Победа достается нелегко
Шрифт:
Город снова пострадал. К оставшимся без крова прибавились еще тысячи семей.
— Трехминутный перекур. — Корней Астахов поднял руку, посмотрел на часы. — И за дело! К обеду надо еще один клоповник прикончить!
«Клоповниками» бригадир называл одноэтажные флигеля, в которых, как клопы в щелях, ютилась не одна семья. Построенные еще задолго до революции каким-то лихим предпринимателем дома, пережившие не один капитальный ремонт и перепланировку, давно отслужили свой век. Если бы не война с фашистской Германией, их снесли бы лет двадцать назад и на этом месте построили современные здания. Но война спутала все планы. А после победы
Корней Астахов сел на сложенные в штабель крашеные половые доски, вынул зубами из коробки сигарету, чиркнул зажигалкой.
— А кто не курит? — спросил Коржавин, усаживаясь рядом. — Как тем?
— Нельзя ли получить наличными? — добавил Зарыка, вытирая рукавом вспотевшее, запыленное лицо.
— Шибко жирно будет, — ответил Корней и, выпустив дым, сказал: — А вы, паря, работяги. Таких бы в бригаду на годик, чудеса делать можно.
— Шибко жирно будет, паря. — Зарыка уселся рядом. — И так дышать нечем, пылища со средних веков накапливалась, а ты еще дымом травишься. Зачем?
— Для сугреву нутра, — машинально ответил бригадир. — Ну, пошли, миляги, поднимать лаги.
— Искупаться бы, — мечтательно произнес Руслан. — Пыль до печенок прошла.
Корней Астахов обошел дом, прикинул что-то в уме, выкурил еще сигарету. Потом, дав каждому задание, засунул топор за пояс и полез на крышу. Его постоянный напарник в «операции по рубке кровли» юркий и жилистый Андрей, держа в руке короткий лом, полез следом.
Поднявшись на гребень крыши, они осторожно и быстро начали снимать железную кровлю. На землю полетели куски крашеного ржавого железа.
На раздетой крыше, как ребра у худой коровы, проступали обнаженные доски обрешетки, местами такие светло-желтые, словно их только вчера прибили. Корней и его напарник застучали топорами, снимая перекрытия. Другие солдаты орудовали внутри дома и выбрасывали в оконные проемы полустертые половые доски, потемневшие от времени бревна — лаги.
Руслан и Евгений относят их, сортируя на ходу, и складывают в штабеля: в один — добротные тонкие доски, в другой — крепкие половые, в третий — бревна и отдельно, у ворот, сваливают гнилье.
— Корж, осторожно! Гвозди! — предупредил Зарыка, поднимая половую доску. — Не наступи!
— Вижу!
Солнце поднялось в зенит, и термометр в тени показывает почти сорок градусов. Лица заливает пот, стекает струйками по густой пудре пыли. Пыль кругом. Она лезет в нос, уши, рот… Дышать нечем. Дробно стучат топоры, ухают ломы, с тонким скрипом отрываются доски…
— Как там внутри? — кричит сверху Астахов. — Закончили?
— Последнюю перегородку корчуем.
— Дело! — Бригадир снимает пилотку, выбивает из нее пыль, потом вытирает вспотевшее лицо, размазывая по щекам и подбородку грязь, и командует: — Взять ломы и лопаты! Быстро сюда. На верхотуру!
Солдаты
— Все на землю! — кричит Корней Астахов.
Солдаты мигом спускаются, хватают тяжелые ломы и кирки. Каждый знает свое место, действует четко, почти автоматически. Астахов один наверху, точными скупыми ударами обухом топора выбивает кирпичи, на которых держалась основная продольная балка. Балка глухо, натужно скрипит.
— Всем отойти!
Потом строители берутся за толстое длинное бревно и, по команде бригадира, бьют в стену. Летит штукатурка, мелкие куски сырцового кирпича. Еще несколько ударов — и стена, дрогнув, с грохотом валится. На несколько минут все скрывается в облаке густой серой пыли…
Корней Астахов, вынырнув из пыльного облака, которое медленно расползалось и рассеивалось, пошел в глубь двора, где под старой, высокой, с корявыми ветками урючиной стояла железная кровать, оставленная жильцами. Астахов сел на кровать, положил на колени уставшие, с набухшими венами руки. Задор и азарт, который минуту назад светился в его глазах, потух. Корней угрюмо, как бы со стороны смотрел на дело своей бригады. Ему, привыкшему создавать, строить, такой труд не доставлял радости. Да и какая может быть радость от разрушения?
Солдаты курили, усевшись на штабель досок.
— На улице Навои ярмарку открыли. Сходить бы туда.
— Ты думаешь, в День Победы отдыхать будешь? Ошибаешься.
Раздался сигнал на обед. Руслан поднялся с бревна, стянул через голову задубевшую гимнастерку.
— Промыться надо.
Подошел к водопроводному крану и, сунув голову под тугую холодную струю, стал жадно пить.
Зарыка, закрыв глаза, лежал на досках. Ему вспомнилась глиняная плоская крыша небольшого дома возле стадиона, откуда он вместе с Коржавиным наблюдал за Раисой. Как это давно было!.. Кажется, прошла целая вечность. Евгений нащупал в кармане письмо. Раиса сообщала, что записалась в бригаду добровольцев, днями выезжает в Ташкент. «Почти год не виделись. Даже не верится, что встретимся… Приехала бы завтра, в День Победы… Было бы здорово!»
— Женька, иди мой лапы! Харч везут!
— Успеется. Знаешь, Руслан, Рая-хон скоро приедет.
— Ты сегодня об этом уже десятый раз говоришь.
— А тебе что, неприятно? — сразу взъерошился Зарыка.
— Нет, почему же, — миролюбиво ответил Руслан. — Если бы еще и Гульнара прикатила, был бы полный порядок.
Глава десятая
В День Победы работали как обычно. Только темп был более лихой. На улице гремели громкоговорители, в радиомашине, что стояла в тени под чинарой, заводили одну пластинку за другой, и под звуки веселого марша каждый двигался энергичнее, не чувствуя усталости. В облаке пыли, грязные, как черти, солдаты лезли на крышу, разбирая очередной аварийный дом.
— Корж, убери лапу! Скорпион! — закричал Зарыка, когда Руслан наклонился над балкой.
— Где?
— Вот, под балкой, — Зарыка оттолкнул ногой половую лагу.
На земле, угрожающе подняв чешуйчатый хвост, притаился в настороженной позе скорпион, крупный, сантиметров десять, зелено-желтого цвета, с коричневым мешочком яда на кончике хвоста.
— Я чуть было не схватил его. — Руслан, опустив руки, рассматривал скорпиона. — Достал бы и через рукавицу своим жалом.
— Запросто! — Евгений каблуком раздавил скорпиона. — Смерть ползучим гадам!