Победитель
Шрифт:
– Чемодан был, – ответила Дарья, зажмурившись на мгновение от ужаса все круче наворачивающегося вранья.
– И баул, – добавила Ольга, вспомнив, как мама год назад упаковывала вещи.
– Баул, чемодан, – проворчал кондуктор. – Врете вы. Как вы их таскали-то, пигалицы такие?
– Они легкие были, – успокоила его Дарья.
– А мы сильные, – пискнула Ольга и опять спряталась за сестру.
– И кружки нет? – подозрительно спросил кондуктор.
– Не-а, – простодушно развела руками Дарья. – Украли. Воры проклятые украли…
– Вообще ничего нет, что ли? – уточнил он.
Дарья помотала головой.
– Да-а-а, – хмуро протянул кондуктор.
Через полчаса вагон был полон. Кричали дети, заходились младенцы, кто-то надрывно кашлял, кто-то плакал в дальнем конце, кто-то пьяно выкрикивал обрывки частушек… В этом общем вагоне было тесно и душно, но все равно после теплушечной вони он казался просто царским. Вот он легонько дернулся в одну сторону… в другую!.. и стал мало-помалу набирать ход.
Они сидели, прижавшись друг к другу, когда в проходе появился проводник и молча поманил Дарью пальцем.
Вагон кидало из стороны в сторону, и девочки с трудом пробирались между чьих-то ног, тюков, каких-то коробок и узлов.
– Держите-ка, – все так же хмуро сказал кондуктор, протягивая два здоровущих ломтя хлеба, каждый из который был аккуратно накрыт куском сала. – На вот кружку вам, птицы небесные. Кипяток в титане… Вот еще возьмите. Ночью холодно, накроетесь…
И вручил Ольге тужурку – такую же, что была на нем, только старую, потертую и засаленную.
Пробравшись на свое место, тихо копошась, будто две скрытные амбарные мыши, подчистую съели хлеб и сало.
– Пить будем? – спросила Дарья.
– Спать, – прошептала Ольга, у которой уже совсем слипались глаза. Вдруг она легонько встрепенулась.
– Даш, а это тот же дядька или другой?
– Какой дядька?
– Ну, который денег дал… и этот…
– Конечно, другой, – сказала Дарья. – Тот на вокзале остался. И него усов не было.
Колеса стучали на стыках, за окнами тянулись потемневшие под дождем леса.
– А мне кажется – тот же, – прошептала Ольга, засыпая.
* * *
Ну, они, конечно, всякого ждали. В вагоне только и разговоров было, что про Москву. Опеку над ними взяла пожилая женщина с грустными, даже горестными глазами, наказала звать себя тетей Шурой, слово за слово все у них потихоньку выспросила. Она тоже кочевала невесть откуда невесть куда, пересекая вместе со всеми разноцветную длинную землю, разрезанную железными рельсами и справа налево, и сверху вниз, и наискось. В одном из ее узлов нашлись вареные картошки, яйца, сало, хлеб, яблоки! – и, казалось, ей совсем не жалко, что приблудные девчушки так много едят, хоть и толку от них при этом никакого – наедятся да и заснут, обнявшись… Когда уж подъезжали к столице, Ольга, подумав, серьезно и даже важно предложила ей тоже ехать к дяде в деревню, что близ станции Росляки, – а то что ж ей теперь одной-то со своими тюками? Тетя Шура всплакнула, прижимая ее к себе и гладя, потом поезд окончательно сбавил ход и содрогнулся, останавливаясь.
То есть ожидали всякого – много в вагоне было говорено-переговорено про московские чудеса-красоты. Но чтобы прямо сразу дворцы с башенками!.. Чтобы такие вот сказочные, несуразно широкие, приземистые и круглые дома!.. Крепко взявшись за руки и разинув рты, они брели по шумной площади Трех вокзалов под гомон толпы, звонки трамваев, нетерпеливое кваканье клаксонов, под грохот прыгающих на брусчатке подвод и рявканье грузовиков.
МОСКВА,
Ольга без конца озиралась, чтобы схватить всю картину, и все равно окружающее являлось ей как во сне – в виде каких-то стремительных вспышек, не позволявших разглядеть себя толком. Ей хотелось кричать и прыгать, и только звенящее напряжение, исходившее от хмурой озабоченной толпы, с муравьиной поспешностью теснившейся, тащившей в разные стороны свои серые мешки, топавшей по брусчатке сапогами, чунями и даже лаптями, останавливало ее от этого. Одеты были все по-разному, но почему-то много попадалось сейчас, в разгар лета, взопрелых людей в деревенских тулупах и бараньих шапках.
– Вон там царь жил, – убежденно сказала Дарья, показывая на чешуйчатые крыши и шпили Ярославского.
– Там? Ты откуда знаешь-то? – усомнилась Ольга. – Может, там вовсе!
И сама показала пальцем на один из приглянувшихся ей сказочных домов.
– А может, и там, – легко согласилась Дарья. – Ладно, пошли. Мамка говорила, нам на Балтийский вокзал добраться надо…
– Не на Балтийский, а на Белорусско-Балтийский, – поправила Ольга.
Трамвай, битком набитый молчаливыми хмурыми людьми, долго-долго ехал по Москве, содрогался, звенел. Тетка-кондукторша, поначалу накричав на них за то, что понаехали, потом сжалилась и велела встать за ее сиденье. Они отлично поместились и всю дорогу оцепенело обмирали и ахали, безжалостно плюща носы о стекло. Город был огромен, страшен и казался полуразрушенным: то и дело попадались какие-то недоломанные церкви, обезглавленные храмы с непременным рваным красным флагом на верхушке, груды досок и песку, траншеи, большие кучи зачем-то порубленных и неубранных деревьев, похожие на бурелом, оставленный каким-то страшным ураганом, грунтовые улицы, на которых грузовики вздымали тучи бурой пыли, и мостовые, по которым безостановочно текла суетливая серая толпа, с тараканьей неуследимостью проницая поры города… Пожалуй, иной содрогнулся бы, почуяв те флюиды нищеты и разора, что текли от этой массы грязно одетых и, похоже, физически нечистоплотных людей в одинаково немытых галошах и мятых кепках. Они поспешно шагали куда-то с холщовыми или дерматиновыми портфелями в руках. Ольга смотрела, смотрела, не могла насмотреться, думая все только об одном: ах, как бы хорошо было рассказать мамке с папкой про все это! про машины! дома! трамвай! про сколько народу здесь живет, толчется, клубится, пихается, спешит куда-то, несется!.. Ах, кабы рассказать им!..
Трамвай почему-то встал на пересечении двух больших улиц. Вожатый вышел и вразвалку направился к строгому постовому в белой гимнастерке и белом колпаке. Коротко переговорив, он так же вразвалку вернулся, залез в вагон и сообщил:
– Ну, если кто спешишь, давай пешкодралом, быстрее станет.
– А что? А как? Почему?
– Не знаю, – отмахнулся он. – Нет проезда. Встречают кого, что ли…
– Амануллу-хана встречают, – сообщил старичок в синей косоворотке.
– Какого хана? – изумилась кондукторша.
– Газеты надо читать, – наставительно сказал старичок. – Амануллу. Афганского падишаха. Ну, царя по-нашему…
– Да что ж такое-то, гос-с-споди! – взволнованно сказала какая-то женщина. – Отродясь такого не было, чтоб ехать не пускали!
– Во как! – отозвалась другая. – Свово убили, теперь вон чужого привезли, кланяются!..
После ее слов все как будто немного вздрогнули, втянув головы в плечи, и уже никто не произнес ни слова, только кондукторша оглянулась, ткнула эту деревенскую тетку кулаком в бок и сказала: