Победитель. Апология
Шрифт:
Мальгинов возвращается к твоей жене — с полными рюмками, но без бутербродов, тетя же тактично удаляется. И вот уже она возле тебя. Ты светски заводишь разговор о югославской эстраде. Она понимает тебя с полуслова. Да, конечно, о чем ты говоришь, Станислав, я сделаю тебе два лучших билета. И уж, поверь мне, я ни словом не обмолвлюсь твоей жене. Спасибо, тетя. Только на сей раз ты ошибаешься. Пойдет Люда, самая красивая женщина института, а с ней — Юра Виноградов, мой молочный брат, последний аспирант профессора Штакаян. Именно они. При этом ты оставишь в силе свое приглашение
А вдруг это и впрямь не ревность, вдруг другое?
Кандидат! Не будь мнителен, как твоя тетя. Учись у супруги. «Мог бы поухаживать за кем-нибудь — там были интересные женщины». А у самой в глазах, силящихся быть серьезными, уже летают искорки. Что забавного видят они? Есть, кроме нее, и другие интересные женщины — это? Или вдруг представляет тебя в роли волокиты? Так или иначе, но жена преподнесла тебе урок демократичности — прояви же и ты себя достойно! Знаток Цицерона не интересует тебя.
Лавируя между танцующими, плывешь к Саше Бараненко. Навстречу Поля лавирует с бутылками минеральной воды — любопытно, вернул ли ей братец загодя подаренные носки в целлофане?
Дружелюбной улыбкой встречает тебя Саша Бараненко. Из нынешнего цикла друзей братца единственно с Сашей знаком ты накоротке. Среди творческой интеллигенции, безраздельно царящей тут, лишь вы двое, грубые утилитаристы, представляете земные профессии. Впрочем, к Саше, бортинженеру Аэрофлота, это можно отнести с известной натяжкой.
«В Москву летал… Там изумительная выставка сейчас. Саша Бараненко протащил — зайцем. Туда и обратно». Не в этом ли тайная причина их затянувшегося приятельства? «Не надо так плохо думать о людях…»
— К бою готовимся? — на гитару киваешь. «Между прочим, позавчера на вашем самолете в Аджарию летал».
Саша парит в небесах, а девочка Лида смиренно ждет его на земле. Она всегда ждет его, даже когда он рядом, как сейчас. Посмотри, как счастлива ее замершая фигурка, — вот он, ее Саша, около нее, и ей ничего не надобно больше. Впитывать Сашин запах, слышать бренчание струн, трогаемых Сашиными пальцами… Конопатое счастливое личико в рыжих завитках.
Пристраиваешься рядом.
— Не танцуется?
Лида улыбается в ответ. Мне хорошо, я счастлива, и вы это видите, правда? Я знаю, что некрасива, но я добрая, очень-очень добрая, и люблю Сашу. Простите меня.
Ну что вы, Лида! Вам чудесно идет ваша белоснежная блузка в синюю звездочку. И пышный бант на довольно-таки плоской — пардон! — груди. У вас случайно нет рябого приталенного пальто и легкого платка в крупный горошек? Выхватив из темноты навесы, кабинки для переодевания, скелеты грибков, которые скоро обтянут парусиной, прожектор уходит, и все предметы, и рябенькое пальто быстро и косо перемещаются — предметы и пальто в одну сторону, а резкие тени от них — в противоположную. С моря дует ветер.
«Вам
Откровенно говоря, выбор бортинженера представляется тебе странным. Красивый и большой мужчина, летающий мужчина, мужчина, который играет на гитаре, — и куда только смотрят женщины!
— А вы почему не танцуете?
У нее глаза рыжие, или это рыжие завитушки отбрасывают отсвет?
— Не владею этим сложным искусством.
«Ich bitte Sie den n"achsten mit mir zu tanzen»[17].
Вы неправду говорите, да? Это ведь так просто — танцевать! Вы смеетесь надо мной? Смеетесь, я знаю. Вы думаете — раз я такая молоденькая, то уж и не понимаю ничего.
— Все люди умеют танцевать.
— Тогда я урод. Впрочем, однажды я танцевал. В детском саду, на елке. Зайчика изображал.
Присесть на корточки и поскакать, приставив к затылку два растопыренных пальца. Через всю комнату, между танцующими, к спутнице жизни, которую развлекает Иннокентий Мальгинов. «А это мой муж. Как все ученые, он немного рассеян. Иногда по ошибке принимает себя за зайца».
Прыснув, прижимает ко рту рыженькую ладонь подруга Саши Бараненко.
— Представили меня в образе зайца?
Часто, виновато кивает. С вами так весело — обсмеешься прямо, но люблю я все-таки Сашу.
«Вообразите только, Эльвира Ивановна: среднесуточный рост бамбука три миллиметра». — «Ах, неужели! А вы Петушкова знаете? Ему гланды вырезали, так они опять выросли. За неделю, как бамбук». Запах кипарисов стимулировал чувство юмора: перлы остроумия обрушивал ты на девочку из Жаброва. Она смотрела на тебя сбоку и смеялась. Плотные, очень белые зубы, в которых сверкало аджарское солнце; один, вытесненный другим, рос немного вкось.
— Это Джоник, и он тоже не умеет танцевать. Как видите, я не исключение здесь.
Она любит Сашу, а ты лезешь со своими идиотскими шутками. Встань и присоединись к пенсионеру-живописцу, который наслаждается Тулуз-Лотреком. Шумный успех имеет подарок тетки Тамары.
Еще не менее двух часов веселиться… «Я сейчас почувствовала, как время идет. Когда прожектор меня осветил. Оно идет, а я стою. Даже странно как-то». «Странно» или «страшно» сказала она? Пожалуй, странно, ибо чего ей бояться — ведь она знает, что будет счастлива. Она поняла это, когда лежала на спине и высоко над ней поэтически раскачивались верхушки сосен. А если б не сосен, если б акаций, что, интересно, тогда бы поняла она?
Вы тоже интересуетесь Лотреком? По-братски уступает местечко рядом с собой пенсионер-живописец: вместе будем упиваться шедеврами!
— Чистый Дега, не правда ли? — зубной пастой «Мятная» веет от полированного черепа. — Та же тесная композиция, и колорит тот же — не находите?
Находишь. Эксперт в вопросах живописи Станислав Рябов.
Помедли, изучи — с кондачка не решаются столь хитрые проблемы. Зорче вглядись в эту медноволосую даму с обнаженной спиной, которую она неизвестно зачем демонстрирует человечеству.