Победа достается нелегко
Шрифт:
— Дешево меня цените, Якуб-бай.— Она нарочито прибавила слово «бай» — «богатей». — Забирайте своих заморенных, плешивых баранов!
Не удосужив его взглядом, Гульнара хлестнула животных хворостиной и, круто повернувшись, зашагала к своему двору. Соседские мальчишки погнались за баранами.
— Смотрите, бараны в шелковых платках!
Якуб, ничего не понимая, некоторое время стоял на пороге и смотрел то на удаляющуюся Гульнару, то на своих баранов. Потом, видимо, поняв, что произошло, заскрипел зубами. Выждав, пока Гульнара скроется в калитке, он, тяжело топая, побежал
Гульнара, довольная, напевая песенку, вернулась к себе. «Будет знать, как свататься», — весело думала она, вспоминая растерянное лицо Якуба. Конечно, Гульнаре было приятно, что Якуб имел серьезные намерения, но ее раздражала самоуверенность: «Ведь знает же, что у меня есть Руслан, что я люблю его, так нет же, хочет настоять на своем».
Из переулка доносилось блеяние баранов и приглушенные окрики Якуба. Гульнаре стало жаль его. Если бы на ее пути не встретился Руслан Коржавин, она из многих поклонников предпочла бы Якуба. Вот уже много лет, еще со школьной поры, когда он учился в восьмом, а она в шестом, Якуб упорно и настойчиво доказывает свою любовь и постоянство.
Во дворе Гульнара уловила запах керосина. Не успела она определить, откуда идет запах, как возле террасы запылал яркий костер. В его отсветах четко обрисовалась темная фигура тетушки Зумрат. Бормоча проклятья, она торопливо швыряла в пламя спортивные доспехи племянницы: трусы, майки, тренировочные брюки, велосипедные ботинки, защитные очки, тапочки...
— Что вы делаете! — закричала Гульнара срывающимся голосом. — Остановитесь!
Но тетушка Зумрат, схватив тяжелый кетмень, начала колотить по изящному гоночному велосипеду, прогибая спицы, коверкая руль, седло...
Гульнара оторопела. Этот велосипед ей дали совсем недавно в личное пользование. Султанов несколько раз ездил в Ташкент и с большим трудом достал всего четыре машины. И вот одну из них у нее на глазах превращают в металлолом.
— Остановитесь! — Гульнара вцепилась тетушке в руку. — Это же не моя. За нее платить придется! Такую нигде не купишь!
Тетушка Зумрат тяжело дышала. Вырваться из рук Гульнары ей не удалось.
— Шайтанская машина! — Она пнула исковерканный велосипед ногой.— Все! Теперь не будешь бесстыдно кататься по улицам и срамить наш род! Не вышло по-моему, но и по-твоему не будет! Хватит! Видит аллах, как я была терпелива! Но больше не позволю позорить мои седые волосы!..
Глава двадцать третья
Послав Коржавина проводить Тину, Бондарев задержался в дверях проходной и некоторое время смотрел им вслед. Они шли в полосе света, и на темном фоне леса отчетливо выделялись стройные фигуры, словно нарисованные художником. В прохладной тишине приятно постукивали каблучки дамских туфель.
Бондарев самодовольно усмехнулся, вспоминая красноречивые взгляды Тины. Он понял их сразу, ибо знал толк в женщинах и безошибочно разбирался в психологии. Избалованный женским вниманием и легкими победами, Бондарев постоянно томился жаждой нового, хотя по личному опыту знал, что всякое новое — это всего лишь повторение
Он смотрел на Тину и считал ее уже своей. «Прибежит после первого телефонного звонка», — рассуждал он, мысленно перебирая свои возможности и намечая срок.
— Товарищ тренер, а девчонка что надо, в стиле модерн.— Солдат с красной повязкой дневального выразительно присвистнул.
Бондарев не обратил на него внимания. Тогда дневальный, не скрывая обиды, произнес с грустью:
— Ваши боксеры всех милашек позакадрили, нам ничего не осталось.
— Уметь надо,— бросил Бондарев.
— Мы-то умеем, да разве сунешься под кулаки. Бьют-то они как! Я сам видел в спортивном зале, как на приборе стрелки подскакивали. У этого вашего Коржавина удар-то полтонны.
— О! Да ты, видать, парень гвоздь! — усмехнулся Бондарев и, не оглядываясь, направился к зданию гостиницы.
Спать не хотелось, да он и не привык ложиться так рано. Степан Григорьевич подсел к телефону и начал разыскивать председателя жюри. Свои люди уже сообщили Бондареву о том, что Першин, тренер Игоря Долгопалова, принес справку от врача и снял своего боксера. Видимо, тот, не надеясь на Долгопалова, который вряд ли сможет бороться с Коржавиным, решил не рисковать и довольствоваться вторым местом. Однако эти факты, хотя их и сообщили друзья, следовало проверить.
Председатель жюри, узнав по голосу Бондарева, подтвердил сообщение.
— Степан, ты меня слышишь? С тебя бутылка коньяку. Да, да, Першин принес бумагу от доктора... Правильно сделал... Так что твой уже чемпион. Понимаешь, чемпион! Без финального боя. Поздравляю! — И тут же посоветовал Бондареву: — Степан, ты только не спеши, не радуй парня. Пусть до утра потерпит. Утром пусть явится на взвешивание, чтобы чин чином. Ясно? А там мы ему объявим. Вот так. Ну, еще раз поздравляю! А насчет коньяка не забудь. Не зажиль!
Бондарев положил телефонную трубку и, потирая руки, заходил по комнате. Вот это да! Ай да Руслан! Вывез. Бондарев снова на виду. В тренерском совете завтра лопнут от зависти.
Бондарев проснулся поздно. Лениво потянулся под шерстяным одеялом. Степан Григорьевич посмотрел на большие стенные часы и снова потянулся. Вставать не хотелось, а надо. До окончания взвешивания боксеров остался ровно час. «Автобус давно ушел», — подумал он и стал одеваться.
Не заходя в военный городок, Бондарев направился на станцию, сел в электричку. В Москве, на вокзальной площади, взял такси.
— В Лужники, во Дворец спорта. Побыстрее!
Взвешивание подходило к концу, когда Степан Григорьевич ровной, уверенной походкой вошел в просторную комнату, освещенную утренними лучами солнца. Бондарев, широко улыбаясь, поприветствовал врача, осматривавшего спортсмена, похлопал по плечу боксера- тяжеловеса, который одевался после взвешивания, поздоровался за руку с тренерами, судьями.
Старший судья на взвешивании — ветеран бокса, грузный, рано облысевший,— показал пальцем на часы.