Побег из Фестунг Бреслау
Шрифт:
Ура! Он забрал банк. У Холмса тоже была пара тузов. Но всего одна, ничем не подкреплена. И вдруг Шильке стукнул себя по лбу.
– Черт, совершенно забыл!
– О чем?
– Слушай: мундиры, документы, командировка – все это я могу устроить. Тем более сейчас, когда мои акции идут вверх. Но…
– Но что? – не понял Холмс.
– Как мне на несколько дней взять освобождение от работы?
Холмс спрятал лицо в руках. Довольно долго он лишь делал глубокие вдохи.
– Нет! Типичный немец. – Он тряхнул головой. – Все устроит на все сто. Но вот как освободиться с работы, чтобы отправиться грабить бриллианты? Ведь это же вопреки уставу.
Шильке и сам начал смеяться.
– Оно вроде бы и мелочь. Но как?
– Возьми больничный лист.
– Так ведь я же здоров!
Холмс заломил руки.
– Скажешь врачу, что болеешь "brylantiensis grandiosis", и все-то.
– Да нет, ты наверное шутишь!
Холмс положил голову на ладони и глядел куда-то в пространство. Долго глядел. Потом сглотнул слюну.
– Ладно. Раз это так важно, завтра вместе пойдем к врачу, и я устрою тебе больничный.
– Я не стану унижаться, изображая из себя больного перед врачом.
– Хорошо. – Холмс, на удивление, со всем соглашался. – Скажешь правду.
– Как же.
– Скажешь правду, что с тобой все в порядке. Если бы врач был поляком, он сразу же отослал тебя к психиатру. Но этот врач будет немцем. И он даст тебе больничный.
– Интересно, посмотрим. – Шильке бросил колоду на стол. – Ты раздаешь.
Все это время он горячечно размышлял. Холмс был прав. В штабе ходили слухи, будто бы Краузе отзовут со своего поста, а его место займет фон Альфен. У будущего коменданта Фестунг Бреслау имелся громадный опыт в уличных боях, полученный им во время Варшавского восстания. Вскоре они узнают результаты его знаний и то, чего он научился на собственных ошибках в сражениях против поляков. Наверняка он прикажет перекрыть все выходы из канализационных каналов, чтобы избежать столь драматичных неожиданностей, как в Варшаве. Он готовит к сожжению угловые дома, лежащие на направлении атаки. В любом случае, из сплетен следовало, что он получил жестокий урок от Армии Крайовой, но поспешно усвоил его и теперь уже знал, чего опасаться. Он прикажет нарушить мелиорационную систему, чтобы залить территории, расположенные на севере и востоке, тем самым делая из них участки, негодную для танков, маневров артиллерии и наступления. И правда, удар должен был прийти с оставшихся двух направлений. Так что, и правда, имелся громадный шанс того, что предполья на несколько дней сделаются ничейной территорией.
– Хорош, - вздохнул он. – Ты разрешишь, если я на пару минут сменю тему.
– Говори, говори.
– Знаешь, благодаря тебе, у меня появились кое-какие результаты и повышение в звании, так что будет нечестно, чтобы и у тебя не было новых результатов в разведывательной деятельности.
– Ты уже помог с Крупманном.
– Дело не в то. Мне было бы весьма приятно, если бы ты получил какой-нибудь орден или новый чин.
И он передал Холмсу под столом небольшую картонную папку. Холмс улыбнулся на все тридцать два зуюа, затем нахально положил папку на стол, открыл ее и начал просматривать документы. Шильке только удивленно крутил головой. Жаль, что газетные фотографы уже ушли. Сейчас они могли бы сделать замечательный снимок.
– Абвер приступает к уничтожению архивов. В штаб-квартире все это, наверняка, произойдет весьма профессионально. Но на отдельных местах этим займутся – к сожалению – сержанты. Инструкция такова: в укромном месте сжечь все документы, указывая название каждого из них в отдельном протоколе. После этого следует немедленно сжечь и сам протокол.
Холмс расхохотался.
– Ты серьезно? О Боже…
– Нуу… это действительно можно назвать истинной германской скрупулезностью.
– Да чего уж там – педантичностью.
Шильке лишь тихонько вздохнул.
– Это сплошные архивные материалы, но твое начальство должно быть в восхищении. Там имеется все: структура, распределение командования, процедуры и…
– Вот черт, так я генералом стану.
– В той же папке имеется фамилия сержанта, который должен будет все это хозяйство жечь, а так же его адрес. А поскольку это вор и мошенник, тут же тебе список доказательств, которы тут же пошлют его в штрафную команду под пули советов. Ну а поскольку он еще и трус, который желал бы отсюда смыться, имеется именной приказ выезда в Дрезден. Так что на этого типа у тебя имеется и морковка, и палка.
Холмс спрятал документы назад в папку.
– Этого даже слишком много. – Он снова улыбнулся. – Да, при случае, не мог бы ты мне пояснить одну вещь?
– Ясное дело.
– Почему это все сейчас желают бежать в Дрезден? Как будто немцы с ума сошли. Один Дрезден и Дрезден.
– Это просто. Крупный город, бомбардировок никогда не было, располагается он вне стратегических направлений. Он не был объявлен крепостью, так что даже русские после его зхвата ничего не уничтожат, ведь в этом случае они бы уничтожали свою же собственность, - пояснял Шильке.
Холмс вытаращил глаза.
– Ты это серьезно?
– А что? Русские станут уничтожать замечательный, промышленный Дрезден, являющийся их собственностью?
Тот лишь мотнул головой.
– Дрезден будет уничтожен кем-то другим.
– Боже! Кем же? И зачем? – допытывался капитан.
– Тебе, наверное, кажется, будто бы это война между Германией и всем остальным миро. Неужели ты не видишь, что это война межу Россией и Америкой за владение миром?
– Как это одно связано с другим?
– А то, что американцы никогда не оставят советам такой замечательный, жирный, промышленный подарочек. Как бы назвал это Геринг, они "выбомбардируют" город с карты.
– Но ведь у них нет никаких причин…
– Тогда они сделают это, не указывая каких-либо причин. А вот просто так. – Холмс умело раздал карты. – Дрезден – это смертельная ловушка для наивных людей.
Шильке в молчании допил свой фруктовый коктейль. Затем взял карты. У него были две ерные восьмерки, два черных туза и бубновый валет. Этот расклад откуда-то был ему известен. И тут он неожиданно вздрогнул. Второго августа тысяча восемьсот семьдесят шестого года в Дедвуде подобный расклад карт получил на руки стрелок и разведчик Дикий Билл Хикок. А через секунду получил еще и пулю в затылок. С тех пор подобный расклад называет "рукой мертвеца". Случай? Ассоциация с тем, о чем они только что говорили? Или указание на то, что НКВД тоже стреляет в затылок?
Шильке поднял глаза. Холмс глядел на него совершенно безразличным взглядом.
Солдаты называли доктора Эберхарда Реммерта "охотником на симулянтов" или "ужасом лазаретов". А вот офицеры называли его "ужасом Бреслау". Дело в том, что врач более всего любил доказывать офицерам, что они всего лишь прячущиеся под юбкой барчуки, а не истинная армия, и с садистским удовольствием отсылал их на фронт. Вот некоторые из его знаменитых высказываний: "Солдат, и нечего мне говорить будто последняя задница: у меня одно легкое прострелено! Докладывайте как истинный солдат: одно легкое у меня абсолютно здоровое!", или ""Солдат, сам факт того, что вы не можете бегать, вовсе не освобождает вас от службы; можете сидеть в окопе и мужественно обороняться в нем. – Ну а если офицер прикажет атаковать, а я останусь, так меня же расстреляют. – Солдат, а разве не один черт, погибнете вы от чужой пули или от немецкой".