По волчьему следу
Шрифт:
По спине побежали мурашки.
Даже тот несчастный медведь показался мне вдруг понятнее, роднее и безопаснее, чем эти вот свиньи, явно измененные кем-то. Хотя… вариантов тут немного.
Ну вот почему мы с Бекшеевым вечно в какое-то дерьмо вляпываемся, а?
– Ну его, - сказала я Девочке. – Тут искать будем позже. Когда Одинцов со своей бригадой прибудет.
Дом.
Дом стоял рядом. Темный. Недобрый.
Манящий.
И я решилась.
Глава 44
Глава 44 Западня
«Выбрать наряд, подходящий к случаю, не так-то и просто, как сие может показаться. Не стоит уделять внимание лишь цвету платья, который, безусловно важен, но и не только он. Значение имеют длина и пышность юбки, качество и обилие отделки, оттенок кружева или же то, из чего сделаны пуговицы. Для дневных платьев стоит избегать излишнего роскошества, отдавая предпочтение простоте линий…»
Модные советы для юных особ.
В какой-то момент Бекшеев отключился. Это было вполне ожидаемо. Более того, странно, что он не отключился раньше. Боль то накатывала волной, то отступала. И слабость тоже.
Мысли…
– Упрямый, - сказал кто-то, от кого пахло зверем и гнилью. – Хорошо. Должно получиться. А теперь – спи.
И Бекшеев не смог не исполнить этот приказ. Только подумалось, что менталисты – твари редкие, а вот Бекшееву, судя по всему, на них везет.
Чтоб их всех…
Пробуждение было болезненным. И холодным. Мокрым… мокро было снизу, и эта мокрота позволяла ощутить холод, тянувшийся из-под земли. Он лежал… да, определенно, лежал.
На мокром.
В луже?
Одежда пропиталась водой и прилипла к телу. Вода была на лице. На волосах. Дождь? Дождь, это плохо… наверное… следы размоет. А их должны искать… должны бы уже.
Где он?
Память подбрасывала одну картинку за другой, наглядно демонстрируя Бекшееву, какой он идиот. Беспечный. И если умрет… что сделаешь, сам виноват.
Голова на пеньке.
Он открыл глаза. И не удивился, увидев Михеича. Только еще подумалось, что прав был Туржин… и жаль, что Бекшеев не понимал этой правоты. Если выживет, то извинится.
Если…
– Пить? – Михеич глядел без ненависти. Сидел он на корточках, чуть наклонившись, упираясь в землю костяшками пальцев. И ныне в фигуре его было больше звериного, чем человеческого. Рядом у ног лежала собака, крупная косматая и с разумным взглядом.
В нем читалось, что Бекшееву не стоит и пытаться сбежать.
Бегает он плохо.
Собаки всяко лучше.
– Пить, - согласился Бекшеев и губы облизал, собирая с них редкие капли. Дождь был мелким, даже не столько дождь, сколько
– Сейчас, - Михеич сунул руку под спину и приподнял, аккуратно так. – Ты извини, княже…
Воду он дал из фляги. И пахло от нее травами.
– Н-нет.
– Не бойся, не сонные, - Михеич правильно все понял. – Это так… чтоб тело поддержать.
– Зачем? Все одно ведь убьете.
– Так-то оно так, да умереть можно по-разному. Вы ж, благородные, и смерти такой ищете… я, как воевал, нагляделся… та подлая, эта геройская. Хотя смерть – она завсегда смерть.
– Значит… вас трое?
Пил Бекшеев аккуратно, и горло с трудом пропускало даже мелкие глотки, норовя сжаться кольцом.
– Чего трое? Я да Васька…
– Нет.
– Не веришь?
– Н-не верю. П-переложи куда… мокро лежать. Еще застужусь.
Михеич засмеялся хриплым смехом.
– Славный ты, княже… на сей раз и вправду, глядишь, получится. Не кривишься, пощады не просишь… не грозишься.
– А смысл? – Бекшеев пожал плечами и поморщился. Левое полоснуло болью, напоминая, что он в общем-то ранен.
– Вот то-то и оно… - Михеич убрал флягу и, наклонившись, сунул руки в подмышки. – Погодь… руки еще не отошли? Но скоро уже… так-то давай… вот сюда, на лапнике мягче будет.
Он аккуратно, бережно даже усадил Бекшеева на кучу еловых веток. И грязь отряхнул. Оглядел. Вздохнул и, стянув тяжелую куртку, пахнущую псиной и лесом, накинул на плечи.
– Ты не хочешь убивать, - Бекшеев прикрыл глаза. – Где… остальные? Ты ведь их…
– А вона, поглянь… - он указал в сторонку.
Дуб.
Знакомый, да… другой. Тот же кривоватый перекрученный ствол, ветки, растянувшиеся по-над мхом, и подернутая то ли плесенью, то ли ржавчиной листва. Только тут с ветвей свисали люди.
Раз.
Два…
Егорка-Василек? Бекшеев не сразу его и узнал. В гимнастерке, скрученный, повешенный за ноги, Егорка-Василек казался… жертвой?
Как и двое других.
Охрана?
Сопровождение?
Незнакомы. Первый массивен и тяжел. А вот тот, напротив, худ до крайности… сколько же здесь?
Тихоня был тут же.
Живой.
К счастью.
– Жертвы. Вам нужны жертвы.
– Умный ты больно, - Михеич вздохнул и поморщился, запустивши руку в волосы. – Это не я такой, княже… жизнь такая.
– Они не оживут.
Михеич отвернулся.
– Даже если ты принесешь в жертву весь город… но ладно, ты… а Васька? Он хочет оживить мать?
– Дурой она была, - буркнул Михеич. – И тебе ж помирать скоро, а ты все никак не угомонишься.
Он потряс головой.
– Тяжко? Болит? Это наведенное. Чужое. Ты сильный и стряхнешь, если захочешь.