Победа достается нелегко
Шрифт:
— Вставай!
И беззлобно ругнул начальство, которое после тяжелого рабочего дня вздумало проводить учебные занятия, проверять боеготовность. В том, что тревога учебная, Евгений не сомневался. Какая же может быть тревога вдали от дивизиона, от боевой техники?..
Руслан вскочил и, окончательно не проснувшись, машинально, годами отработанными движениями стал одеваться. Брезентовые, туго натянутые стены дрожали от порывов шквального ветра, и по ним, как по барабану, стучали, царапали, колотили ветки деревьев. Полог входа хлопал, как расслабленный парус. С улицы доносились неясные звуки, выкрики, треск. Часто, словно вспышки короткого замыкания, сверкала молния и басовито рокотал гром. Пошел дождь.
— Погодка самая подходящая для учений, — ворчал Зарыка, выбегая вслед за Коржавиным.
Порыв ветра хлестнул дождевыми каплями по лицу, по глазам, толкнул в грудь, мокрая ветка дерева шлепнула по спине. Евгений пригнулся и, прижимая руки к груди, побежал к месту построения. Обгоняя его, спешили солдаты из соседних палаток.
На город обрушился шквальный ураган. Завывая и присвистывая, небывалой силы ветер сгонял в одно стадо плывущие с севера тяжелые набрякшие дождевые тучи, сталкивал их одну с другой. Молнии огненными зигзагами чертили свинцово-темное небо. Сотрясая землю, гремел гром.
Ураган крепчал с каждой минутой. Рожденный где-то в раскаленных песках пустыни, необузданный и дикий, как обезумевший от волчьего воя табун степных необъезженных копей, пыльный вихрь ворвался в ташкентский оазис. Не встречая преграды, наводя страх на все живое, он слепо бросался из стороны в сторону, все сокрушая на своем пути. Это была безумная пляска вырвавшейся на свободу стихии. С глухим треском и шумом падали вывороченные с корнем вековые чинары и тополя, на телеграфных столбах, словно нитки, лопались и трепетали оборванные провода. Вихрь срывал, комкал намокшие брезентовые палатки, раскидывал вещи, белье. С грохотом летели на землю крыши.
Люди метались, спасая свое добро. Распатланные женщины спешили укрыть напуганных детей, торопливо вели их в дома. Дети плакали.
Ураган, словно охлажденный дождем, как-то сразу сник. Но, чем слабее становились порывы бури, тем яростнее хлестал дождь. Солдаты, студенты и отряды строителей были подняты на ноги. Одни расчищали завалы, другие восстанавливали палаточные городки, третьи помогали связистам и электрикам наладить линии передач.
Действовали быстро. В штабной палатке лейтенанту Базашвили назвали одну из центральных улиц и коротко приказали:
— Очистить проезжую часть.
Никто толком не знал, от чего очищать, есть ли там поваленные деревья, оборванные линии электропередач, сорванные крыши. Полковник, взяв Базашвили за локоть, только посоветовал:
— Не лезьте очертя голову… Сначала осмотритесь.
Нам сообщили… — Он назвал незнакомую лейтенанту улицу, где произошел несчастный случай. — Солдат схватился за оборванный провод, а тот под напряжением… Не знаю, выживет ли.
Пока добрались до нужной улицы, промокли до нитки. Холод пронизывал до костей. Солдаты, привыкшие к зною пустыни, к жаре, чувствовали себя довольно-таки скверно, но бодрились, пытались даже шутить. Руслан на ходу делал боксерские упражнения.
Впереди легкой походкой кавказца шел лейтенант Базашвили, рядом с ним грузно топал сержант Тюбиков. Частые вспышки молнии на какое-то мгновение разрывали темень, позволяли сквозь сплошную стену дождя окинуть взглядом улицу. Первые два квартала оказались чистыми.
Но вот впереди, возле перекрестка, загораживая трамвайную линию, темнеет какая-то бесформенная груда.
— Завал! — почти радостно крикнул Тюбиков. — Смотрите, завал!
— Крыша, — сказал лейтенант, когда подошли ближе. — Не подходите, пока не сориентируемся. Может, замыкание…
Солдаты обошли сорванную бурей крышу, осмотрели ее при жидком свете карманных фонариков. Исковерканное кровельное железо, выпирающие, как ребра, стропила. Из-под крыши вился толстый трамвайный провод.
— Осторожно, провод!
— Руками не трогать! Только палками!
— А где взять палку?
— Деревья не ломать, — предупредил Базашвили, — Ищите во дворах.
Руслан толкнул локтем Зарыку, и тот молча последовал за товарищем. Они пошли вдоль трамвайной линии. В темноте споткнулись об огромную ветку, выстрогали себе по палке. Вот еще оборванный провод. Осторожно подцепив его палками, сдвинули концы.
Искры не было. Значит, где-то впереди повреждена линия или на станции отключили ток.
Быстро вернулись. Солдаты все еще толпились около крыши.
— Не подходи! — предостерегающе крикнул Тюбиков, освещая фонариком место, где из-под крыши выходил толстый трамвайный провод.
— Нас не убьет, — небрежно произнес Зарыка. — Мы с Коржем обладаем естественной изоляцией.
Коржавин и Зарыка смело шагнули к проводу, схватились за него руками и, поднатужившись, рывком выдернули.
— Впереди все порвано, — пояснил Коржавин.
Солдаты начали разбирать крышу, оттаскивать листы железа на тротуар, ближе к стене дома. Может, еще пригодятся. А дождь превратился в тропический ливень. Вода падала стеной.
— Внимание! Начинается новый всемирный потоп! — громогласно возвестил Зарыка и тут же чертыхнулся: — Корж, держи выше! Не дергай… Ты чего тянешь в сторону?
— Я поскользнулся…
В палаточный городок ракетчики возвратились поздним утром. Промокшие, грязные, с ссадинами и мозолями на руках. Задание было выполнено — по расчищенной улице пошли первые автобусы. Электрики спешно восстанавливали провода трамвайной линии. Теплые солнечные лучи, пробиваясь между лохматыми, низко плывущими тучами, быстро сушили землю. Все вокруг: деревья, тротуары, газоны, дома, асфальт, киоски — было чистым, отмытым, празднично веселым. Особенно похорошели деревья. Даже не верилось, что они выдержали напор стихии. Сломанные ветки уже успели убрать, сорванные листья — подмести. Чистые и нарядные, деревья стояли, как молодые солдаты на параде.
— Природа к празднику Победы готовится, — устало сказал Коржавин. — Смыла пыль с города, навела красоту.
— Еще парочку таких космических ночей, и мы ляжем плашмя… — пробурчал Тюбиков.
— Дубина, не космических, а косметических, — поправил Зарыка.
Солдаты, минуя столовую, пошли к своим палаткам. Стянув мокрую одежду, развесили ее на кустах, растяжках палаток и просто разложили на солнцепеке, выставили сушить сапоги, а сами, не смыв как следует грязь с одеревеневших рук, повалились на койки.