Побег из Фестунг Бреслау
Шрифт:
Он отдал салют майору, повернулся и направился к броневику.
– И кто же начальник этого Кирхоффа? – прозвучал вопрос сзади.
Спокойно. Шаг, шаг, еще один. Только потом Шильке повернулся, как будто куда-то спешил и нехотя буркнул:
– Мартин Борман.
Акт уничтожения изменил свою форму. В неожиданном пароксизме акт полного разрушения сделался материальным. Шильке с Холмсом шли ночью через Уферцайле, но фонариков им было не нужно. Свет многочисленных пожаров по другой стороне реки создавал зарево, походящее на кровавый закат. Бомбардировщики ревели над головами, превращая Бреслау в раскаленный ад. На другом берегу Одера немцы как раз уничтожали один из красивейших районов города. Дома взрывали, развалины ровняли с землей, строя чудовищных размеров аэродром в центре города. Все вокруг уничтожалось, с воздуха и с земли, как наступающими, так и защитниками. Все, казалось, встало против существующего вот уже тысячу лет города. На разрушаемый академический квартал нельзя было глядеть без слез. Ну вот, жили здесь какие-то люди, построили прекрасные здания, а теперь сами же их у уничтожают. Вроде бы как ничего. Их право. Но ведь люди из этого квартала получили одиннадцать Нобелевских премий. Абсолютный рекорд среди всех на свете городов. Но вот с другой стороны… После варварского решения еврейской проблемы, можно ли гордиться еще и их Нобелевскими премиями? Абсурд. В свою очередь, те, что наверху, пилоты у своих бомбовых прицелах, скорее всего не думали ни о Нобелевских премиях, ни о красоте. Они мстили за свою страну, за собственные не существующие уже деревушки, за свои уничтоженные города, за мертвые пустоши. Они не видели ни соборов, ни святилищ, музеев и зданий институтов и университетов. Они выискивали все еще черные пятна в море огня и как раз туба сбрасывали свой чудовищный груз.
Неожиданно Шильке остановился и оперся на металлической ограде, заслонявшей сложенный из огромных камней крутой берег русла Одера. Долгое время он глядел на пожарище перед собой, одновременно вслушиваясь в грохот врываемых именно сейчас саперами зданий у себя за спиной. Он глянул на Холмса, который тоже приостановился.
– Господи, Мачек. Что мы здесь делаем?
Холмс лишь пожал плечами и опустил голову.
– Два интеллектуала, брошенные на арену, к кровожадным зверям…
– Два человека, которые не желают здесь быть, которые никак не дают на это согласия, но которые здесь находятся и которые принимают участие в этом идиотском представлении по их же сценарию!
Холмс сунул в рот сигарету. Еще он вытащил из кармана маленький томик стихов и глянул на обложку.
– Все-таки он ошибался, Дитер. Мир заканчивается грохотом, а не жалким скулежем, - парафразировал он Элиота.
На лице Шильке появилась тень улыбки.
– И прятались они по подвалам, крича "беда нам!". И голосу тому псы войны… хмм…, - откашлялся он. – Отвечают.
– Э-э, нет. В твоей переработке даже Шекспир утратил ритм [53] .
– Возможно… самую малость. По-моему, это Моэм утверждал, что те, которые читают книги, строят себе убежище. А у меня, получается, херня, а не убежище.
53
Фраза "Псы войны" (англ. The Dogs of War) впервые используется в пьесе Шекспира "Юлий Цезарь":
На всю страну монаршим криком грянет:
"Пощады нет!" — и спустит псов войны
Уильям Шекспир, "Юлий Цезарь" (действ. 3, явл. 1), перевод М. Зенкевича
"Мир заканчивается слабым смешным криком, взвизгом", как писал Элиот. "Не взрывом, а именно взвизгом". )
– Истину, истину глаголешь [54] .
Они стояли в молчании, глядя на снопы искр, которые, казалось, достигали облаков.
– Так что делаем? – в конце концов спросил Шильке.
– Ничего. Действуем в соответствии с планом. Твой человек спрячет гестаповские дела в их здании, а мой перехватит их во время разрушения. Почти что, как и перед тем.
– Те старые бумажки настолько важны для твоих работодателей? И они поверят, что для их получения необходимы столь значительные силы?
54
В оригинале: "Istinno, istinno gawarisz nam".
– Они важны. А уговорить русских на дополнительную цель не так уже и сложно.
– Возможно, ты и прав. Тогда добавим свою капельку в океан огня.
– Но, в отличие от других, мы сделаем это ради какой-то цели.
Шильке тоже закурил.
– Слушай, я до сих пор не могу взять себя в руки с тех пор, как нам убили Надю.
– Спокойно. Ты так напугал того жандарма, что он наверняка совершит какую-то ошибку.
– Но у нас же нет возможности следить за ним.
– А это уже не наше дело. Жандарм всего лишь выполнял чей-то приказ. А теперь представь себе Колью Кирхоффа, который получает посылочку, содержащую тело расстрелянного перед самой дачей показаний коронного свидетеля и порванный на клочки собственный приказ. О жандарме можно забыть, и Колья уже сам наверняка узнает, кто должен был влепить ему эту пощечину.
Шильке немного расслабился.
– Ну да… Парочка голов окончательно расстанется с телом.
Холмс выбросил окурок.
– Жаль, что ты не видел мину того майора, когда процедил ему: "Мартин Борман". Хорошо еще, что ты не спросил, известно ли ему, кто, в свою очередь, является начальником Бормана.
– А зачем? Каждому немцу это известно, ну а майор не выглядел таким уже придурком, чтобы думать, будто бы сам дед [55] станет этим заниматься.
– Не знаю, придурок он или нет, но в подштанники наверняка наложил.
55
В оригинале: grofaz - grossvater - grandfather.
– Ну ладно. Но мы стоим на месте.
– Не совсем. Ведь у нас имеются материалы дела и список всех занятых в группе упаковщиков. Достаточно добраться до тех, кого отослали на фронт, и спросить, почему они были неудобны.
Шильке прикусил губу.
– Ну, точно.
– Меня же мучает кое-что другое. Где спрятать наши сокровища, когда Фестунг Бреслау начнет распадаться.
– Я тоже об этом думал. Если кого-либо из нас в ходе обмена войск схватят с бриллиантами в кармане. То без вопроса поставят под ближайшую стенку.
– Хмм, это точно. Вот только я понятия не имею, какое убежище выдумать. В голове совершенная пустота.
– А как укроемся мы сами?
– Эту проблему я уже решил. В лагере для польских принудительных работников.
– Господи, да, я немного говорю по-польски, но ведь любой узнает…
– Спокуха! – широко улыбнулся Холмс. – В этом лагере и не такие вещи творятся.
Их беседу прервала странная профессия. Со стороны города, а конкретно: от Фрайхайтсбрюке, близился ряд людей, живьем взятых из "данс макабр" [56] : едва-едва ковыляющие старички, тетки с какими-то свертками на спинах, калеки без рук или без ног. Они шли молча, лишь время от времени поглядывая на противоположный, горящий берег Одера. Их вел пожилой священник с жестким, застывшим словно маска лицом. Когда процессия подошла ближе, Шильке и Холмс услышали его проклятия.
56
Изображения "танца смерти" (danse macabre) были чрезвычайно распространены в Средние Века. Очень любопытно пишет о "данс макабр" Вальдемар Лысяк в книге "Французская тропа" – Прим.перевод.
– Да поглотит адский огонь коменданта Нихофа [57] ! И кой дьявол назначил его командующим? Ведь этот преступник уже уничтожил прекраснейшую памятку христианства. Он уничтожил монастырь на Монте Кассино только лишь затем, чтобы полякам достались одни развалины! Позор! И он уничтожит Бреслау точно так же, как и святой памятник…
Колесо инвалидной коляски какого-то старика застряло в дыре между плитами тротуара. Холмс подскочил, чтобы помочь.
– И кто это? – спросил он при случае, указывая на священника, ведущего странную процессию.
57
См.
Из этой информации видно, что Нихоф (Нихофф) в боях под Монте Кассино не участвовал. Зато значительную роль там сыграл генерал-полковник Юлиус Шлегель, инициировавший эвакуацию монастырской библиотеки (состоящей из приблизительно 1200 документов и книг, включающих в себя манускрипты Цицерона, Горация, Вергилия и Сенеки – похоже, написанные авторами собственноручно - вот и верь потом Педивикии! – прим.перевод.) и других художественных ценностей (включающих в себя работы Тициана, Тинторетто, Гирландайо и Леонардо да Винчи) в Ватикан, чтобы спасти все эти ценности от возможного уничтожения. Кстати, роль польских войск генерала Андерса сильно преувеличена. Да и в книге: какое дело пастору из Бреслау до того, что "полякам достались развалины монастыря"?. О самой битве под Монте Кассино (а их было целых четыре!) можно узнать из той же Википедии. – Прим.перевод.
– Ну… Он немного стукнутый, он…
– Да не бойтесь. Я на него не донесу.
Старичок внимательно поглядел на Холмса. Результат осмотра, похоже, его удовлетворил.
– У него была церковь на Клостерштрассе. В общем, приход его разбомбили. Какой-то пастор из Цимпель согласился нас принять, так что теперь он ведет остатки своих прихожан в безопасное место.
– Правильно. Район Цимпель должен будет остаться целым.
– Как и всякий пастырь, он просто пытается спасти свою отару. Не надо доносить на него.