По волчьему следу
Шрифт:
Глава 39 Подранок
«Бытует мнение, что опытный охотник не оставляет подранков и, не положив зверя с первого выстрела, делает все, дабы добить его, не оставляя мучиться. Однако след помнить, что если один зверь бежит, стремясь спасти свою жизнь, то другой, оглушенный, ошалевший от боли, впадает в ярость и способен кинуться на охотника»
«Размышления об охоте», статья князя Веселовского, заядлого охотника и председателя Московского клуба любителей
Иногда начинаю думать, почему это у меня все через задницу. Неужели и вправду потому, что я заветов не блюла, правила нарушала и вообще жила не так, как предками заповедано? И вот теперь, на ночной дороге, ощущение усилилось несказанно.
Хоть ты и вправду…
Правда, что именно «вправду» тоже не понятно.
Софка выдохнула и покачнулась, благо, некромант успел её на руки подхватить, да так бережно. И взгляд у него вовсе не испуганный, как оно обычно с людьми случается. Беспокойство вот чувствую. Волнение. Но не страх.
– Девку бы ко мне… - произнес Михеич задумчиво. – К утрецу отойдет… ишь ты… я только раз такую видывал… тоже сказала, что за мною смерть ходит. И вправду, ходит… мы с нею на двоих много находили.
И его взгляд сделался безумным.
– Так, - Бекшеев осознал, что еще немного, и это заразное безумие захватит всех. – Во-первых… надо все же кого-то в город отправить. У вас ведь связи нет?
Михеич покачал головой и буркнул:
– На кой она мне?
Его правда. На кой.
А Бекшеев на меня поглядел.
А я…
Возразить бы, да понимаю, что прав.
Кругом прав.
Тихоня? Он бы пошел. И даже вон скалится, на лес поглядывая. И плевать ему, что опасно, но… с человеком Тихоня, может, и справился бы. А вот со Зверем – дело иное.
Васька?
Ребенок.
Даже если… думать о таком не хочется, но все одно ребенок. Про некроманта с Софьей и говорить нечего… Михеича просить? Он сходит, но…
Пойдет ли?
Дойдет ли?
И послушают ли его там?
– Я пойду, - сказала я, глядя Бекшееву в глаза. И взгляд он не отвел, пусть и хотелось. Стыдно. Вроде как с их аристократическими заморочками ему бы идти, гордо всем пример показывая. Но к счастью всеобщему Бекшеев в достаточной мере адекватен, чтобы самому все понимать.
Не дойдет.
– Так… если в город, то и я… - Михеич поскреб в затылке. – Записочку карябнете, я и снесу… чай, не тяжко.
– Нет, - я качаю головой. – Мне… позвонить надо будет.
И Бекшеев кивает.
Надо.
Не хочется тревожить Одинцова, да придется. Слишком уж много тут всего и намешано. И помощь нужна. Да и в целом посоветоваться… он умный.
Поймет.
Новинского тоже стоит дернуть. Он с нами связан, вот пусть и поднимает своих в штыки.
А Михеичу говорю:
– Ты и вправду вот лучше сведи их к капищу.
Михеич хмурится.
Кивает.
– Собачку, - говорит, - возьми. На всякий случай.
– У меня своя есть.
– Так… оно-то не помеха, - Михеич пожимает плечами. – А он дорогу укажет. Это вон Хват, а это – Кусь.
Кобель подходит ближе.
А я, глянув в желтые глаза его, понимаю, что собачки у Михеича очень хорошие… непростые собачки. Еще и не Звери, но близко.
Как сумел-то сотворить?
– У всех свои умения, - говорит он, чуть плечами пожимая. – Мне от отца дар достался… слабенький, правда, но какой уж есть.
Пес не скалится.
И я знаю – доведет.
– Погоди, - я приседаю рядом с ним и протягиваю руку, которую он обнюхивает неспешно и деловито. Шершавый язык скользит по ладони. И уже Девочка ворчит, напоминая, что я – её хозяйка, а не всяких тут… волкособов.
Не хочется их оставлять.
До чего же не хочется. И шепчет голосок, что надобно Михеича отправить, что записочку… да разум понимает, толку-то от той записочки. Кто её читать станет? Звонить? Сделают вид, что не было никаких Михеичей, никаких записок, и все-то…
– Идем, - говорю Девочке. И оборачиваюсь на Бекшеева, который стоит, руки на груди скрестивши. И тихо добавляю: - Попробуй только мне… потеряться.
А он, поганец этакий, улыбается.
Вот же…
Идем.
Что сказать.
Ночной лес полон запахов и звуков. Они отвлекают, манят… зовут… вот ухает филин в ветвях, и тут же, с другой стороны, отзывается на голос его жалобным плачем козодой.
Дурная примета.
Козодой плачет к похоронам…
И да, похороны будут.
После.
Шапошников… Шапошникова не жаль, разве что самую малость, а вот славного парня Шапку, с которым когда-то свела судьба, его жалко. Он… не заслужил? Чего? Смерти такой? Жизни? Не додумываю. Иду. Ноги проваливаются во влажноватый мох. Слева скользит тенью Кусь, справа, не спуская с соперника взгляда, Девочка. И с каждым шагом растет, усиливается ощущение, что я ошиблась.
Где-то.
Как-то…
Дорога, дороженька… что там Софья говорила? Предсказания спонтанные как правило путаны, потому что провидица их не контролирует.
Софка объясняла.
Про прорывы. Видения. Про этот самый контроль, которому учат. Осознанный транс. Выбор… и стихийных провалов у нее не было… да, пожалуй, с того момента, как в оборот взяли, так и не было. Теперь вот… снова. Дар возвращается?
Дороги.
Две дороги. Какую ни выбери, всюду смерть.
Перед самым городом Кусь вывел на дорогу. И вот он, этот город… полусонный, окутанный дымами. Окна заперты, иные и ставнями закрыты. Улицы пусты. И надо бы отдышаться. Старею, выходит?