По волнам памяти
Шрифт:
Оля подняла дрожащую руку и, стиснув зубы, коснулась его лица. Щека оказалась нормальной на ощупь и тёплой.
— Ты… ты живой?.. — уточнила она.
— Конечно! — горячо подтвердил он. — Прости, что так вышло, но я только сегодня вспомнил о тебе. Я расскажу, что случилось — ты не поверишь!..
Оля села, охваченная внезапной злостью:
— Ага, вот как! Вспомнил он! Я тут с детьми гроблюсь, ночами не сплю, с потопом разгребалась одна, по добрым людям ходила, бабушку похоронила, обрыдалась вся. А ты, значит, в гробу полежал, типа отдохнул? Ну надо же, он спохватился, что у него, оказывается, семья есть! Мудак! Я и без тебя справляюсь! Одна справляюсь, понял?
— Куда? — опешил Саша.
— А мне какое дело? Где шлялся, туда и катись! — она вскочила, швырнула в него мокрым полотенцем и, закрыв лицо скрещенными руками, опустилась на пол и расплакалась.
Как она мучилась без него! Сколько раз вздрагивала, заметив на улице похожую причёску, фигуру или походку. Сколько раз встречала в томительных снах — и просыпалась с лицом, мокрым от слёз. А он!.. «Только сегодня вспомнил» — ну не гад ли?
Саша поймал полотенце и растерянно смотрел на Олю, не представляя, что делать. Глухие звуки рыданий привели его в себя. Он отбросил полотенце на стол, сел на пол рядом с ней и обнял.
Оля, не глядя, с силой ткнула его локтем. Саша охнул, и отодвинулся. Оля не услышала, как негромко хлопнула входная дверь, но вдруг почувствовала запах духов и вскинула голову. У двери стояла элегантная дама лет сорока в длинной шубе из голубой норки с тортом в руках.
— Иди чай сделай! — скомандовала она. Саша вскочил и отправился на кухню, по дороге забрав торт. Оля поражённо оглядела незнакомку и спросила:
— Вы кто и с какой стати распоряжаетесь в моём доме?
Впрочем, ответ на этот вопрос её уже не слишком интересовал. Вспышка словно выжгла её. Она всё ещё не могла найти приемлемого объяснения внезапному воскрешению мужа, но чувствовала себя слишком разбитой, чтобы думать об этом. Безумно хотелось спать. Хоть бы все ушли и оставили её в покое!
Женщина хмыкнула и объявила:
— Я твоя свекровь. Меня зовут Людмила Эдуардовна.
— Что вам от меня надо? — возмущённо пробормотала Оля.
Мысли прояснились.
Это Саша, точно он! Живой. У Саши есть мать. Значит, нашлись его родные. И похоронила она не мужа, а… его брата. Близнеца. Но как это могло случиться?
Она потрясла головой и спросила:
— Что вообще происходит?
— Я ещё и сама ничего не поняла, — дружелюбно сказала незваная гостья.
У Оли снова звенело в ушах, давило в висках и был забит нос. Голова слегка кружилась и сил спорить или ругаться не было. Она проскочила мимо дамы в шубе, злобно зыркнув на неё, и юркнула в ванную комнату. Включила холодную воду, вымыла лицо, высморкалась и устало опустилась на край ванны, пытаясь собраться с мыслями и силами. Саша стал в дверях, подал ей полотенце и робко сказал:
— Я не виноват, правда. Ну… разве что совсем чуть. Я расскажу — сама решишь. У нас дочь или сын?
— Два, — устало пробормотала она. — Два сына.
Он шумно вдохнул и попросил:
— Можно увидеть?
Оле и хотелось похвастаться сыновьями, и в то же время обида не давала подпускать Сашу к детям. Она поднялась и мрачно сказала:
— Пойдём.
В комнату вошла первая, и встала так, чтобы быть между Сашей и малышами, словно он мог схватить их и убежать.
— А мне можно?
Женщина — Оля забыла, как её имя — стояла в дверях, не решаясь переступить порог. Она уже сняла роскошную шубу и оказалась худощавой, миловидной и очень скромно одетой: обычные джинсы и простая клетчатая рубашка. Оля сочла, что без шубы и нахальной самоуверенности она выглядит куда симпатичнее и кивнула, приложив палец к губам.
Она подошла, посмотрела с умилением, что-то неслышно прошептала, а потом подтолкнула Сашу в сторону двери, а Олю очень бережно взяла Олю за плечи и увлекла к тахте.
— Надо же. Я, оказывается, бабушка… — с удивлением сказала она. — Это здорово, но… как-то внезапно. Давайте сядем и сначала я расскажу, как встретила сына, а потом он нам расскажет, что вспомнил. Я сама ещё ничего толком не знаю.
Она опустилась на тахту, словно показывая пример. Оля поколебалась и тоже села — с той стороны, где было меньше места, чтобы муж не мог устроиться рядом. Она не собиралась так сразу его прощать: пусть сначала объяснится.
— Я вас слушаю.
— Напомню, меня зовут Людмила Эдуардовна. С мужем я разошлась в годы перестройки. Он начал заниматься какими-то махинациями, большие деньги его испортили. Развестись мы не успели, его убили, но он успел забрать у меня одного сына. Я искала его, но не нашла. В органах меня тоже не обнадёжили, сочли, что Лёшеньку убили вместе с отцом.
Она мимолётным движением погладила Сашину руку, и только тут Оля сообразила:
— Так Саша на самом деле Лёша?
— Алексей Александрович, да, — она помолчала, покачала головой и зло сказала: — Не удивлюсь, если бывший и по имени его не звал. Никогда он детьми особо не занимался, так что, думаю, забрал одного сына, чтобы сделать гадость мне. А другого оставил, чтобы жизнь мёдом не казалась: был у нас такой разговор, что без детей мне легко стане…. Ну, уже неважно. Думаю, не надо объяснять, как я тряслась над вторым ребёнком! Правда мне было куда легче обеспечивать семью, чем многим в то время. На счету мужа были деньги, которых хватило не только на жизнь. Сначала открыла пекарню. Дело шло прекрасно, и я хорошо продала её, когда узнала, что в районе строится хлебозавод с кондитерским цехом. Потом вложилась в салон своей подруги, ну а сейчас у меня их уже несколько. Я бухгалтер, деньги считать умею и представляю, как и куда лучше вкладывать. А вот сына я упустила. Мне было больно, что у него нет отца и брата — он сначала ужасно скучал по Лёше… Я так старалась обеспечить Илье всё остальное, ну и… перестаралась, очевидно.
Она опустила голову и сжала губы, отчего лицо приняло скорбное выражение.
— В каком смысле «перестаралась»? — уточнила Оля.
— Слишком легко ему всё давалось. В школе-то неплохо учился, я ему на окончание оплатила вождение. Когда права получил, доверенность оформила на машину. Тогда ещё он срывался иногда, грубил, но казалось, что в целом всё нормально. А потом как-то сразу кувырком пошло: из института вылетел, поступать снова не захотел, работать не стал, всё искал куда пристроиться, да ничего найти не мог. Поработает месяца два в лучшем случае — и всё. Пить стал, с травкой баловался, по каким-то сомнительным клубам шастал, девиц катал. Я уже поняла, что слишком много давала, да мало требовала и гайки слегка закрутила, перестала давать карманные деньги: ещё надеялась, что перебесится и за ум возьмётся. А потом — опухоль. Я как-то сразу поняла: всё, конец.
— Ну мама! — не выдержал Саша.
Она бросила на него быстрый взгляд и покачала головой:
— Это страшно, это очень страшно, когда не с кем поделиться. Хотела поговорить с Ильёй, а он вернулся пьяный, у машины крыло помял… И так мне жалко себя стало и сына непутёвого! Как он без меня? Разобьётся же, бестолочь, раз в таком виде за руль садится! В общем, не вышло у нас задушевного разговора. Разругались вдрызг. Я у него отобрала и ключи, и доверенность. Думала, может хоть перед лицом моей смерти он опомнится и возьмётся за ум, а он… он…