По волчьему следу
Шрифт:
Анна подняла руку к носу.
– Извините. Мутит что-то… в последнее время бывает. Запах гари… такой вот… не знаю, едкий, что ли. И главное, то появляется, то исчезает.
Я потянула носом.
Нет, гарью не пахло. Бензином, пожалуй, железом.
Кровью слегка, но этот запах был привычным, почти родным запахом Анны. И… я сделала более глубокий вдох. И еще один.
– Дай, - я протянула руку, и Анна молча вложила свою.
Ладонь у нее по-детски маленькая. И не скажешь, что такой ручкой
Только от этих пахнет дымом и кровью, мясом, травами.
И еще…
– Беременна? – поинтересовалась я, уж больно характерной была эта нота.
– Я? – Анна вздрогнула и уставилась на меня. – Нет… невозможно.
Да.
И Девочка, шевельнувшись, поднялась, пристроила голову на колени Анны.
– Она не укусит.
– Я не боюсь… я собаку хотела завести, но у нас не приживаются… - Анна осторожно коснулась покатого лба. И Девочка шевельнула хвостом. – Она… на меня похожа.
Да?
– Мы обе неправильные. Такие, которых люди боятся. И ненавидят. Ты же сама такая же. И понимаешь, о чем я…
Понимаю.
Как и то, что Девочка подтвердила мою догадку. Осталось понять, озвучивать ли её Анне… или… головная боль… и приступы эти.
Уверенность её.
И даже отторжение, которое она испытывает к человеку, который так много для них сделал. Может, я знаю не так и много, но тут слишком уж все хорошо складывается. Одно к одному.
– Почти уже… там, видишь?
Дорога стекала вниз с холма. И видны были поля, уже возделанные и даже зеленые, нарядные. Загоны. Свиньи в загонах… сколько их здесь? Много. В том и дело, что очень много.
И она вправду считает, что с этим богатством управляется Генрих? И Васька?
Или…
Она считает так, как ей велено.
Чтоб тебя…
– Это все за последние лет пять поставили, раньше было хуже… а теперь вот… - Анна даже привстала. – Были бы люди, я бы цех открыла… колбасы можно и дальше Бешицка возить. Еще ветчину делать. И много чего… Генрих столько рецептов знает из мяса!
Не сомневаюсь.
Я кивнула и поинтересовалась:
– Свиней ты как режешь? Здоровые же…
– Раньше Генрих занимался. У него рука хорошая. Один удар и все… еще он что-то свиньям подмешивал, они тихие становились. Васька тоже помогал… а я вот… разделывать могу. Колбасы делать тоже… кишки чистить.
Я вспомнила и вздрогнула.
Самая нудная, грязная и мерзкая работа. И пусть случалось мне помогать всего пару раз, но… ну его.
– А как слабеть стал, так и… Васька часто в городе, да и не справляется один. Сделал такую вот штуку, которая током. Раз и все, свинья отключается, он её на крюке поднимает, есть
И кровь вытекает.
– Генрих говорит, что ей совсем не больно. Что она будто засыпает и все… хотя… каждый раз приходится… я ухожу. Не могу смотреть на это все.
Дом был высоким, в два этажа. Некогда, надо думать, роскошным и нарядным. Стены его наверняка белили по весне, избавляя от следов сырости и зимних тягот. Крышу правили. А на подоконники и этот вот балкончик выносили горшки с цветами.
Моя свекровь очень любила украшать дом живыми цветами. И даже самолично поливала их.
Я стиснула зубы.
Ныне дом был сер, уныл и грязен. И эта заброшенность как-то слишком уж резко контрастировала с зеленью полей, с ухоженностью их. Даже заборы у свинарников и те были покрашены.
А дом…
Брошенный?
Нелюбимый?
И Анна смотрит на него так… так… что становится ясно. Не от отсутствия денег эта его неказистость, но от боли и нелюбви хозяйской. Для нее прошлое еще живо, пока жив этот дом. И отдала бы она его с радостью превеликой, и продала бы…
Не позволили?
Я остановила грузовик у крыльца.
– Приехали, - сказала нарочито весело. – Веди к больному…
– Что?
Она вздрогнула и посмотрела на меня с удивлением. Чуть нахмурилась.
– А вы… кто?
– Анна?
– Вы… - подняла руку. – Извините… голова так болит. Опять болит. Постоянно болит. Я… пойду.
– Иди, - согласилась я, отступая.
Никуда она не денется.
А я вот осмотрюсь. Мы осмотримся…
Дом я обошла стороной.
Не нравился он мне.
Очень.
И все же сперва я заглянула в сарай, где воняло машинным маслом и соляркой. Убедилась, что внутри сарай обыкновенно-уныл. Какие-то короба, детали, полуразобранный грузовик на подпорках из кирпичей. Тряпье. Инструменты.
В соседнем пахло животными и кровью.
Крюки.
Цепи.
Тазы вдоль стены. Чистые, блестящие даже… а люди где? Должны быть люди. Обязаны.
– Эй, есть кто живой? – крикнула я, принюхиваясь.
Людьми не пахло.
И Девочка их не чуяла.
А вот запах свиней, особенно свиного дерьма, становился ярче и резче. Свинарников была два, низкие, просевшие будто здания с крышами, крытыми дранкой. Лишенные окон, и оттого еще более уродливые. Даже беленые стены не уменьшали этого уродства.
Свиньи…
Огромные свиньи. В жизни таких не видела. Это что за порода интересно? Каждая величиной почти с лошадь, только куда как шире…
Матерая свиноматка, дремавшая у стены, подняла голову, уставившись на меня красными глазами. Хрюкнула и с трудом, но поднялась на ноги. На голос её отозвались и прочие…