По волчьему следу
Шрифт:
– В настоящее время деятельность этой лаборатории сведена к минимуму. Здесь занимаются производством… первичного концентрата. Вернее, обогащением исходного продукта посредством… ряда операций. Суть их мне не известна.
Ложь.
– Да и вам не интересна.
А вот это скорее прямое указание не лезть.
– Как это дерьмо оказалось тут?
– Этот вопрос интересует не только вас… - Новинский погладил пакеты.
– Это… из вашей… лаборатории?
– Возможно. Хотя… я склоняюсь к тому, что кто-то организовал альтернативное производство. Все же у нас довольно
А на брезенте лежала не пара грамм.
– Сугубо визуально этот порошок светлее. И мягче. Запах не такой выраженный… полагаю, концентрация действующего вещества здесь ниже, но насколько – это нужно смотреть. Я… поделюсь результатами. Исследований. Если получу разрешение.
– Буду весьма благодарен.
– И надеюсь на взаимную любезность.
– Несомненно…
Глава 17 Следы на воде
Глава 17 Следы на воде
«Дирекция молодежных программ под патронажем князя Сауцкого и с дозволения Комитета Цензуры в рамках развития международных дружеских отношений приглашает посетить концерт американской рок-группы Соник Ют, который состоится…»
«Ведомости»
– И ты вот так просто все оставишь? – я боролась с желанием обернуться. Пройтись по деревне предложил Тихоня, ибо когда машины придут еще неизвестно, а торчать рядом с домом, откуда воняло мертвечиной, радости мало.
И я уцепилась за эту мысль.
Не из-за дома и запаха, к нему я уже притерпелась, и не из-за покойников. Из-за Новинского, который аккуратно завернул опасную находку в брезент, а после вовсе убрал куда-то.
– Вариантов немного, - Бекшеев шел медленно и прихрамывал отчетливо. – С Особым отделом спорить смысла нет. Я доложусь Одинцову, но…
– Но и он посоветует не лезть.
– Именно.
Тихоня с Девочкой ушли куда-то вперед. Изредка впереди мелькала черная тень, давая понять, что она за нами присматривает.
– Это как-то… неправильно. Категорически неправильно. Когда война, то еще ладно, понять можно. А теперь? Почему так?
– Тебе правду или как? – Бекшеев остановился.
Улочка.
Дорога почти заросла, угадывается этакой широкой полосой седой травы, что пролегла мимо разваливающихся хат да осевших заборов. У стен поднимается стена крапивы и сныти, то тут, то там виднеются цветы, одичавшие, но упрямо цепляющиеся за жизнь.
Похожие и у нас в палисаднике росли.
– Правду.
– Правда в том, что… там, на той стороне, действительно имелись технологии. И куда более успешные, чем те, что применялись нами. И что никуда они не исчезли. Записи, может, и сгорели, но вот всегда оставались люди. И… материалы. Да и с записями никогда нельзя быть полностью уверенным. Вполне возможно, что где-то что-то да сохранилось. И к кому-то попало…
– К союзникам?
– К ним. И такая информация не останется без внимания. Любые разработки будут… разрабатываться, как бы нелепо это ни звучало.
–
– Да.
– Разрабатываем?
– Да.
– На людях ставим опыты. Делаем… он же сказал, Бахтин, что до сих пор есть этот… контингент. И зачем-то нужен. И запуски эти… что они запускают? Зачем?
– С запусками, я думаю, как раз все просто. Тут, вероятно, стоит машина, которая создает локальное поле высокой концентрации. И нужно это как раз для процесса насыщения… чего бы то ни было.
Ну да. Логично, если так.
Только все равно тошно. И не зря мне этот Новинский сразу не понравился.
– Он с нас клятву не взял. И бумаги подписывать не заставил.
– Ему и не нужно, - Бекшеев приостановился и сделал глубокий вдох. – Воздух здесь хороший. Свежий… и летом пахнет.
– Земляникой, - буркнула я раздраженно.
– Не знаю. Я как-то… в детстве вот нянюшка собирала. Я и сам хотел, но мне нельзя было.
– Почему?
– Это ж лес. Там комары. Закусают, - пояснил Бекшеев с самым серьезным видом. А я как-то вдруг и поверила. И представила его, маленьким, в белом костюмчике, чтоб как на фото, я в ателье видела такие, на стендах. Белый матросский костюмчик с широким воротником и синим галстуком.
И на стульчике.
Представила.
И не выдержала. Фыркнула.
– Тебя и от комаров спасали?
– Я болезненным был. А нянюшка – очень заботливой… это потом уже мама спохватилась. Позже. А так она целительница, в госпиталях постоянно. Пациенты и все такое… но земляника вкусная.
– Можем поискать.
– Ты серьезно?
Я пожала плечами. Почему бы и нет. В лес за ягодой собирались спозаранку. Я не любила. Грибы – еще ладно, там ходишь, ищешь, какой-никакой азарт. А вот ягоды… сел и ковыряешься, ковыряешься, вычесываешь из травы по одной, а корзинка все никак не наполняется.
Причем только у меня почему-то.
– У нас там трупы… - Бекшеев оглянулся.
– В большом количестве, - согласилась я. – И государственные тайны. Особый отдел. Хрен знает что еще… и никуда это не денется, если мы земляники поищем.
– А комары?
– Поверь, - я поглядела на Бекшеева с насмешкой. – Насмерть не загрызут.
Лес начинался сразу за домами, да что там, он подобрался к деревушке вплотную, перебросил тонкие хлыстинки березок через ограду, пустил колючую ежевику, готовую захватить все-то, до чего дотянется. А следом уже спешили, тянулись любопытные сосны. Одна накренилась, легла кроной на крышу, все же при том не потерявши связи с землею.
Под ней-то и начались земляничные поля.
Ягода только-только зарозовела и лишь та, которая на опушке росла, но Бекшеев глядел на нее с каким-то… удивлением, что ли? Будто не верил, что можно вот так взять и собрать.
– Сразу видно, люди тут редко бывают, - я опустилась в траву.
Высокая.
И по осени в ней наверняка маслята выводками прячутся. А сейчас земляники полно.
Матушка заливала её молоком, а из шкафа доставался сахар, который к лету закупали мешками. Но для варений. И нам позволяли сыпануть сверху ложку и даже две.