По вере его
Шрифт:
— Рассказывай.
— Я был на Восточной стройке, — глухо зазвучало в ответ — Нацу так и не убрал рук от лица. — Мне надо было…
— Грей, что-то слу… ой!
Мужчины одновременно повернулись на голос. В дверях стояла Джувия Локсар, секретарша Драгнила, прикрыв рот ладошкой. Очевидно, она не ожидала, что в гостиной будет кто-то, помимо хозяина дома, поэтому сейчас судорожно пыталась поплотнее закутаться в коротенький шёлковый халатик, розовая от смущения.
— Джувия… — хрипло выдохнул Нацу. — Ты здесь… как?
Девушка покраснела ещё больше и тихо юркнула обратно в темноту спальни, прикрыв за собой дверь. Драгнил пару раз хлопнул глазами, пытаясь переварить информацию,
— Кажется, я не вовремя. И давно вы?..
— Полгода. Джу просила не говорить никому. Только Люси знала.
При этом имени Нацу судорожно вздохнул, потёр подбородок и негромко сказал, не смотря на друга:
— Я видел её.
— Кого? — не понял Грей.
— Люси. Я видел её. На стройке.
— Это что сейчас, такая шутка была? — Фуллбастер честно пытался вникнуть в то, что говорил ему полуночный гость, но его слова больше походили на бред больного или пьяного человека (хотя в данном случае это было почти одно и то же).
— Я похож на сумасшедшего? — словно прочитав его мысли, огрызнулся Драгнил. «Да», — хотел ответить Грей, но вовремя успел прикусить язык: не стоит пока устраивать лекций на тему поведения одного конкретно взятого субъекта, всё равно не услышит и не поймёт. Потом, когда протрезвеет. Причём, «прочистить» ему мозги следует максимально жёстко, чтобы окончательно и бесповоротно пришёл в себя. А на данный момент нужно выслушать, убедиться, что не натворил дел, и уложить спать.
— Просто расскажи, что произошло, — как можно спокойнее попросил Фуллбастер.
— М-м-м… — Нацу потёр лоб, видимо, пытаясь собраться с мыслями. — Я… да, я был на стройке — хотелось развеяться немного. Просто катался по городу, заехал туда, а потом… В общем, едва не въехал в стену. Успел затормозить. Увидел её и…
— Ты… — зашипел Грей. — Ты что?.. — не дослушав, он, схватив Драгнила за грудки, дёрнул его на себя, заставляя подняться на ноги. — В таком состоянии сел за руль? Совсем с катушек съехал?! Хочешь, чтобы кто-нибудь так же, как Люси?..
— Не… смей… — перехватив руки друга за запястья, Нацу с усилием отрывал их от рубашки, не обращая внимания на треск ткани. — Не смей говорить это!
Казалось, ещё секунда — и он ударит Фуллбастера, но вновь появившаяся в дверях Джувия одним своим присутствием остановила драку. Мужчины, отпрянув друг от друга, застыли в напряжённых позах, сверля противника глазами.
— Ключи от машины! Живо! — после минутной паузы приказал Грей. Драгнил без возражений бросил связку на столик и, не прощаясь, ушёл.
Только когда за гостем захлопнулась дверь, Фуллбастер, наконец, выдохнул, чувствуя, как мелко подрагивают мышцы во всём теле. Не от страха — если бы надо было, врезал бы этому недоумку от души, и субординация бы не остановила. Его колотило от еле сдерживаемой ярости: как можно так наплевательски относиться к жизни — и своей, и чужой, особенно после всего недавно пережитого? Или этого урока оказалось мало? Хочется вляпаться в ещё большие неприятности? Ну, нет, этого он Нацу сделать не позволит — друзья они на то и друзья, чтобы не только плечо в нужный момент подставить, но и, простите, по морде съездить, в воспитательных целях, конечно.
Грей раздражённо плюхнулся в жалобно скрипнувшее под ним кресло. К нему тут же скользнула Джу. Он притянул девушку к себе на колени, обнял, зарывшись лицом в голубые, пахнущие морем и лилиями волосы, спросил покаянно:
— Испугалась?
— Немного, — честно призналась та. — Что теперь будет?
— Не знаю, — потянулся за телефоном Фуллбастер. — Но я это так не оставлю. Прости, друг, ты сам напросился, —
*
Открывать глаза абсолютно не хотелось. Нацу прекрасно знал, что уже наступило утро — белёсый свет проникал под веки, отдаваясь внутри черепной коробки простреливающей болью при малейшем движении глазных яблок. Но вставать было нужно: его ждали непосредственные обязанности, к которым при всём желании нельзя относиться попустительски — от него зависело слишком много людей, и если на себя ему было откровенно плевать, то по отношению к другим он так поступить не мог. Хотя то, что произошло вчера, не лезло ни в какие ворота. И стыд был малой ценой на совершённые накануне (да и не только тогда) сумасбродства.
Он начал пить сразу после тех посиделок на крыше. Спустившись вниз, зашёл в первый попавшийся бар и планомерно надирался до закрытия, предварительно бросив официанту купюру. А потом стал делать так каждый вечер. Почему не уходил домой, прихватив с собой оплаченную бутылку? Потому что ему нужна была компания. Нет, не собутыльник и не собеседник, ибо разговаривать ни с кем не хотелось, как и делиться выпивкой. Нужны были мельтешащие вокруг люди, создаваемый ими белый шум, просто присутствие около себя кого-то живого. Днём, в окружении подчинённых, поставщиков, покупателей, коллег по предпринимательскому цеху, поедающие изнутри одиночество и тоска отступали куда-то на второй план, прятались по углам, не смея высунуть носа. Ведь даже в те моменты, когда Нацу оставался один в кабинете, он знал, что стоит ему выйти в приёмную, и рядом обязательно будут люди. А вечером вокруг него словно образовывался некий вакуум, отсекающий звуки, запахи, ощущения. Даже картинки, что мелькали перед глазами, становились нечёткими, серыми и расплывчатыми. Пару раз Грей почти насильно утаскивал его после работы к себе, но Драгнил не хотел злоупотреблять гостеприимством друга, а с учётом раскрывшегося секрета их вечерне-ночные посиделки если и не теряли право на существование, то однозначно переходили в разряд редких развлечений — пусть хоть эти двое будут вместе как можно чаще, коли для него самого подобное удовольствие стало невозможным.
Поэтому вот уже в течение почти трёх недель его планы на вечер оказывались до тошноты однообразны: прогулка, бар, выпивка, такси. Менялись лишь вывески заведений и лица стоящих за стойкой барменов. Всё остальное было неизменным. Даже зудящий в голове до боли родной голос, умоляющий прекратить издеваться над собой. А может, именно из-за него он и не мог остановиться? Может, именно поэтому и вливал в себя безостановочно всё новые и новые порции обжигающего виски, чтобы, наконец, перестать слышать то отчаяние и любовь, что пропитывали каждое слово? Временами Нацу казалось, что он сходит с ума: подсознание явно играло с ним в плохие игры, раз за разом прокручивая в мозгу ликбез о вреде алкоголя в исполнении любимого человека. Можно было бы свалить всё на воспоминания, но они с Люси ни разу не поднимали подобную тему в разговорах — как-то повода не было. Тогда почему? Разорванная ли в клочья душа хотела хотя бы так вернуть потерянное? Или это была совесть, таким образом намекающая ему о его эгоизме — разве своими действиями он не порочит память о любимой? Люси однозначно не понравилось бы то, что он делал с собой.