Побег из Фестунг Бреслау
Шрифт:
– Это как же? Открытым текстом на всех частотах?
Капитан пожал плечами.
– К сожалению, ничем не мог вам помочь. Свяжитесь с командованием крепости. У них точно имеется связь.
– Капитан, а вы знаете, сколько это займет времени?
– Мне весьма жаль, только телефоны артиллерии не могут быть никому предоставлены. – Капитан замялся. – Но здесь имеется нормальный городской телефон, - с издевкой произнес он и указал на висящий на стене аппарат, которым, наверняка, раньше пользовались солдаты, чтобы под присмотром унтер-офицеров переговорить со своими семьями, если те находились в голоде. На столике под аппаратом даже лежала телефонная книжка. – Это все, что я могу для вас сделать.
Он отдал салют, в соответствии с уставом, и ушел, стуча каблуками по брусчатке.
– Ну и сво… - начал Шильке, но замолчал на половине слова. Времени у них оставалось все меньше. – Что делаем?
– Я думаю, - буркнул Холмс.
– Что, пешком, на самую линию фронта?
– Ага, и будем на темную таскаться от роты к роте, спрашивая, а нет ли у них человека, которого мы ищем?
– Хорошо, тогда днем, со всем отрядом. Не забывай, как расправились с Надей. Здесь каждая секунда…
– Я думаю, - прервал его Холмс.
И действительно, какое-то время он молчал, после чего нагло подошел к оперативному столу и снял с него карту с обозначенной линией фронта; положил ее на столике у телефона и начал чего-то разыскивать в телефонной книжке.
– Иди сюда, - сказал он, снимая трубку. – Позвони по вот этому номеру.
– Зачем?
– Это мясная лавка. Судя по адресу, она располагается метрах в пятистах от линии фронта. Самое большее, в километре. Хозяйку зовут Грета Мюллер.
– Парень, да там же никого нет после эвакуации. А если кто и есть, он пердит от страха в подвале.
– Вот именно. Мясная лавка, значит, у них должны быть большие подвалы, следовательно, людей должно быть много. Услышат телефон, кто-то поднимет трубку.
– И что я должен им сказать?
– Разговаривай только с Гретой. Попугай ее. Скажи, что тебе все известно про ее торговлю левым мясом. И что ты ее расстреляешь.
– А если она не торговала левым товаром?
Холмс даже вознес взгляд к бетонному потолку.
– Дитер, Дитер, это же мясная лавка. Торговала, торговала, можешь мне поверить.
Шильке предпочел не комментировать подхода немцев и поляков к одним и тем же вопросам и послушно взял трубку.
– И что ей надо сделать?
– Пускай бежит к первому же встреченному немецкому офицеру и вызовет у него жалость, как угодно.
– И он нам позвонит? – Шильке прикусил губу. – Через линии артиллеристов? Ну да. Тогда не откажут.
Он быстро набрал номер. Ожидая соединения, вновь инстинктивно потянулся за сигаретой и тут же выругал себя в мыслях. Неожиданно в трубке раздался хриплый голос. Кто-то говорил на смеси немецкого и русского языков:
– И чего ты, германец, хочешь, а?
Шильке это настолько застало врасплох, что он инстинктивно ответил:
– Я звоню Грете.
– Грете? – Теперь уже удивлялся русский. – Ага. – Несколько секунд царила тишина. – Грета! Грета! Это муж тебе звонит. Беспокоится.
В трубке был слышен чей-то крик. Женский. Но его прервал сильный удар.
– Это ты Грета? А ну признавайся!
– Нет… - Всхлипывания. – Я Марике.
– Тихий ужас. Как-как?
– Марике.
– Ему скажи, - в трубке раздался шелест. – Муж звонит. О тебе беспокоится.
– Это Марике Эббинг, - какая-то заплаканная женщина крикнула в трубку. – Спасите!!!
Отзвук еще одного удара, визг, плач.
– Ты немец? Спасай нас. Они…
Похоже, трубка упала на пол. Но через какое-то время вновь раздался хриплый голос русского:
– Ты, германец. Можешь не беспокоиться. У нас тут несколько немок. Если среди них имеется твоя Грета, мы о ней позаботимся. Честное комсомольское.
На фоне был слышен пьяный смех и чей-то плач. Шильке положил трубку. Сидевший рядом и до сих пор молчавший техник-связист поднялся, обеспокоенный выражением на лице абверовского капитана.
– Что-то случилось?
– Да. Линия фронта на данной карте уже не соответствует действительности.
Бронеавтомобиль с трудом пробивался через развалины. К счастью, на улице не было крупных завалов, которые бы перекрывали движение, по причине ширины проезжей части кучи камня и кирпича всегда можно было объехать. Не было здесь и смешных баррикад, столь характерных для первых недель обороны. Три месяца боев со всей четкостью показали их полную непригодность на столь обширных пространствах. Пару раз в машину ударили осколки от дальних разрывов. В иррациональном инстинкте все пригибали головы, когда металл скрежетал на броне. Шильке думал о солдатах, движущихся за ними на французском грузовике. Тонюсенькая жесть, закрывающая кузов, могла и не удержать более сильных ударов.
– Ты уверен, что это где-то здесь? – уже не в первый раз спросил он Холмса.
– Скорее всего, так, - спокойно ответил тот. – Мои люди редко ошибаются, если речь идет об идентификации подразделений. В конце концов, это их работа как агентов.
Их задержал какой-то солдат в темной, запыленной форме.
– Куда? – хамски спросил он, не соблюдая принципов устава.
Ватсон не выдержал.
– Пиздуй отсюда и бегом!
Солдат с трудом оторвал взгляд от приваренной спереди батареи центрального отопления, что заменяла им бампер.
– Там за поворотом – уже фронт.
– Какая неожиданность! А я думал, что уже американцы.
– До них, земляк, еще шагать и шагать. И территория непроезжая.
Разозленный Шильке высунул голову из люка. В своей летной куртке с белым шарфом он произвел какое-то впечатление на охраннике, во всяком случае, тот слегка выпрямился.
– Есть здесь капитан Эвальд Лангенау?
– Если жив, то есть. А если убили, то тело далеко еще не оттащили.
– Прикрой хлебало, шутник. А не то я тебя в тюрягу засажу.