Победитель. Апология
Шрифт:
«Я не понимаю тебя, Максим!»
В шерстяные белые носки заправлены штанины. Только-только с рыбалки, сын. Не переоделся даже. Принимай подарок!
— Судак! — Двумя руками протягивает. Такой рыбины он не притаскивал еще.
Растроган братец. Я так благодарен тебе, папа, — все же ты не забыл меня.
Озадаченно хмурится диктор. На сыне костюм, довольно приличный, — как же примет он уникальный дар? Рыбина тяжело провисла в руках, хвост ослизло слипся. Озирается диктор. На пол шмякнуть?
Музыка смолкла ввиду торжественности
«Ну-ка, дай мне!» С усилием растягивает твой эспандер — раз, другой. На пятый возвращает. «Фу! А ты сколько?» Размеренно считаешь до сорока. В мышцах гудит, но ты улыбаешься в лицо диктора. До бесконечности готов продолжать.
Слизь тянется из мертвого рыбьего рта.
— Всего трое ловили. Опасно — лед ни к черту. Зато шансы! — Одышка, но никто, кроме тебя, не замечает ее. Папа профессионал. Папа умеет владеть голосом.
— Это отец Андрея? — На ухо. Пенсионер-живописец вернулся к действительности.
— Да. И мой тоже, кажется. — «Поля тебя тоже любит. У нее статьи твои есть — вырезки. Да и Осин… с уважением к тебе относится».
Художник Тарыгин, энциклопедист, оказался в числе прочего и знатоком подледного лова, который в ваших южных краях — редкость большая. Прекрасно, но он загораживает тебе сцену. Перемещаешься вправо. На живот сползла рыбина. Долго ли выдержит?
— На кухню давай.
На кухню! И после этого братец считает себя психологом! Затем ли, тайно раздевшись в прихожей, впер он сюда это чудо? Он должен, он обязан торжественно вручить материальное воплощение своего триумфа. Кому только? Взгляд твой проворно обегает присутствующих. Не все туалеты выдают изысканность вкуса, но надо отдать должное: на судака ни один из них не рассчитан. Поля! Старая няня скромно держится в стороне, но еще секунда, и диктор, увидев ее, обрадованно вскидывает рыбу. Знамя не брошено — передано из рук в руки.
— Штрафную? Согласен, но учти, сын мой: я должен быть в форме. Мне еще судака готовить. — Так провозглашают декреты.
— Зачем? Полно закуски.
Скептически оглядывает стол. «Ты знаешь, что было последней книгой Александра Дюма?»
— Это разве закуска? Сорок минут, и вы узнаете, что такое настоящая закуска. Нет, я хочу выпить со всеми. За тебя, Андрей. Если общество не возражает, я скажу тост.
Как может возразить общество? Покорно направляешься к трюмо, извлекаешь из-за флакона с золотым набалдашником свой персональный стакан. Ведает ли директор кондитерской фабрики, где сейчас ее муж?
«Отец у нас добрый малый, но у него жена, в присутствии которой неприлично быть добрым». Не добрым. Жена, в присутствии которой неприлично быть рохлей. Но разве станет братец вникать в подобные тонкости! Свое гнет: Иванушкой-дурачком заделался папа, ибо Иванушке-дурачку простительно все.
— Сегодня замечательный день в твоей жизни, сын мой. Тридцать лет! Возраст, который подводит черту молодости и открывает зрелость. — Стихи будет
— Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех.
Верь сам в себя наперекор вселенной
И маловерным отпусти их грех.
Премьера — этого ты не слышал. Специально ко дню рождения приготовил? Опускаешь стакан. Что за стук возле тебя? Косишься. Джоник. Умиленно глядя на хозяйку, бьет хвостом по паркету. Умный Джоник!
— …Пусть лгут лжецы, не снисходи до них,
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.
Зачарованные рыжие глаза Лиды. Я люблю Сашу Бараненко, я очень люблю Сашу Бараненко, но и этот человек — прелесть.
Вольтеровская улыбка на губах тетки Тамары: такое ли слыхивали эти стены!
Братец подтянут и суров: отцовской мудрости внимает. Когда последний раз было это? Лет десять тому?
«Иванушке-дурачку позволительно все».
Снисходительно полуприкрыл глаза пенсионер-живописец. Весьма занятно, но лично я предпочитаю Дега.
— Умей поставить в радостной надежде
На карту все, что накопил с трудом.
Все проиграть и нищим стать, как прежде,
И никогда не пожалеть о том.
«Отца жалко. У него была женщина, я знаю, но он боялся потерять нас и потерял себя». Солидарность! Но не мужская, нет, ибо в них обоих, отце и старшем сыне, меньше мужества, нежели в одной Александре Рябовой.
— Останься прост, беседуя с царями,
Останься честен, говоря с толпой,
Будь прям и тверд с врагами и друзьями…
Маху вы дали, телевизионщики, маху! Как не оценили вы этот гордый пафос! А это породистое лицо? Когда, кстати, он успел побриться? Судя по его живописному виду, он ввалился сюда прямо с рыбалки.
— Наполни смыслом всякое мгновенье…
С ним ли рыболовное снаряжение? Или забежал домой, побрился, оставил коловорот и снасти и, не переодеваясь, — сюда, на день рождения первенца! В ватных брюках, свитере — не обессудь, сын мой: прямо с озера! Теперь видишь, как я люблю тебя? А вы, друзья и соратники именинника, радуйте глаз рыбацким колоритом, дивитесь, как широк может быть человек. Виртуозный артист, постигший душу высокой поэзии, и одновременно мужик, который не чурается заурядной рыбалки.