Победа достается нелегко
Шрифт:
И капитан Ельников рассказал Руслану о Борисе Овсеенко, по кличке Боб Черный Зуб, о дальнейших событиях в вагоне электрички, о которых Руслан уже не мог знать. Группа туристов оказалась все-таки смелым дружным коллективом. Одна из девушек, увидев пистолет в руках хулигана (они еще не знали, с кем имеют дело), дернула стоп-кран. Электропоезд резко затормозил, и тут ребята-туристы бросились на хулиганов. В этот момент подоспели два милиционера. Они обезоружили бандитов и помогли доставить Коржавина в госпиталь.
О Тине капитан не сказал ни слова, словно ее там и не
После капитана Ельникова в палату вошел, вернее, влетел Бондарев. Белый халат, накинутый на плечи, развевался, как кавказская бурка. Бондарев, не останавливаясь, дважды прошелся по узкой палате, распространяя запах дорогих духов. Гладковыбритый, холеный, в щеголеватом новом мундире, плотно облегавшем его мускулистую фигуру, он скорее напоминал педантичного штабника, чем тренера по боксу. Руслан, стараясь скрыть волнение, молча наблюдал за Бондаревым.
Наконец Бондарев остановился у кровати и, не глядя на Руслана, побарабанил по спинке кровати. Руслан заметил, что ногти тренера покрыты бесцветным лаком.
— Ты поступил благородно! Да! — начал Степан Григорьевич, растягивая слова. — Прими и мои поздравления. Герой! Такими солдатами армия может гордиться. Да! Великолепный поступок!
Руслан настороженно смотрел на Бондарева. Тренер произносил добрые слова, но как произносил! За каждой фразой сквозило еле сдерживаемое раздражение.
Руслан пытался сказать, что на его месте любой другой спортсмен поступил бы так же. Бондарев не желал слушать никаких оправданий. Он кривил губы, насмешливо щурил бесцветные глаза, холодные, колючие, и, наконец взорвался:
— Идиот! Дубовый ортодокс! — И выразительно постучал себя кулаком по лбу. — Думать надо! Зачем ввязался? Для борьбы с бандитами есть специальный орган, который называется ми-ли-ция. А у тебя финал! Да знаешь ли ты, что такое финал личного первенства?
Степан Григорьевич больше не сдерживался, ругался, как портовый грузчик, махал руками и бегал по палате. Руслану казалось, что тренер вот-вот кинется на него с кулаками. Руслан молчал, невольно съежившись. Он не сердился на Бондарева, он понимал его состояние.
По итогам личного первенства тренер, воспитавший чемпиона страны, получает награду. Ежегодно у Бондарева были чемпионы, и только на этот раз награды выскользнули из рук, как у нерасторопного рыбака пойманные рыбы: Дмитрий Марков проиграл, а этот дурак солдат сам лишил себя золотой медали! Он был уже почти чемпион, оставалась лишь пустая формальность — утром встать на весы и зафиксировать в протоколах, что вес у него в норме и к бою он готов...
Когда запас ругательств иссяк, Бондарев, тяжело дыша, как после бега по пересеченной местности, продолжал ходить по узкой палате. Руслан смотрел на надменно вскинутый подбородок и чуть прищуренные глаза, стараясь предугадать ход мыслей тренера. Хотелось верить, что еще не все потеряно.
— Вот что, рядовой Коржавин, — подчеркнуто вежливо начал Бондарев, и Руслану сразу все стало ясно. — Служить
В словах Бондарева был приговор. Надежды рухнули. Конечно, тренер, прежде чем зайти в палату, встречался с хирургом, просматривал рентгеновские снимки, консультировался со специалистами. Если бы имелась хоть малейшая возможность возвращения на ринг, Степан Григорьевич воспользовался бы ею. Но медицина, видимо, бессильна... Комок подкатил к горлу. Руслану стоило больших усилий сдержать себя. Облизнув языком пересохшие губы, он тихим твердым голосом произнес:
— Хорошо. Выписывайте проездные документы.
Бондарев внутренне улыбнулся. Он приготовился услышать крик отчаяния, упреки, мольбу, взывание к совести, к справедливости. Но ничего подобного не произошло, все обошлось гораздо проще.
— Как хочешь! Проездные так проездные. Завтра они будут у тебя, а выехать можешь в любой момент. Только не думай, что я выдворяю тебя из центра. Просто ты еще окончательно не оформлен и считаешься временно прикомандированным.
— Выписывайте проездные!..
Когда Бондарев вышел из палаты, Руслан здоровой рукой закрыл вспотевшее от напряжения лицо. Заскрежетал зубами. А в ушах стоял звон и скрипучий голос Бондарева.
К ночи у Коржавина резко поднялась температура, и он впал в беспамятство. Медсестра подняла тревогу. Коржавин метался в бреду. Дежурный врач не отходил от постели. Лишь перед самым рассветом Коржавин наконец успокоился и заснул. Но и во сне он двигал губами, вздрагивал, махал рукой, словно продолжал с кем-то ожесточенно спорить.
— Это от большой потери крови, — многозначительно произнес молодой врач, недавно окончивший институт. — Ввели новую, а организм ее тяжело усваивает.
А медсестра, поседевшая за тридцать лет работы в госпитале, лишь сокрушенно покачала головой. Она видела разных тяжелобольных, которым вливали крови значительно больше, чем Коржавину, но никогда не было такого беспокойства. Нет, тут что-то другое.
— А еще говорят, что бокс не влияет на здоровье,— сказала она, как бы отвечая молодому врачу, и, вздохнув, снова вытерла крупные капли пота на лбу больного.
Подполковник Афонин возвращался из отпуска. Путь из Донецка в Среднюю Азию лежал через Москву. В столице Афонин намеревался задержаться, побывать в театрах, посетить музеи, осмотреть выставки, послушать лекции. Так поступал он всегда: возвращаясь из отпуска, обязательно останавливался в Москве. Афонин хорошо знал столицу, хотя и не был москвичом, имел в городе много друзей, следил за всеми новшествами и заранее планировал свое пребывание, рассчитывая чуть ли не каждый час. За короткое время он успевал вобрать в себя очень много нужного и полезного и часто удивлял своими обширными познаниями культурной жизни столицы друзей- москвичей, которые порою и за год не находят времени побывать и осмотреть все то, что сумел за неделю обойти подполковник Афонин.