.
– Навроде того. Но я быстро понял, что не прав. Одно меня занимало - зачем вы, человек образованный и врач хороший, - хорошего врача по первому движению узнаешь - забрались в эту глушь, в это дикое место, несообразное ни вашей квалификации, ни вашим способностям?.. Но это мне объяснили, даже спрашивать не пришлось. Один только вопросец у меня остался. Ответите на него?
– Почему не ответить, если смогу?
– равнодушно как-то проговорил врач.
– Если и было что скрывать, то теперь совсем нечего.
– Так вот... Как вас, запамятовал...
– Голощеков, Игорь Алексеевич.
– Так вот, Игорь Алексеевич, я спорить готов, что возьми кого угодно в округе - каждый что-нибудь со складов уворовал. Вам шмотье и безделушки всякие, и даже консервы - ни к чему, вы на них не польститесь. Но ведь что-то вы себе по душе на складах нашли, верно?
– Верно, нашел, - согласился врач.
– Я...
– Дайте мне самому догадаться, - прервал я его.
– Вы на склад с книжками набрели. В точку?
– Да. В точку.
– Эх, Игорь Алексеевич, Игорь Алексеевич, лучше бы вы консервы воровали...
– Почему?
– Он задал вопрос без интереса, словно заранее зная ответ.
– Ведь книжки в дар от союзников пришли, значит...
– Ничего это не значит. То есть значит, да не то. Вы не задумывались, почему эти книжки народу не раздали? Потому что вредные они все, антисоветские, и засланы к нам с провокационной целью. А вы их начитались.
– А я решил, что о них просто забыли.
– Просто так ничего не бывает. Во всем расчет есть.
– Выходит, и в покинутой трофейной коллекции оружия расчет есть, и в складах, отданных на разграбление, и в лошадях бесхозных, и во многом другом? Может быть, включая и
– Ни о чем меня не спрашивайте, - ответил я.
– Во-первых, я сам точных ответов не знаю; во-вторых, мало ли что вы на допросах выложите, потянув меня за собой... И самое-то обидное - в том, что грозу я на вас навлек, пытаясь представить доказательства вашей невиновности - ну, что вы оборотнем не являетесь...
– Понимаю, - сказал врач.
– Как бы «засветили» меня. Да, я знаю, что «сын за отца не отвечает», но я ведь прекрасно понимаю, что официально с меня не за отца спросят ответ, а по какому-то другому обвинению. Оборотень так оборотень... Я один такой?
– Нет, еще шесть человек компанию вам составят. Но я этого не говорил.
– Так что, может, меня еще и выпустят, после отсева?
– усмехнулся врач.
– Надеюсь, - ответил я.
Мы подошли к больнице.
– Заглянем напоследок в сарайчик?
– спросил врач.
– Проверим наши выводы.
– Конечно, заглянем, - поддержал я.
Юродивый спал на своей куче соломы. Встрепенулся при свете фонарика, сел, моргая. Врач обратился к нему по-немецки. Наш Тарзан недоуменно и обрадованно воззрился на врача, а потом залопотал что-то свое, прискуливая и порыкивая.
– Что он говорит?
– спросил я.
– Не очень пойму. Похоже на «тринкен», словно ему пить хочется. Речь у него нечленораздельна. Во всяком случае, вы правы. Тот самый это берлинский волчий человек. Но правота ваша и наше знание, они уже ничего не меняют. Сейчас свежей воды ему принесу и в дом зайдем.
Когда мы оказались в комнате врача, он вытащил бутыль, в которой спирта чуть больше чем на треть оставалось, и доверху дополнил ее водой. Потом проделал ту же процедуру с нарезанием хлеба и лука, что и вчера.
– Хоть выпьем, чтоб ждать не скучно было, - сказал он.
– Не пропадать же добру. Вы ведь теперь со мной до конца пробудете?
– Да. Не могу иначе, - я слегка пожал плечами.
– «Их штее хир, их каннт нихт андерс,» - процитировал врач.
– Слова Лютера. «Я здесь стою и не могу иначе.»
Вот теперь я видел его таким, какой он есть, - спокойным, подтянутым, чуть меланхоличным - и даже не от ожидания ареста, а от некоего общего меланхолического склада души.
После того как мы приняли по первому стопарику, он встал и открыл стоявший в углу сундук. Вытащил оттуда стопку книг и бумаг, перенес на стол.
– Вот все мое антисоветское добро, - сказал он.
– Все книги не по-нашенски, - заметил я.
– Все по-английски. Я специально только на языке брал. Вот книга, которую я давно мечтал прочесть. Фрейд. Знаменитый врач и ученый. Как раз вопросами сна занимался - что это за феномен и как влияет сон на человеческую психику. У нас фрейдизм объявлен реакционной лженаукой, и если бы не дар союзников... Да, меня за одну эту книгу укатают на всю катушку. Было бы у нас время, я бы вам порассказал о его теориях. Вы, я вижу, снами интересуетесь, и вам бы очень на пользу пошло. Но времени нет. Авось, когда-нибудь сами прочтете в переводе на русский, когда разберутся во всем и поймут, что кроме истинной науки ничего в его книгах нет. Есть тут у меня к вам одна просьба...